Она тоже спрыгнула наземь, не заботясь, не появятся ли другие путешественники. Взяла перо из рук Лале – совиное, свитое из знакомых искусных чар – и даже не дрогнула, когда оно прыснуло золотыми искрами. В воздухе повисло облако солнечной пыльцы; мгновение, и пыльца сложилась в образ, как кусочки цветного стекла – в витраж: огромное тёмное озеро. Над ним, на плавучих островках в чёрной воде, возвышались остовы домов и исполинский зловещий собор.
Перо задрожало и повернулось на ладони Ольжаны. Кончик его указывал на восток.
Ольжана прочистила горло.
– Значит, – проговорила она, – нас тоже зовут в Тержвице.
– Вас, – исправил Лале мягко. – Но да. Похоже на то. Вы рады?
Ольжана не знала. В животе свернулось странное чувство: облегчение – наконец-то Драга Ложа взялась за дело! – на пару с необъяснимой тревогой.
– Может быть. – Она осторожно перехватила перо. Подняла взгляд на Лале: тот смотрел выжидающе-невозмутимо, точно таинственная птица от госпожи Кажимеры только что не напугала его лошадь. – Вы не пойдёте со мной туда?
– На чародейский суд? – удивился Лале. – Пожалуй, это не для глаз башильера, да и кто захочет меня там видеть… Но конечно, я вас довезу. – Лукаво прищурился. – Или вы уже захотели со мной прощаться?
– Не глупите. – Ольжана вернулась к кибитке и забралась на место рядом с возницей. Задумчиво пожевала губу. – Как думаете, это была настоящая птица? Ну, от госпожи?.. Мне кажется, что какая-то зачарованная. Не её ученица, в общем.
Лале пожал плечами:
– Возможно. – Успокаивающе погладил Сэдемею по шее, сам поднялся на своё место и натянул поводья. – Получается, едем в Тержвице, госпожа Ольжана?
Перо на коленях переливалось блеском.
В Тержвице будет множество людей, чьи жизни Ольжана, сама того не желая, взбаламутила, когда решилась ворожить над Беривоем. Там будет Йовар со всеми учениками – наверняка все затаили на Ольжану обиду. Там будут недружелюбные Ляйда и Уршула, строгая госпожа Кажимера, незнакомый ещё господин Грацек, и Ольжана с чудовищем станут причиной их обсуждений и многозначительных усмешек – какая, мол, дура, в такое дело вляпалась…
– Получается, так. – Она вздохнула и постаралась выпрямить спину.
Это неизбежно, сказала она себе. Пусть обсуждают её и высмеивают, если хотят, но поскорее бы всё закончилось, и тогда, тогда… Тогда она станет свободной.
На следующем распутье кибитка повернула на восток.
Беда всегда наведывалась внезапно.
Вчера был чудесный вечер. Гостеприимный постоялый двор, уютная комната с видом на горы и вишнёвый сад. Окно с почти что белыми занавесками, горячая вода и вкусный ужин, а после…
(Потом предположит: они слишком резко повернули на восток. Чудовище нашло, как срезать путь. Столько недель придерживались нужной скорости, что Ольжана почти поверила в свою неуязвимость, а сейчас не рассчитали, и…)
ТРЕСК!
В окне – лохматое чёрное тело. Ввалилось внутрь. Сорвало занавески.
Рама выгнулась и захрустела.
Куски ткани задрожали на ветру.
В голове спросонья было горячо и пусто. Ольжана скатилась с кровати, кинулась к двери, но, попятившись, застыла.
Тупица, заорала на себя мысленно. Беги, беги!
Ноги стали неподъёмными. Собственный взгляд оказался таким тяжёлым, что Ольжана не могла отвести его от чудовища: там, где морда раньше соединялась с костяной маской, темнело что-то похожее на засохшую чёрную кровь. Шерсть стояла дыбом. Когтистые лапы мяли простыни, на которых она только что спала: кровать ведь совсем рядом с окном, и, Длани, Длани, чудище почти рухнуло на Ольжану во сне…
В смрадной пасти – багровый язык. Запах был ощутим даже на расстоянии одного волчьего прыжка.
Губа поползла наверх, обнажая жёлтые клыки.
Из горла поднялся рык.
На месте выколотого глаза – пустая глазница и полусомкнутые чёрные веки. Будто кривое подмигивание.
Ольжана заставила себя нащупать ручку двери и похолодела: заперто ведь. Она сама повернула ключ на два оборота, потом ещё вынула его из замочной скважины и оставила у кровати.
Вот и всё, значит. Вот и всё.
Ольжану колотило. Она прижалась к двери спиной, упёрлась ладонями и представила, как тогда, в бане мельника: давным-давно эта древесина была лесом. Только сейчас Ольжана призывала гниль – пусть выползает из-под её пальцев, точит и обращает крепкую дверь в труху, но…
Слишком мало времени.
Ольжана резко обернулась: проще колдовать лицом вперёд. Тут же за ней жалобно скрипнула кровать. Рык прекратился.
Спину окатило болью как кипятком.
Дверь поддалась. В середине стала мягкой, подгнившей, а потом лапы чудовища снесли и её. Ольжана перекинулась через порожек и безумно забилась в птичьем теле, не разбирая, где верх, а где низ. Ей показалось, что рядом закричали. Кто-то выскочил из соседней комнаты – Лале? ещё постояльцы? – но границы зрения скрадывал полумрак. Ольжана обнаружила себя под потолком – она бешено хлопала крыльями, а внизу металось чудовище. Птичью спину тянуло. На хвосте ощутимо не хватало перьев – зацепило зубами.
Окно, подумала Ольжана. Ей нужно окно. Держась к потолку так близко, как только могла – (слишком хорошо помнила: стоит опуститься, и чудовище утянет её за собой), – она долетела до комнаты Лале. Дверь распахнута, сам Лале не внутри – пойдёт; но его окно оказалось прикрыто. Ольжана шарахнулась о ставни и еле протиснулась в образовавшуюся щель.
Спина горела. Из всех мыслей осталась только одна: по крайней мере, у неё не сломан позвоночник, иначе бы Ольжана уже была мертва.
Снаружи пахло вишнями и жаркой ночью. Ольжана постаралась набрать высоту, но не успела даже улететь со двора, как её крылья прострелило болью. Дышать было тяжело, зрение почти померкло – Ольжана различала лишь мутные очертания леса за постоялым двором. Но куда деваться?..
Погони она не слышала – ни рыка, ни нового треска рамы, – но решила, что это ничего не значит: в ушах свистел ветер, а крохотное сердце бухало, как барабан. Она полетела в лес. Дороги не разбирала – неслась сквозь кроны, обдираясь о сучья и хвою. Едва не столкнулась с ночной птицей – ушла вниз, затем опасливо накренилась вбок, но в итоге зацепилась за ветку и перепрыгнула на другую повыше. Удержалась за сук на вершине. Поняла: больше не сможет.
Ольжана прижалась к стволу и распушила перья. Свернулась в комок и стала ждать. Отупевшая от усталости, она погрузилась в состояние между обмороком и дрёмой, но из-за того, что боялась сорваться с ветки, то и дело вздрагивала всем телом.
Вдалеке – ни единого лишнего звука. Никто не рычал, не выл, не ломал кусты и ветки, но Ольжана всё так же сидела и ждала, пока над лесом не запузырился розовый рассвет.
Зачирикали птицы.
Ольжана вспорхнула с дерева, и её крылья свело так, что она чуть не слетела камнем. Задержалась у самой земли, ударилась боком – и превратилась обратно. Её закачало, повело в сторону. Спину снова обожгло. От лопаток до поясницы было холодно и липко, но местами ткань исподней рубашки засохла так, что не отодрать. Поворачиваешься – и рубашка натягивается, врезается в раны…
В животе забурлила кислая волна, и Ольжану вырвало.
Подумала мрачно: ну зато живая.
Только согнувшись напополам, Ольжана осознала, что возвращаться ей придётся босиком. Полуголая и босая – куда это годится? Значит, нужно будет вновь перекинуться в тело малиновки, но на это у неё не осталось сил. Да и куда идти?.. Вперёд? Назад? Откуда она пришла?
Ольжана опёрлась о соседнее дерево руками и уселась в корнях так, чтобы не касаться ничего спиной. Её трясло. Лоб и шея были в холодном поту. Небо просветлело, но, где постоялый двор, понятней не стало. Нужно будет взлететь достаточно высоко и отыскать дорогу.
Во рту остался тошнотворный привкус. Попить бы…
Руки и грудь – сплошь в ссадинах. Щёку тянуло. Ольжана подумала, что на ней сейчас ни одного живого места не осталось: на какую часть тела ни посмотри – найдёшь красную стёсанную кожу, но сейчас эта мысль не вызвала ничего, кроме отрешённого удивления. Собственное тело казалось далёким и чужим.
Ольжана прикрыла глаза.
Она прислушалась, надеясь, что её успокоит утренний шум леса – Сущность ведь не нападает при свете дня, правда? – но потом неподалёку хрустнули кусты.
Ольжана впилась ногтями в ладони.
Заяц? Лиса? Волк?
Чудовище?
Ольжане показалось, что она даже различила шаг четырёх звериных лап. Встала, придерживаясь за дерево.
– Ольжана?
Такого она точно не ожидала. Человек?
– Ольжана! – Лале появился будто из ниоткуда. – Длани…
Он оказался рядом с ней, взъерошенный, как пёс, и такой бледный, что впору принять за мертвеца. Ольжана некстати вспомнила, каким увидела его после нападения чудовища на баню – нет, сейчас Лале был совсем не таким. Тогда он выглядел землисто-болезненным, будто бы оглушённым, а сейчас – лихорадочно-живым, словно его тоже трясло. Впервые на памяти Ольжаны он был не в подряснике, а только в чёрных суконных штанах и нижней белой рубахе – неудивительно, он ведь тоже спал.
– Небо… Как вы? – Лале подхватил её под руку. Смотрел испугано и жадно, точно за мгновение хотел понять, как именно её ранило. – Я думал, вы погибли.
Башильерского знака на нём тоже не было. Как и перстня: на безымянном пальце выделялась полоска более светлой кожи. Лале постоянно носил перстень и загорел под него, но не думала же Ольжана, что он и спит в чёрном железе?.. Сейчас её мысли были до смешного о незначительном.
– Вы меня слышите? Вы понимаете, что я говорю? – Лале осторожно обхватил её лицо так, чтобы не причинить боль. – Ольжана?
Ну понимала. Только с запозданием.
Хотела спросить, точно ли убралось чудовище под утро, но губы не слушались.
– Что оно с вами сделало?
Ольжана заставила себя открыть рот.
– У меня… – Губы задрожали. – Что-то со спиной.
Покачнулась вперёд. Лале перехватил её под грудью, другой рукой сжал её плечо. Почему-то сейчас он показался Ольжане сильнее, чем раньше, – а может, ей просто не было дела до того, удержит он сейчас её или нет.