В понедельник, сдав Лёве экзамен на внешний вид, поехала в редакцию. Мы все вместе поехали. Макс беспардонно зевал и таращил глаза на дорогу.
— Простите, шеф, — он нежно смотрел на нас в зеркало, — имел сегодня ночь любви с одной блондинкой… Тоже главный редактор… Так она, знаете…
— Смотри на дорогу, — сухо перебил его Лёва.
Макс громко вздохнул.
В редакции меня уже ожидал редактор Рушник. Он сидел на диване рядом со столом секретарши Лены. Судя по всему, говорили обо мне.
— Приветствую, Лев Петрович, — Рушник вскочил и тут же согнулся в поклоне. — Вот, жду вашу Наташеньку. Хочу предложить ей новый адрес вместо того, прежнего… Наташенька (смотрит на меня неспокойными розовыми глазами), простите великодушно. Кто ж знал, что нашу «звезду… зверски, так сказать, убьют…
— Лена, почту и все материалы мне в кабинет, — Лёва был сосредоточен и задумчив. — А вы, Николай Игоревич, не стесняйтесь, учите Наташу. Все ей объясните. И, пожалуйста, не задерживайте с выездом. В четырнадцать ноль-ноль я пришлю за Наташей машину. Хочу, чтобы она была подготовлена…
Он прошёл мимо сморщенного Рушника, у самой двери обернулся и посмотрел на невыносимо прекрасную Лену в неизменном мини.
— И вот что, Лена… Не забудьте предупредить принимающую сторону о выезде наших сотрудников… Не заставляйте меня увольнять вас.
Лена вежливо кивнула и метнула в меня взгляд, полный ненависти. Совсем зря, ведь я не жаловалась Лёве на неё. Хотя, конечно, могла.
Рушник нервно подвинул мне стул, сам примостился на столе рядом. Эта поза показалась ему, видимо, слишком вольной. Он сполз вниз и пристроился у меня за спиной, шумно дыша перегаром.
— Хотите ли кофе, чаю?
Я отрицательно покачала головой. Мне хотелось поскорей убраться из этого кабинета, увешанного фотографиями розовоглазого хозяина. Рушник и фотомодели, Рушник и спортсмены, Рушник и президенты… Николай Игоревич всюду выглядел румяно и затравленно… Ба! Рушник и Андрей Лагунин! Редактор перехватил мой взгляд.
— Да, да, — с горечью запричитал он. — Великий был человек, гениальный до мозга костей. Певец времени… Такая утрата!
Я попросила его поторопиться.
— Конечно-конечно, — засуетился Рушник и стал искать заявки. Бумаг было много, нужные не находились. Рушник заметно нервничал и постоянно потел. В конце концов, он вручил мне увесистую папку.
— Здесь план по интервью на ближайшие полгода. Ознакомьтесь дома, в спокойной обстановке… Мы решили доверить целую колонку вам…
— Спасибо, но я…
— О нет, не спорьте… Я уверен, у вас получится…
И он так долго корчился в комплиментах, что меня это стало раздражать. Наконец — со спокойной совестью — Николай Игоревич приступил к объяснению задачи.
Сегодня мне предстояло поехать в гости к заслуженной учительнице, мастеру своего дела (я удивилась тому, насколько «незвёздная» была эта «звезда»), второй маме миллионов ребятишек, и поговорить с ней о простом счастье, о мужчинах, которых она встречала на своём пути, о современных детях. Было бы неплохо, если бы она дала несколько практических советов начинающим мамам и т. д. Таким образом, мы откроем цикл «Герои уходящего века», «Человеки года», «Лучшие из равных»… То есть должны были открыть интервью с Лагуниным, но случилась такая неприятность… Поэтому пускай будет Лучший Учитель, а дальше — больше…
— Поразительная, гениальная женщина! — Рушник ткнул в одну из фотографий на стене. Там рядом со сморщенным Николаем Игоревичем стояла высокая женщина с многотонной причёской. Я таких учителей хорошо помню. Всё моё детство было омрачено вмешательством наставниц с такими причёсками. Они не наставницами были, по сути, а трактористками от педагогики. Катались по нашим детским мозжечкам туда-сюда, громыхали зычными голосами сказки о Ленине, с корнем выдирали серьги и желание учиться… Но эта тётка должна быть другой. Иначе с чего это ей называться Лучшей Учительницей?
Фотографа мне собирались выделить, но я отказалась. Всё-таки мы ехали сначала в «Вечерку» за гонораром. Фотографу совершенно незачем было знать это… Выпросила «мыльницу». Мне просто не хотелось разочаровывать Макса. И, потом, я надеялась взглянуть на блондинку-редакторшу и понять, врал Макс сегодня утром в машине или нет.
Поэтому мне пришлось соврать сначала Лёве, потом Лене, что ехать необходимо с Максом и без фотографа… Лёва был так занят телефоном, что не обратил никакого внимания на мою активность. А Лена была искренне рада поспособствовать разрушению моего семейного счастья — ей, конечно, казалось, что оно рушится. Я часто общалась с Максом… А то, что за Максом закрепилась репутация главного развратника, было понятно невооружённым глазом.
Вот и «Вечерка». Макс кудряво постучал, приоткрыл дверь и заглянул внутрь:
— Можно, Инга Васильевна?
Вслед за ним вошла я и ещё раз поразилась холёной красоте главного редактора. Инга Васильевна что-то писала, держа сигарету красными ногтями.
— Входите, садитесь, — спокойно предложила она, не отрываясь от бумаги.
— Мы за гонораром, Инга Васильевна, — игриво напомнил Макс. — Нам бы получить по заслугам.
— Получите, получите, — Инга Васильевна неторопливо спрятала бумагу в стол. Вскинула прозрачные голубые глаза. — Получите на втором этаже, в бухгалтерии…
— Понял, — Макс, несколько озадаченный, приподнялся, встала и я. — Мы пошли?
— Идите, — Инга Васильевна потянулась к телефону и набрала номер. Потом повесила трубку и окликнула: — Лора!
От неожиданности я обернулась. Ну да. Лора — это ведь я, что тут странного.
— Я заинтересована в нашем сотрудничестве, Лора, — она смотрела на меня с улыбкой. — Мы ждём вас и ваши материалы. Продолжайте в том же духе, не меняйте тему…
— Ну, это уж как получится, — развела я руками, пытаясь пошутить.
Инга Васильевна ещё раз улыбнулась только мне одной и снова сняла трубку.
Когда мы вышли в коридор, Макс прижал меня к стене и зашептал горячо:
— Слушай, мать, дуй в бухгалтерию, получи деньги и подожди меня где-нибудь, ладно? Я вернусь, договорю… Приглашу человека на кофе… Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, — оттолкнула я его. — Ты тоже пойми. Через полчаса нас ждут в школе. Обманывать детей нехорошо…
— Да брось ты, — Макс нетерпеливо посмотрел на дверь. — Я за двадцать минут управлюсь… Таймер включён, часы тикают… Ты же знаешь, я всегда в первых рядах…
И он исчез в кабинете Инги Васильевны.
Я поднялась на второй этаж, долго что-то объясняла бухгалтеру — у меня, видите ли, документы с другой фамилией. В конце концов, получила гонорар и пошла шататься по коридорам. Народ бегал, задевал меня локтями. Несколько раз со мной хотели познакомиться разные журналисты мужского пола. Но я не обращала на них внимания. Мысли мои были в школе, я прокручивала варианты вопросов и ответов и боялась опоздать.
Макс появился ровно через двадцать пять минут, причём вышел он не из кабинета, а из-за угла в коридоре.
— Ну! — заорал он весело. — Где ты ходишь, член-корреспондент? Я тебя ищу-ищу!
Всю дорогу он насвистывал «Сердце красавицы». Я посматривала на часы. К трём не успевали.
— Да ладно, — утешал меня Макс, — тут езды всего-то минут семь. Ничего с твоей училкой не станет, переживёт… Боже, какая женщина! (я испугалась неожиданности перехода. Решила, что это он об учительнице говорит — со страстью и полустоном…) Какая женщина! Женюсь!
— Что-то не очень она обрадовалась твоему приходу, — вспомнила я.
— Сдерживала себя, — компетентно пояснил Макс. — Сдерживалась, стеснялась при посторонних.
Мы затормозили у входа в школу в пятнадцать ноль-восемь. Спешили, но я успела рассмотреть то, что в заявке было названо «школой». Здание красного кирпича, стилизовано под замок, башенки, зимний сад, веранды, стоянка для авто. Моя школа выглядела иначе.
Я помчалась вперёд, Макс, набрасывая на плечо сумку с диктофоном и фотоаппаратом, следом. Учеников не было. Макс на бегу крикнул вахтёрше:
— Что? Карантин?
— Олимпиада! — резво отозвалась вахтёрша.
«Бронислава Брониславовна Брочек, всю жизнь посвятила воспитанию чужих детей»… Я наспех восстанавливала в мозгу информацию с листка-досье. «Защищает с трибуны права молодёжи, много печатается в прессе, ведёт активную общественную жизнь…»
Мы галопом поднялись на второй этаж и влетели в учительскую. Там в разных позах сидели немногочисленные преподаватели, явно тосковавшие от неожиданной форточки. Наш приход страшно обрадовал их. В этот раз стерва Лена, похоже, предупредила о приезде.
— Здравствуйте, подскажите, как нам найти Брониславу Брониславовну…
— Брочек? Вы знаете, она поднялась к себе в кабинет, — педагоги зашевелились. — Проводит воспитательную беседу. Вы присаживайтесь, подождите. Она вот-вот закончит.
— Что, двоечника какого-нибудь песочит? — предположил Макс. — Не может быть, чтобы не песочила. Чем больше опыт, тем сильнее желание песочить… Вы со мной согласны, мисс? Как ваша фамилия? Макаренко? Корчак?
Он уже работал на двух практиканточек в первом ряду. Практиканточки прикрывали мордочки пальчиками и игриво хихикали. Макс блистал на полную катушку.
— Ну, в общем вы правы, — отозвался откуда-то с галёрки потёртый учитель в тяжёлых очках. — Песочит двоечника… Хотя я лично не одобряю её методы работы с детьми…
— Юлиан Абрамович! — зашипели на него со всех сторон. — Что вы такое говорите! Это же пресса!
— Вот именно, пресса! Пускай знают! Я не одобряю методы Брониславы Брониславовны. Я и ей говорил в лицо. Её методы преступны!..
— Юлиан Абрамович! Как вы можете!!!
— Отчего же? — Макс присел на стол к практиканточкам. — Мы за правду-матку. Дайте возможность Юлиану Абрамовичу проявить гражданскую активность… Девчонки, любите проявлять активность?
Я схватила своего компаньона за колено и поволокла прочь. Он улыбался, делал практиканточкам знаки и элегантно отбрыкивался от меня.
— Вот что! — зашипел он в коридоре, больно ткнув пальцем мне в ключицу. — Не сметь мешать мне радоваться жизни, ясно? Повтори!