— Зато ты умеешь… — неожиданно сказало моё тело. Я в этот момент была занята освобождением, поэтому ответственность за голос на себя не беру.
— Что? — Макс вышел из ступора и повернулся ко мне. (Дура. Пускай бы тарахтел себе, правая рука почти свободна…) Теперь он наверняка поменяет тактику…
— Я тут на днях нашла кое-что на кухне у Юлии Марковны…
— Макс несколько секунд смотрел на меня с выражением горестной тоски, потом вдруг сломался пополам и заржал…
— Ну, милая, не знал, что ты доберёшься и до мусорки… Вот это напор!
Пока он хохотал, роняя лоб на колени, я получила некоторую свободу передвижений и воспользовалась этим. Подгребла под себя бутылку с кефиром…
— Ну да, да… Моя работа… — он налил себе коньяка. — Я рисовал. Заметь, по памяти — талантливо, да?
Сидел как-то, ожидал твоего пробуждения и пачкал бумагу… Не думал, что…
Он снова засмеялся. Выпил, чокаясь с воздухом в моём направлении.
— Ладно. Уж полночь близится, он снова закурил — Так вот. Я мучаюсь, ищу человека, ползаю мыслью в пространстве. И вдруг твой звонок. Я ещё трубку не снял, а уже понял — оно! Ты — человек-зеркало. Тобой можно бомбы обезвреживать, настолько послушный механизм… Вот только с фотографированием у тебя не совпало. Сначала я не собирался собственноручно всё делать — не должен я был всем этим заниматься по задумке… Но если б не моё вмешательство в самом начале, ещё на репетиционной базе у Лагунина, не то чтобы фотографий — тебя бы лишился… Нежный организм, что делать… Так что мне пришлось придумать себе место рядом. Надеюсь, я не очень испортил себе же масть (он подмигнул своему изображению) Что ещё… Естественно, это я организовал вам с Лёвой любовь. Потом Лёва начал мешать, им занялся Рушник, а ты втюрилась в меня. Что я должен был сделать? Отмахнуться? И тем самым лишить тебя, такую бесценную, сна? Да ни за что! За нашу с тобой большую любовь!
Он снова налил, но не выпил.
— А теперь я на финальной прямой. Мне нужно сделать последний шаг — двенадцатый.
Правая рука была свободна… Ничего, мы ещё поборемся. Ему ещё двенадцатый нужен… А это — время. Возможно, он не станет убивать меня сейчас. Какой смысл? Сначала отправится за двенадцатым, а потом придёт ко мне хвастаться, он такой… И вдруг мысль…
— Макс! Как понимать сейф?
Макс молча улыбался.
— Там в сейфе должна была задохнуться банкирша. Близнецы на букву «Л», правильно?
Макс улыбался.
— Ты ошибся, Макс… Символ Близнецов — прямые линии. Она бы не обеспечила тебе прямых линий, задохнувшись в тесном сейфе. Она была бы скрюченная вдвое! Или ты собирался отправить меня срезать с её головы две священные волосинки и вытянуть их на полу?
— Видишь, какая ты умная, — Макс нежно поморгал. — За это я тебя и уважаю, Натаха… Ложноножка была эта банкирша, приманка, ловушка, вот что… Не нужна она мне была ни черта, просто на неё клюнул кое-кто нужный…
— Кто?
— Ты…
Он встал и начал, шаля, раскачивать зеркало.
— Ты мне нужна была, Наташка, только ты и больше никто!
— Зачем? — внутри опять задрожало. Снова нахлынула муть…
— Ну, зачем… — он надул губы. — Странный вопрос. Мы были вместе в горе, должны вместе и радостный момент встретить… Ой, Наташка!!!
Он закружился по комнате, пальцами расчёсывая воздух.
— Ой, Наташка, хорошо-то как! Счастливый я человечишка, Натали! Бывало у тебя такое — что-то хочешь, хочешь, хочешь, и вдруг оно сбывается? Не было? И у меня ещё не было…
— Но, ведь я…
— Ты не только, милая, Лучший Журналист последнего в этом тысячелетии года. Ты ещё и Близнецы, Наташка!
Я слишком часто умирала в мыслях в последнее время. Только благодаря этому я осталась сейчас жива.
— Но… Но меня зовут Натальей… Тебе буква «Л» нужна, Макс, буква «Л»!
— Ты и есть буква «Л», милая!
Глава 30
Он смеялся, как дитя, он был так искренне в своей радости, что при других обстоятельствах я бы посмеялась вместе с ним.
— Ты как Наталья Степанцова — никто, ноль, ты интересуешь в этом звании только своего физика-любовника и своего покойного жениха… Мне была нужна Лора Ленская! Лора Ленская! Лера, Лера Ленская! Я её получил!
Моё положение было очень незавидным. Я рассчитывала на случайную смерть при задержании преступника, это максимум. Но быть его очередной, последней жертвой… Это уж слишком! Стержень внутри меня напрягся и сконцентрировался вокруг бутылки кефира. Остальное тело билось в истерике и покрывалось холодным потом. Максу нравилось моё полумертвое визуальное состояние. Он скакал вокруг дивана, полива меня коньяком и орал что-то туземное.
Ударить я его смогу. Наверное. Пусть только наклонился ко мне. Есть другая проблема — его мрачный телепатический талант… Кто знает, когда Макс решит воспользоваться своим умением. А уж что конкретно это будет — я боялась даже представить. И ещё. Я вдруг отчётливо ощутила, что всё это время, все эти последние трудные недели круглосуточно была под Максовым колпаком. Я ничего не делала сама, мной рулил он. Всегда.
Он всё ещё резвился.
— Отпусти меня, Макс! Я люблю тебя, у нас всё ещё может быть хорошо… — лгала я.
Макс остановился на мгновение, посмотрел на меня с лёгкой тревогой.
— Что ты несёшь? Что у нас может быть хорошо? Ты что, не понимаешь, что я…
Он сделал театральный шаг в мою сторону.
— Тебя!
Ещё шаг.
— Сейчас!
Шаг.
— Убью!
— Как? — чужой голос во мне, не контролируемый моим измочаленным телом, был сух.
— В смысле? — Макс остановился в позе Серого Волка. — Как у меня поднимется рука?
— Нет. В смысле — каков будет ритуал, кто совершит это убийство, если не ты, кто выложит из кусочков моего мёртвого тела символ Близнецов? Расскажи, мне интересно.
Боги, что я несу? Зачем я злю его? Пальцы дрожат, в мокрой руке томится орудие защиты — бутылка кефира… Это не может быть реальностью! Это мой очередной токсикозный сон!
Он посмотрел с опасным интересом, и вдруг зрачки его расширились и втянули в себя воздух вокруг и содержимое моих клеток. Это было странное и страшное чувство, и выйти победителем из этой борьбы было невозможно. Или возможно в том случае, когда в клетках пустота и ты ровным счётом ничего не теряешь. Это был мой случай. Где в данную минуту концентрировались пять граммов моего последнего разума, я так и не поняла. Но не в голове и в её окрестностях. Макс высосал из меня всю возможную информацию, лишил сил на три года вперёд, но он так и не заметил во мне признаков идей и надежд на спасение.
Это его успокоило. Настолько, что он даже не стал проверять ремни. И славно. На руках ремней уже не было. А ударить сейчас я бы не смогла из-за отсутствия соков…
— Я убью тебя по всем правилам. С нежностью. С прощальным взмахом платка в твой адрес. Всё будет красиво, я продумал заранее. Дошлифовывать не придётся… Смотри. Это — для тебя!
Далее произошло нечто нереальное. Он склонил голову набок, на затылке его образовались морщины от напряжения, и вдруг безжизненно висевшее перед ним зеркальное полотно дрогнуло и двинулось вверх!
Огромное, многокилограммовое зеркало!
Оно тяжело вибрировало в воздухе, прогибалось и хрустело, но не падало! От незначительных изменений градуса наклона оно отражало то свет случайных лампочек, то искристые осколки внизу. Эта игра света одурманивала и сводила с ума. Потом вдруг зеркальное полотно резко спикировало вниз и было встречено на середине пути Максовой ногой. Звон! Грохот! Начался ирреальный кошмар! Зеркало суицидно билось в воздухе, а Макс громил его стульями, вазами, каминными щипцами, всем, что попадалось под руку! И всё время играла эта дикая музыка! Я снова потеряла контроль над собой, орала, рыдала, несла чушь, молила о пощаде и пришла в себя только от зубодробильного визга перетаскиваемого по паркету дивана.
Перетаскивал Макс. Перетаскивал диван со мной, пыхтел, примерялся. Я долго не могла понять к чему. И только когда Макс удовлетворённо отряхнул ладони и закурил, взглядом лаская потолок, я сориентировалась.
Ровнёхонько надо мной, тонко сверкая рваными гранями, болталось зеркало-гильотина! От него остался только тяжёлый хребет с неровными полуметровыми осколками-клыками.
— Сколько здесь? — Макс прикрыл один глаз, прикидывая высоту потолков. — Метров пять-шесть? Представляешь, как здорово будет лететь?
Живодёр! Убийца! Изверг! Я скорчилась на своей лежанке, до хруста представляя, как эти зубы врезаются в мою голову, шею, живот, где уже пульсирует другой человек…
— Ох, и сволочь же ты, — прохрипело моё смелое второе я.
Макс даже не заметил. Он ощупывал взглядом шов, соединяющий зеркальное лезвие с потолком, и глаза его наливались чернотой.
— Можно было, конечно, убить тебя пишущей машинкой или компьютером… Или заставить тебя съесть все твои материалы… Но я нуждаюсь в ярком зрелище, мне неприятна банальность… Журналист — зеркало общества, правда? Зеркальное отображение, отражение и искривление… Понимаешь, что я хочу этим сказать?.. Остаётся надеяться, что тебя разрубит пополам… Мне нужны две твои ровные, красивые половинки, тогда ничего трогать не нужно будет… Я только сфотографирую, ты не против? И потом подброшу Инге Васильевне… У нас был только секс, никакой любви, ты не ревнуешь, нет?.. Подумать только — маньяк убил саму Лору Ленскую! Это будет фурор!
Он бормотал всё глуше, смотрел всё нежнее, и я поняла, что есть только миг… Сейчас небо рухнет и всё закончится…
Крысы! Крысы! Крысы! Крысы! Крысы! — взорвалась последняя живая мысль в моей голове… Крысы!
— Констанция! — закричала я из последних сил. — Констанция!!!
Макс отвлёкся на секунду. Что он думал, глядя на меня с брезгливым удивлением, я так никогда и не узнаю… Решил, что девка, которая перед смертью видит себя рядом с д’Артаньяном, — конченая…
— Констанция!!!
Он приготовился сказать что-то, искрящееся юмором, как вдруг случилось то самое!