– Я понимаю. – Уршула скрестила руки на груди. – Госпожа ни в чём тебя не обвиня…
– Я не живу тут, в Борожском. – Валда крутил в пальцах вручённое колдовское перо. – Я был женат на мазарьской пани, а потом просто заскучал. Жизнь носит меня по всей стране. То, что вы застали меня на севере, – случайность.
Ляйда расхохоталась.
– Случайность! – Обернулась к Уршуле: – Слышишь? Ах как нам повезло.
Она шагнула вперёд и сказала зловеще-ласково:
– Дядя, не держи нас за дур. Внизу сказали, что ты назавтра отплываешь в Льёттланд. – Подмигнула. – Запахло жареным, да?
Валда мягко улыбнулся, но смотреть стал ещё насторожённее.
– По тебе видно, что ты человек бывалый. – Ляйда чуть повела подбородком. – Значит, решил унести ноги?
Уршула предупреждающе цокнула:
– Ляйда.
– Брось, Урыся. – Ляйда подошла ещё ближе. – Как только мы уйдём, он вышвырнет перо и даст дёру. Правда? – Ляйда наклонилась к самому уху Валды: – Но этим только госпожу разозлит. Она ведь его и на краю света достанет. И допрашивать уже будет… строже.
Валда вскинул лицо и посмотрел на Ляйду так, будто любовался.
– Ляйда, – повторила Уршула требовательно. Одно дело – приносить вести чародеям вроде купца Збыслава, которые никогда ни к каким дворам не принадлежали. Но совсем другое – тому, кого некогда обучал Йовар.
Чувствовалось: Валда хоть и перекати-поле, но колдун матёрый. Уршула бы не стала ему дерзить.
Уголки губ Валды поползли вверх.
– Ничего-то ты не боишься, да? – спросил он Ляйду.
Ляйда тоже улыбнулась.
– А кого мне бояться? Тебя? – Добавила звучным полушёпотом: – Хоть пальцем нас тронешь, и госпожа прикажет тебе украсить своими кишками деревья в ближайшем лесу.
Уршула прекрасно знала, как силён был трепет перед именем госпожи Кажимеры, но не стала бы полагаться на него так, как Ляйда. В мире много людей, которые сначала делают, а потом думают – так зачем лезть на рожон? Правда, и сама Уршула этому научилась не сразу – подростком она была оторви да выбрось, но оказалось, что держать язык за зубами приятнее, чем потом объясняться с разочарованной госпожой.
В те годы разочарование госпожи ничем не напоминало разочарование родительницы. Нет, в такие мгновения она чуть щурила желтоватые совиные глаза и вздыхала, и Уршуле слышалась в этом сдержанная досада покупательницы, которая обнаружила, что новенькая вещь ни к чему не годится.
А Уршуле всегда хотелось доказать, что она годится на многое.
Она подошла к Ляйде и сжала её плечо.
– Довольно, – сказала холодно. Глянула на Валду сверху вниз. – Полагаю, ты нас понял. Госпожа зовёт тебя в Тержвице, и отказываться не стоит. Ляйда, идём. Мы спешим.
Перо в пальцах Валды слегка трепетало.
– До встречи, – уронил он.
Ему не ответили.
Когда Уршула спускалась по лестнице в главную залу, Ляйда её окрикнула.
– Слушай, Урысенька, – зашипела, перехватывая её руку, – а давай ты не будешь всюду высовываться вперёд, ладно? Тебе кто позволил вмешиваться, когда разговариваю я?
Уршула пожала плечами. Высвободила руку.
– Госпожа Кажимера.
Мазарьская панночка Ляйда опять выглядела как красавица с лубочной стоегостской картинки – змеи тяжёлых кос, сердито сведённые чёрные брови. Кожа в тусклом освещении корчмы золотистая. Карие глаза такие тёмные, что не видно зрачков.
Но Уршулу никогда не трогал её необычайный вид.
– Я старше, – объяснила она, – и опытнее. Поэтому и слежу за тобой. Нам нужно передать волю госпожи, а не злить учеников Йовара.
Ляйда поджала губы, но ничего не сказала.
Уршула продолжила спускаться по лестнице. Было бы в комнате Валды окно, вылетели бы через него, а так пришлось снова пересекать затхлый зал.
Утром в корчме сидели несколько мужчин – помятые, нехорошего вида. Уршула их не боялась, но понимала, насколько они с Ляйдой приметны: молодые женщины, путешествующие в одиночку. Одеты не бедно, хоть и приехали без повозки – коней они оплели защитными чарами и оставили за пределами городка, в лесу. Но это ведь было Борожское господарство, к колдунам тут относились с опаской и немым почтением – а Уршула думала, что, глядя на неё и Ляйду, можно было заподозрить, что они колдуньи. Стоило только немного подумать.
Но как оказалось, думать хотели не все.
Когда Ляйда проходила мимо одного из столов, мужчина – с осоловевшими глазами, только проснувшийся после попойки, – ухватил её за рукав.
– Гля, какая цы-ыпа! – Расплылся в улыбке.
Грязные пальцы смяли расшитую ткань, и глаза Ляйды полыхнули – и так разозлилась из-за Уршулы, а теперь…
Уршула даже не стала одёргивать её в этот раз. Знала – бесполезно. Ляйда дёрнула сжатой рукой, и жалобно звякнул браслет на запястье.
– С-смерд, – процедила она с ненавистью.
Мужчина даже не успел ей ответить. Уршула почуяла чародейским нутром, как так же жалобно задребезжали струны его воспалённого разума, рыхлые, тонкие. Хватка на рукаве Ляйды ослабла. Ладонь сжалась в кулак, и мужчина с силой ударил самого себя в лицо. Его откинуло настолько, что стул, на котором он сидел, перекатился на задние ножки и, скрипуче качнувшись, рухнул.
Мужчина завыл. Задёргался на упавшем стуле, как перевёрнутый жук – на спинке. Впечатал в себя кулак ещё два раза, в нос и скулу.
В зале повисла растерянная тишина. Мужчины за соседними столами приподнялись, из кухни выглянула подавальщица… Поняли, что произошло, или списали на странный пьяный угар? Уршула не знала.
Ляйда обернулась и выразительно на неё посмотрела. Что теперь, мол? Вмешаешься? Захотелось вцепиться ей в волосы на затылке и без всяких чар приложить о столешницу. Но нельзя: госпожа Кажимера узнает и за потасовку перед зеваками не помилует. Уршула давно не та простая задира, дочка моряка, которая не гнушалась отстаивать своё тумаками.
Мужчина на полу заёрзал и сдавленно закряхтел.
– Если наигралась, – бросила Уршула сухо, – идём.
И направилась к дверям. Хотела обернуться, чтобы проверить, чем занята Ляйда – (наверняка стояла посреди пропитавшегося пивом зала, прямая и гордая, как настоящая панна, и злобно кривила губы), – но удержалась. Пусть не думает, что Уршула станет разгребать последствия её гнева.
Ляйда наконец пошла за ней.
И больше они этот случай не обсуждали.
Второго из бывших учеников Йовара они нашли в глухой борожской деревне. Если верить записям госпожи Кажимеры, Пятро превращался в быка и жил на мельнице со своей семьёй – с мельницей так и вышло: та стояла у реки, одинокая, добротная, и вокруг неё раскинулась поразительная природа. С одной стороны – дремучий сосновый бор, с другой – холмы. Мельница нависала над рекой, как сказочный многоярусный терем, и умиротворённо поскрипывало её водяное колесо.
Пятро оказался мужчиной лет сорока, темноволосым, с длинными усами и совершенно бычьей шеей. Чародеек он даже на порог не пустил. Хмуро выслушал во дворе, взял перо. Задал пару вопросов, а потом попросил покинуть его дом.
Уршула принялась объяснять, что неповиновение навлечёт беду на семью Пятро и тому обязательно нужно явиться в Тержвице, но лицо мельника осталось таким же сосредоточенно-угрюмым.
– Моя семья, – сказал он степенным низким голосом, – не виновата в том, что кто-то там создал чудовище.
– Но тебе…
– Я понял, – перебил он Уршулу. – Приеду. Что ещё надо?
Ляйда издала смешок.
– Разве что не оказаться этим «кем-то».
Дальше разговор не пошёл. Пятро снова попросил их уйти, и чародейки послушались – вернулись к коням, оставленным в лесу.
– Вылитый Йовар, – усмехнулась Ляйда, устраиваясь под высокой сосной. Шершавый древесный бочок золотило солнце. Шелестели ветви. Ляйда небрежно поправила складки дорожной юбки, точно совсем не боялась замараться. – Ну чего там замерла… Злишься, Урыся?
Уршула стояла поодаль и, чтобы успокоиться, расчёсывала пальцами шёлковую гриву своего коня.
– Гадко, – обронила она наконец. – Договорить не успела, как уже прогнали, будто плешивую кошку.
Ляйда захохотала, доставая из-за пазухи бурдючок с водой.
– А ты на гостеприимство рассчитывала, Урысенька? – осведомилась она, делая глоток. – Конечно, мельник нам не рад. А ты бы обрадовалась?
Уршула ответила не сразу: заплетала гриву в косичку и лишь искоса поглядывала на Ляйду. Шеи коней лоснились. Колдовские копыта блестели начищенной медью. Прежде чем отправиться к мельнику, Уршула с Ляйдой накормили коней и сводили к речке, и теперь те стояли меж сосен довольные, покорные.
– Я, – отозвалась она наконец, – постаралась бы быть не такой грубой.
Казалось, Ляйду это развеселило.
– Ты-то? – Лукаво сощурилась. Откинулась спиной на ствол сосны, словно и расшитой безрукавки ей было не жалко. – Ну появится у тебя возможность оказаться на их месте. Посмотрим, как запоёшь.
Уршула выпустила гриву коня. Развернулась на пятках.
– Что? – переспросила. – Как это – на их месте?
Ляйда подавила смешок.
– Садись, – предложила она, указывая на место рядом. – В ногах правды нет.
Уршула достала плащ из подвязанной к седлу сумки, бросила его наземь около Ляйды. Может, богатая панночка и не берегла одежду, но грязь могла въесться так, что никакими чарами не выведешь – да и не обучала их госпожа колдовству для того, чтобы решать с его помощью бытовые дела.
– Ну. – Уршула опустилась на плащ, скрестила ноги в штанах: мягкий стоегостский лён, не для лесной почвы шились. – Слушаю тебя.
Ляйда склонила голову набок. В тёмных глазах – насмешка.
– Ах, Урыся-Урысенька, – произнесла она нараспев. – Вот недавно сказала, что ты старше меня и опытнее. Значит, и умнее, что ли?.. Сколько тебе там, двадцать пять?
Да. Самой Ляйде было двадцать один, но Уршула не понимала, к чему разговор.
Ляйда досадливо развела руками. Голос её стал тихим и ласковым:
– Но ты ведь ничего не понимаешь. – Она мелко повела подбородком. – Урыся, ты ведь по-прежнему та узколобая девочка, моряцкая дочка, и даже жизнь при