До восемнадцати немерено времени. В моём положении полезно гулять. Гуляем. Гуляем. Гуляем. Ещё гуляем…
…Гуляем. Не падаем, гуляем…
«Всё для офиса». Что он сможет использовать по назначению? Чем офисным её можно убить? Пресс-папье? Дыроколом? Надо развивать мысль. Может, он собирается задушить её бумагой для факса? Разбить стекло в шкафу и зарезать её этим стеклом? Просто затолкать в шкаф, запереть и оставить умирать от голода? Гуляем, думаем… А если в сейф? Почему бы ему не затолкать её в сейф? Сейф прочен, не пропускает воздух, закрывается насмерть… Ему нужно будет решить одну маленькую проблему — уговорить её в этот сейф забраться, а дальше — всё.
Я ухватилась за сейф мёртвой хваткой. Я стала раскручивать свою ниточку-зацепочку. Мозг начал подбрасывать вопросы, способные уже на уровне самого вопроса убить моё открытие, но я не обращала внимания на эти провокации. В конце концов, какой смысл сомневаться — ответ-то будет. Положительный или отрицательный. Если отрицательный, значит, надо начинать сначала. Если положительный, тогда что? Пока не знаю. Всё моё оружие при мне — голова, ногти и железная штука, которую подарил Макс, — в порядке возрастания надёжности. Боже (я остановилась), неужели вера в то, что я смогу победить это чудовище, так велика?! Или я от отчаяния окончательно свихнулась? Если долго мучить кролика, он озвереет и сделает что-нибудь ужасное.
Гуляем… И не на кого надеяться. Сработает ли система аварийной тревоги у Макса — неизвестно. Нынешнее преступление по определению отличается от предыдущих. Я собираюсь ОПЕРЕДИТЬ нашего маньяка, а не идти на запах преступления. А это, согласитесь, предполагает новый сценарий развития событий. Было бы неплохо подстраховаться и предупредить Макса, даже запланировать с ним что-то — вдвоём проще. Но как его найти? На Лёвиной даче телефона нет, а мобильными средствами связи мой любимый не оснащён… Что? Любимый?!
Я снова остановилась.
— Вам плохо? — посочувствовали сзади.
— Не очень хорошо, — честно призналась я. — Но вы мне вряд ли поможете. Сзади ещё пытались возразить, но я была глуха к поздним проявлениям чьей-то доброты. Я назвала Макса любимым? Ну, значит, так и есть, если назвала. Так оно и есть… Гуляем…
Я успела отрастить ну очень длинные ногти за время отдыха под крылом Юлии Марковны.
Проникнуть в нутро выставочного центра оказалось не так-то просто. На это, видимо, и рассчитывали назначившие мне свидание. Но я проникла, имея на руках пошлейшее редакционное удостоверение, и меня ещё раз ужаснуло то, насколько обыденно всё происходящее. Допустим, все мужчины страдают отсутствием интуиции, когда дело касается тонких материй. Но здесь же всё гремит, даже стены пропитаны опасностью, здесь слишком много, как в операционной, света, а воздуха мало, страшно остановить взгляд на чём-то, вдруг лопнет, взорвётся!
— Мы открываемся только завтра, — на всякий случай объяснил охранник. — Сегодня простых людей не пускаем.
— Спасибо за комплимент. Где стенд «Всё для офиса»?
Он махнул своей мускулистой рукой. Мне бы сейчас твою силу, товарищ охранник. Кстати, если этот стенд недалеко, я смогу позвать его на помощь. Если, конечно, он не будет к тому времени убит. Появилось робкое желание предупредить о надвигающейся опасности, которое быстро исчезло. Если он мне поверит — немедленно вызовет милицию, и тогда может быть всё что угодно. Моего монстра милиционеры, конечно, вспугнут. Так в кино чаще всего и бывает: в шумихе злодей тихо надевает очки и смешивается с толпой. Да и у меня с милицией не самые лучшие отношения… Объяснять же сложную схему моих расчётов с целью привлечь всех мне в помощь — гиблый номер.
Стенд не порадовал меня разнообразием предлагаемой продукции — чего ж сильно выставляться накануне? Зато порадовал и отсутствием альтернатив сейфу-киллеру. Ничего такого, чем можно было бы убить человека, я не заметила. Правда, и самого сейфа тоже. А главное, я не заметила Ларисы Соломоновны Кац, исполнительницы второй главной роли в сегодняшнем триллере.
Мимо прошла озабоченная дама из числа местных работников.
— Скажите, где я могу видеть сейф?
— Какой сейф? — дама медленно переключилась на мою волну. — Не понимаю, какой сейф вас интересует?
— Обычный сейф, который должен входить в комплект предлагаемых для офиса предметов первой необходимости.
— Зачем вам?
— Очень надо, лучше не спрашивайте. Дайте просто взглянуть. Просто взглянуть.
Она осмотрела меня, поколебалась, потом махнула рукой в сторону укрытого стендом закулисья.
— Там спросите. Там склад крупногабаритных товаров… А вы точно не…
Видимо, она хотела спросить, не стащу ли я чего-нибудь. Хорошо, что не спросила. Осталась стоять, пристально изучая мою спину.
А на складе, естественно, никого не было. И именно тут, ясное дело, должно было свершиться то самое ужасное. Лабиринт разнометражных комнат, заполненных коробками, ящиками, шкафчиками и столами, на которых, как приспущенные бретельки, болтались коробочные обмотки. Света столько, сколько нужно убийце для пряток. И тишина. Только из павильонов доносится весёлый предпраздничный гудёж…
Сейфы я нашла, много разных сейфов. Правда, все они были либо настолько малы, что вместили бы в свой желудок только Чапу, либо плотно запакованы в картон. Как-то не очень верилось, что маньяк сначала займётся распелёныванием сейфа. Хотя, если он здесь работает, то под видом демонстрации последних поступлений — запросто. И приведёт, и картонку снимет, и дверцу откроет, и внутрь заглянуть предложит.
И тут на очередном повороте мне открылась следующая картина. Суровая сейфина полтора на метр, глянцево-чёрная, с приоткрытой золотистой пастью, в которой лежали, нежно поблескивая, наручники… У меня закружилась голова. Я толкнула слоновью сейфодверь, бесчувственной рукой взяла наручники. И ключики рядом зачем-то. Всё настоящее, готовое к употреблению. А чтобы окончательно развеять мои сомнения, из самой глубины сейфа на меня взглянула заботливо развёрнутая «Вечерка» со статьёй о последнем убийстве…
Я стояла над сейфом, держа в вытянутой руке наручники, и всё живое-биологическое-органическое во мне срослось в один дрожащий отупевший комок, в самом центре которого тяжело пульсировала воспалённая сердцевина. Я просто вцементировалась в пол и прилипла к наручникам, а позвоночник мой навеки застыл в этой гарсон-позе, и могла пройти вечность, прежде чем я бы пришла в себя, но тут…
Раздались шаги. Не опасливое цоканье копытец местных администраторш, спешащих туда, где непорядок в хозяйстве. Не безжалостная поступь охранника. Неторопливые, смачные, плотные, довольные шаги Убийцы…
Я задышала ртом, как собака, и закрыла глаза. И я ещё собиралась поразить его насмерть ногтями! Да я не могу даже обернуться и посмотреть на него!
Он миновал комнату с сейфами, на секунду остановился. Боже! Может быть, он не пойдёт дальше? Только бы он не пошёл дальше! Только бы он решил, что дальше ему нечего делать! Что ж я дышу-то, как турбина самолёта?
Естественно, он пошёл дальше. Шаг. Второй. Т-т-третий. Он у меня за спиной.
Я онемела, ослепла, оглохла и умерла раза три подряд, непременно слегка оживая, чтобы снова задохнуться от ужаса.
«…Мне кажется, я его уже не боюсь. Так долго этот человек терзает мой разум, что я привыкла к его присутствию и к боли, которую он причиняет. Мне больно теперь оттого, что я так поздно опомнилась и позволила ему погубить такое количество людей. Всё. Хватит. Теперь моя очередь наступать и терзать…»
Даже цвет стен вокруг как будто бы изменился… Страшно. Страшно. И между лопаток жжёт его взгляд, а может, это просто кожа репетирует выстрел… Он выстрелит? Или метнёт какой-нибудь кинжал? Или…
— Ты так и будешь стоять? У нас мало времени, любимая…
Всё. Конец. Плотины не выдержали. Мир рухнул. Я тоже.
Это был голос Лёвы!!!
Глава 28
Я научилась заново различать предметы только через какое-то время. И уже в его машине. Лёва выкручивал руль, развернув при этом голову на сто восемьдесят градусов. Темно. Окраина. Никого.
Единственное, что я смогла сымитировать в этой дикой ситуации, — это фальшивое удивление:
— Ты водишь машину?
Он посмотрел на меня безумными глазами и не нашёл достойного ответа. Более того, чуть не потерял контроль над автомобилем. Мимо проплыла возмущённая фура, за ней другая, третья. Они сверкали в темноте бортовыми огнями и обдавали нас пенистой дорожной грязью, придавая картинке мира изнутри нашего салона окончательно тоскливый вид.
— Куда мы едем, Лёва?
— Нам нужно срочно убраться из города…
— А почему?
Он снова посмотрел на меня, как вервольф, и столько всего было намешано в этом взгляде, что шансов не осталось. Лёва снова нервно оглянулся, со спутанных волос на его бледную щеку медленно упали капли. (Пота? Дождя?)
— Давай не будем тратить время на объяснения, — прохрипел он, — ты все прекрасно знаешь. Ты все знаешь лучше меня…
Тут во мне проснулся инстинкт самосохранения, и с печальным, но решительным криком я рванула руль в сторону. Лёва крикнул в ответ что-то такое же решительное, мелькнули огоньки фур и тёмные силуэты влажных трав, потом машина клюнула носом в кювет, потом — не помню.
Ещё одно включение. Похабное ощущение дикого похмелья. Голова пляшет и болит при этом, в глотке вата, в желудке горечь. Потом проявилась другая картинка: я снова обнаружила себя в машине. В другой, незнакомой. Я лежала на заднем сиденье, плотно запеленатая в чужую куртку. Я бы даже сказала — связанная чужой курткой. Рядом с моим лицом гулко булькали крупные, запотевшие бутыли.
— Скорее, друг мой, скорее, — говорил с переднего сиденья напряжённый Лёвин затылок.
— Дык спешу, — нервно отвечал ему другой затылок — водительский, незнакомый, сморщенный, украшенный тряпочной кепкой. — Надо было вам милицию ждать! И «скорую»!
— Некогда нам дожидаться, спешим.