Макс слегка напрягся. На пенсию с таких должностей вроде как не уходят.
Через несколько минут в трубке послышался вежливый мужской голос:
— Я очень сожалею, но господин Махар вот уж восемнадцать лет как нас покинул. В смысле, ушел из жизни. Он был мне хорошим другом. Под его началом я проработал почти двадцать лет. Мне его по-прежнему очень не хватает.
Макса будто шарахнуло молнией. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова, ему хотелось отдышаться.
«Как такое может быть?! — стучало в его голове. — Ведь собраться должны все Двенадцать! Что теперь?!»
Смотритель помолчал и неожиданно спросил:
— Вы, видимо, его друг из США?
Мало-мальски восстановив дар речи, Макс объяснил, что с Б. Н. они познакомились в семьдесят втором году, когда у них в музее проходили съемки.
— Он нам очень помог тогда в получении разрешения, — откровенничал Макс. — Даже познакомил меня со всей семьей, и мы все вместе провели прекрасный вечер.
«Со всей семьей… Семья!» Макса словно прошило, в душе робко забрезжило что-то похожее на надежду.
— Вы, случайно, не знаете, как бы я мог с ними связаться? — ухватился он. — Мне очень надо переговорить с его братом или хоть с кем-нибудь из родственников!
Смотритель подумал и ответил:
— Я и не знаю, жив ли кто-нибудь из его братьев. Но у него было две дочери и несколько внуков. Они, по-моему, все еще живут в том доме, за городом. Если хотите, могу вам дать номер их телефона.
Макс записал номер и не мешкая набрал его. Имя дочери он вспомнил, как только она взяла трубку.
Это была именно она, Шилпа. Трудно не запомнить этот нежный голос с игривой смешинкой.
— А мы вас по-прежнему иной раз вспоминаем, — приветливо сказала она. — Я тогда еще в школу начала ходить, а вы были первый белый человек, которого я увидела. Отец всегда рассказывал о вас с таким теплом!..
Макс исподволь почувствовал, что она что-то вспомнила.
— Знаете, перед тем как умереть, он кое-что мне передал и сказал, что вам оно, возможно, когда-нибудь пригодится. Вы даже сами об этом попросите.
Несмотря на взъерошенное состояние, Макс удивился.
— Да? И что же это?
— Книга, — ответила Шилпа. — Но он сказал, чтобы вы обязательно приехали забрать ее сами. Отец мне наказывал: «Если этот человек когда-нибудь позвонит, то извинись перед ним за то, что у меня не получилось дождаться его в человеческом облике». Он еще много чего сказал, в том числе и то, что в самой передаче книги есть определенные сложности. А объяснить вам все он просил лишь тогда, когда вы сюда приедете, если только того захотите.
Загадка на загадке. Впрочем, везде, где есть надежда, за нее надо цепляться.
— Я обязательно приеду, — поспешил заверить Макс. — Причем безотлагательно. Будет очень приятно снова увидеться и с тобой, и со всей семьей. Кстати, твой дядя, который преподавал в университете, — он жив?
— Дядя Гупта? — переспросила Шилпа. — Он, как всегда, в добром здравии. Ему уже под девяносто, но ум у него чистый и яркий. Он был со мной у одра отца и, наверное, тоже сможет вам что-нибудь рассказать.
— Я прилечу прямо на этой неделе и сразу к вам, — сказал Макс. — Тогда обстоятельно обо всем и поговорим.
По окончании разговора Макс устало сел и задумался, как же теперь быть. Как собрать воедино Двенадцать? Ведь в наличии только одиннадцать.
Глава 27Садх Махар
Июнь 2012 года
Уже через четыре дня Макс прилетел в Дели.
За те сорок лет, что его здесь не было, аэропорт успел разрастись вдвое. Дорога по-прежнему изобиловала велосипедами, рикшами, ишаками, коровами и пешеходами с тюками на голове, но основное место на ней все же занимали машины, грузовики и автобусы. Они курсировали из аэропорта в город чуть ли не по модерновой четырехполосной автостраде.
Первую ночь Макс провел в «Тадж-Махале», ничуть не уступающем по уровню любому пятизвездочному отелю, в каком ему доводилось останавливаться. Назавтра он заказал такси, которое должно было отвезти его в пригород, где Макс собирался остановиться в гостях у дочери Б. Н. и всей его родни.
Дорогу в пригород он толком не помнил, так как проезжал по ней только раз, причем в темноте, не говоря уже о том, когда это было. Тем не менее с каждой милей у Макса крепло ощущение, что он движется не иначе как в машине времени. На месте же картина воскресла окончательно: те же улочки, торговцы и лавчонки, где продается все, от воды до фруктов и сладостей, скобяных изделий и электронных игрушек.
Так же, как тогда, кругом играла ребятня и дефилировали с кувшинами на головах девочки-подростки, набравшие воду из неустанно льющейся струи родника. В общем, все без изменений.
Подойдя к знакомому двору, Макс обратил внимание на то, что стены дома недавно выкрашены, а веранда, уставленная стульями и скамьями, выглядит несколько по-иному. Зато внутри дома обстановка осталась без изменений — и кухня, и полки с книгами в комнате, которую Б. Н. считал своим кабинетом.
Макс стоял и разглядывал корешки книг, когда в комнату с приветливой улыбкой вошла Шилпа.
— У нас для вас праздничный обед, — с порога объявила она. — Скоро все будут в сборе. Получается, неспроста вы нагрянули именно сегодня. У нас нынче и праздник, и священный день поминовения. Мой дядя уверен, что это не простое совпадение.
Вскорости собралась родня, и все переместились на веранду.
За обедом Макс обратил внимание на семнадцатилетнего сына Шилпы, которого все звали Садх. У юноши было что-то вроде синдрома Дауна, редкий умственный дефект, из-за которого сознание у него замерло на уровне трехлетнего ребенка и уже не развивалось. Он мог следовать сторонним указаниям и что-то нечленораздельно произносить, но не умел строить внятные предложения и даже фразы.
Звуки парень издавал бойко и зычно, очевидно не контролируя уровня громкости или того эффекта, который они оказывали на окружающих. При этом он был очень крепок, так что работник в поле из него вышел вполне приличный. От постоянных физических нагрузок руки, грудь и плечи Садха смотрелись почти как у взрослого, во всяком случае, куда внушительней, чем у его сверстников.
Его огромные темно-карие глаза искрами вспыхивали в лучах дневного света. С лица юноши не сходила улыбка. Приветствуя Макса, он стиснул его так, что тот поперхнулся. Шилпа аккуратным движением отвела сына в сторону.
— Он у меня очень сильный, но такой нежный! — улыбнулась женщина. — Мухи не обидит. Любит всех, а уж в животных вообще души не чает, любую зверушку готов обласкать. Нам мальчик, понятно, в радость, а не в обузу, хотя, конечно, порой приходится держать ухо востро. Без присмотра его оставлять нельзя.
В глазах женщины, вопреки ожиданию, читалась не печаль, а исключительно любовь.
Максу приглянулся Садх, который точно так же привязался к гостю. Он то и дело подносил ему что-нибудь вкусненькое, при этом подходил почти вплотную и не мигая смотрел ему в глаза. Та неотступность и пристальность, с какой он это делал, несколько смущала Макса, но при этом он чувствовал странную непостижимую внутреннюю связь с сыном Шилпы. Безоговорочная, по-детски серьезная любовь, которой лучились огромные глаза парня, отражалась в душе теплом и доверием. Неожиданно для себя Макс отвечал взглядом на взгляд и замирал как завороженный.
После обеда Шилпа с дядей Гуптой повели Макса в кабинет Б. Н., всегда служивший в семье местом собрания ученых людей. Полки прогибались под тяжестью фолиантов и карт, на столах кипами лежали эскизы, чертежи и рисунки. Были здесь и раритетные манускрипты, некоторые весьма почтенного возраста, по большей части с рисунками. Все это составляло драгоценное достояние Махаров — семейства, славного своей ученостью.
Первым заговорил Гупта, которому до девяноста оставалось менее одного года.
— Мы ждем тебя уже давно, — открыл он. — Скоро восемнадцать лет, как умер от рака мой племянник, мой Б. Н., которому не было еще и пятидесяти. Последние свои месяцы он провел здесь, в этой самой комнате, куда мы ему поставили койку. Насколько тебе известно, он любил книги. Последние годы своей земной жизни Брама изучал древние тексты Упанишад, составляющих основу наших священных индуистских традиций и верований.
Гупта протянул Максу розовую общую тетрадь с красивым эстампом: горы, деревья и ручей.
— Б. Н. до последнего дня вел свои записи. В день смерти он передал их нам с Шилпой и велел беречь, потому что наступит день, когда некто начнет его разыскивать. Тому человеку и надлежит отдать тетрадь. Мне кажется, что это ты и есть. Сам Б. Н. этого не говорил, но за последние семнадцать лет им никто не интересовался. У меня нет причин думать, что на свете есть еще кто-то, чьего появления стоит ждать.
Макс осторожно принял тетрадь, не зная, открывать ее сейчас или нет.
Пока он стоял в нерешительности, заговорила Шилпа:
— Все то время я находилась рядом с отцом, ухаживала за ним, когда он угасал от недуга. Мы еще сильнее сблизились. Ведь с кончиной матери я была ему самой близкой из женщин. Как раз тогда я вынашивала первого ребенка, и это доставляло радость нам обоим. В последний день своей жизни он передал Гупте тетрадь и сказал нам, что тот, кто за ней придет, не должен увозить ее из этого дома без сопровождения моего пока еще не родившегося первенца. Она может кочевать по всему свету, но когда-нибудь должна быть обязательно возвращена в эту комнату и всегда должна храниться поблизости от внука.
Опять заговорил Гупта:
— Не сочти это за странность. Я, должно быть, рассказывал тебе в нашем тогдашнем разговоре, что в роду Махаров полным-полно своеобычного и странного знания.
В эту минуту Максу вдруг вспомнился и тот йог, и космическое путешествие.
Голос Гупты вернул его к реальности:
— Нам в те минуты было не до вопросов. Мы не пытаемся задавать их и сейчас. Ты волен читать эти записи здесь, в нашем доме, или взять их, если понадобится, куда-либо еще. Но в таком случае тебя должен будет сопровождать Садх. Он и был не рожденным на тот момент ребенком.