Каждый из присутствующих взял крохотную, не более грамма, щепотку, пожевал ее и проглотил. Исходя из принципа «делай как я», не уклонился от процедуры и Макс. Ничего из ряда вон выходящего он в себе вроде не ощутил, но впервые смог вынести двухчасовую медитацию без скуки и отвлечений на сторонние мысли, в том числе о работе. По завершении медитации, пока все прощались, Макс для своей консультации наведался в отдельную загородку лагеря, где обитал Римпоче. Учитель его уже ждал.
При нем был переводчик, который и открыл аудиенцию.
— Римпоче хочет знать, чего ты ищешь и может ли он тебе помочь, — сказал он.
— Ничего я особо не ищу, — честно признался Макс. — Просто иногда недоумеваю, откуда в мире столько насилия и ненависти и так много людей страдает.
Выслушав перевод, Римпоче помедлил и ответил:
— Ты просто люби всех, как если бы они были твои дети. Так ты придешь к пониманию. То, что видится тебе как насилие и ненависть, на самом деле не более чем дурные детские шалости. Это поведение не навсегда, оно неминуемо пройдет.
Римпоче презентовал Максу свою фотографию и визитку, чтобы он мог ему писать, если в будущем появятся вопросы. Мудрец поблагодарил за помощь и удалился к себе в палатку паковать вещи в дорогу.
Макс направился в лагерь, а по пути вдруг ощутил в себе некое странное, исподволь растущее сознавание. Как будто бы деревья и кусты вокруг обрели ощутимую живость, какой он раньше в них не замечал. Связь ощущалась и с камнями, и с дорожкой, по которой он ступал.
Ощущение было непередаваемо странным, но приятным, как будто бы все границы, отмежевывающие Макса от остального мира, вдруг стали понемногу размываться.
«Что это? Неужто самадхи?» — изумленно подумал он.
Пока он отсутствовал, Грэйс уже свернула палатку.
— Я все упаковала, — доложила она. — Осталось подогнать машину. У нас на все про все сорок минут, если хотим успеть на рейс. Давай-ка шевелись!
Бойкие инструкции вывели Макса из надвинувшегося было фокуса сознавания. Он пошел выполнять распоряжение жены.
Уже сидя на самолете, следующем из Вайоминга в Калифорнию, Макс достал визитку Римпоче.
В окружении изящного орнамента там значилось: «Бирюзовый монастырь Ксан Непал».
А ниже: «Римпоче Гуатма Чиба».
В тот первый вечер в ашраме Макс, собственно, не придал значения объявлению Агаты, что вместо Тулку Ханки с ними будет Тулку Чиба. Теперь же, созерцая это имя, он с отрешенной ясностью понял, что Римпоче — один из тех Двенадцати.
Он откинулся в кресле, какое-то время сидел, закрыв глаза, потом повернулся к жене и буквально выдохнул из себя:
— Боже мой, Грэйс! Римпоче — один из Двенадцати!
— Двена-адцать, трина-адцать, — на манер детской считалки пропела она. — Ты о чем?
— Помнишь двенадцать имен? Ну, те, которые явились мне, когда я ребенком чуть не умер! — пояснил он, раздражаясь от ее непонятливости.
— А, ты опять про то, — скучливо вспомнила Грэйс. — Я думала, ты от этого уже отошел за давностью лет. Первые четверо тебе, помнится, уже встречались, но ведь ты потом поставил на них крест. Ни толку, ни проку, ни связи в этой великолепной четверке. Сам же говорил!..
— Говорил. Но ведь это все меняет! Ты глянь: Рим-по-че. Один из тех Двенадцати, буква в букву! — воскликнул он взволнованно. — Может, я бросил поиск чересчур рано!
Грэйс, раздражая мужа еще сильней, поправила шейный валик, который неизменно брала с собой в полет, и напялила светонепроницаемые очки.
— Умничка, умничка Максик, — проворковала она. — Что-то я за ночь совсем не выспалась. Наверстать, что ли? — Грэйс погладила мужа по колену. — Дома все расскажешь.
Макс лишь сердито на нее зыркнул, после чего попробовал читать газету. Хотя какое тут чтение. Голову бередили мысли о Римпоче и негаданном возвращении Двенадцати в его жизнь. Он попробовал расслабиться, восстановить то состояние, в которое сегодня невзначай вошел.
Через некоторое время окружающее пространство вновь будто расширилось, проглянули нити, связующие меж собой одушевленное и неодушевленное. Впрочем, одушевленным, то есть осмысленным, дышащим жизнью и сознанием, было все, даже типографский шрифт в газете.
Все негативное отсеялось, оставив место лишь любви и состраданию. В разделе криминальной хроники сообщалось об изнасиловании какой-то девочки-подростка. Чувство сострадания распространялось не только на девочку, но даже на ни в чем не повинную краску, оскверненную этим сообщением.
Она словно онемела от тех слов, которые несмываемо были на ней пропечатаны. Единственный для нее выход теперь состоял в ожидании того, пока бумага разлезется. Только так схлынет весь этот ужас.
В этом состоянии Максу и открылась цель его жизни. Ему действительно суждено неустанно разыскивать этих Двенадцать. Как, зачем — неизвестно. Равно как и то, каким образом они между собой взаимосвязаны.
Ясно главное: их надо найти.
Глава 19Китайский Сан
1996–2001 годы
«МАКСимум продакшнс» продолжал процветать, причем настолько, что у Макса уже не было необходимости контролировать все дела лично. Поэтому он вскоре перебрался в Виргинию, в поместье мечты драгоценной супруги.
Саммит Фармз был построен семейством Дюпонов в девятьсот восьмом году, примерно в то же время, когда они купили и отреставрировали усадьбу Джеймса Мэдисона в Монпелье. Саммит Фармз был, пожалуй, даже крупнее — громадный трехэтажный особняк в традиционно южном стиле, с массивными колоннами вдоль фронтона.
В свое время он считался одним из красивейших домов по всей стране, а уж выстроен, надо сказать, оказался на совесть: стены в метр толщиной, мощный купол по центру. Чего стоила одна библиотека в два этажа, площадью тысяча метров. Макс переделал ее под кабинет. У Грэйс тоже было отдельное крыло, а еще пять гостевых спален и перестроенное помещение для слуг на третьем этаже.
В цокольном этаже располагалась роскошная бильярдная, винный погреб, мойка и огромная кухня, по старинной моде оборудованная специальным лифтом и системой шкивов для подачи еды наверх в столовые, по выбору хозяев.
Была еще необъятная, во все три этажа, бальная зала, где свободно, не толкаясь локтями, могло единовременно вальсировать до двух сотен пар, а над танцевальной площадкой крепились балконы для музыкантов.
Максу дом нравился, Грэйс же в нем души не чаяла. Чтобы ей жилось спокойно, собственность он оформил на нее. Уж тут-то Грэйс развернулась. На аукционах, в том числе «Сотбис» и «Кристи», она скупала настоящие старинные люстры, антиквариат и ковры, мебель и статуи, картины и безделушки, которые, по ее мнению, естественно оттеняли красоту дома.
Друзья Макса будто бы невзначай замечали, что для двоих дом вроде как великоват, но тот давал понять, что ему просто нравится делать приятное, а у жены есть какой-никакой выход эстетическому творчеству. В планы Грэйс входило превратить выгон площадью две сотни акров в виноградник. Думала она преобразовать и бывшую каретную, переделать ее в полноценное офисное здание, укрепить мост через речку, соединив его с загородным шоссе. Пусть лишняя миля, зато оттуда въезд в поместье красиво смотрится. Жена хотела перестроить некоторые амбары и вообще хозяйственные постройки, оборудовать современную площадку для скаковых лошадей, а там, где сейчас перед дальним лесом раскинулось кукурузное поле, сделать искусственное озеро акра на три.
— Неплохой будет фэн-шуй, — сказала она Максу.
Ему оставалось лишь озадаченно хмыкнуть и подписать счета. Дом превращался в настоящий балаган, в нем постоянно толклись какие-то люди.
Макс предпочитал уединяться у себя в библиотеке, сосредотачиваясь на бизнес-проектах. Иногда он вырывался поиграть поблизости в гольф. При тамошнем элитном гольф-клубе была своя мини-гостиница с номерами люкс, а также очень изысканный, едва ли не лучший в округе ресторан для истинных гурманов. Правда, тамошнее обслуживание казалось Максу медлительным, а стиль — вычурным. Он довольствовался клубным баром, где еду подавали, в сущности, ту же, только без помпезности.
Макс выработал в себе склонность разбираться с делами проворнее. Кстати, клуб и для этого годился лучше некуда. Народа здесь было не много. Он приезжал под вечер, после работы, и за пару часов, а то и быстрее успевал сделать игру.
Гольф ему нравился, но отчего-то стал досаждать вещизм жены, обуявший ее вконец. Макса нет-нет да и донимала мысль: может, он и своим членством в элитном гольф-клубе больше тешит ее, чем свое самолюбие? Вообще с недавних пор он с трудом себя узнавал.
В голову вновь проникали мысли о жизненных приоритетах. Каковы они? И для чего существует он сам? Неужто лишь для того, чтобы созидать богатство и обеспечивать роскошный стиль жизни Грэйс?
Он все чаще и дольше задумывался над возможным ответом и при этом неустанно выискивал для себя новые возможности, подчас сопряженные с риском.
Один такой шанс явился в форме перспективного бизнеса, через обращение к Майку Гэллоуэю.
Этот человек был тем новатором, который в девяносто девятом году создал первую электронную книгу — устройство, вмещающее в себя десятки романов, сотни газет и журналов, позволяя читателям в легкой и доступной форме брать с собой нужный объем материалов куда угодно. Вокруг новшества тут же поднялась грандиозная рекламная шумиха. Мол, данное устройство способно в будущем изменить саму природу книгоиздания и обеспечить первым инвесторам миллиардные прибыли.
Как следствие, Макс одним из первых вложил деньги в это дело и постепенно сдружился с Майком, гениальным эксцентриком со множеством увлечений, таких, например, как гонки на болидах. Макс даже начал летать в калифорнийский Пало Альто специально затем, чтобы поболеть за Майка на гонках.
На одном из светских раутов к ним подошел молодой инвестор Сим Пак, китаец из Ванкувера, специально прилетевший для знакомства. Они вместе пошли на трек, где за время заездов гость успел рассказать, что его фирма раскручивает новые издательские и кинопроекты в Китае. Он был не прочь обзавестись правами на производство там электронной книги.