«Серый статист» повернулся и пошел назад к своей машине, сел за руль и завел двигатель. Придется запастись терпением. Нападать на нее здесь слишком рискованно, лучше подождать более удобного случая. Из приемника послышались первые аккорды песни Харри Чапена «Кошка в колыбели». Томпсон выключил радио, но мелодия не прервалась. Он продолжал тихо ее насвистывать, не сбиваясь с темпа и без единой фальшивой ноты.
Двоюродная бабушка сумела кое-что отыскать.
В квартире Женевы Роланд Белл ответил на звонок Линкольна Райма, который сообщил, что тетя отца Женевы Лили Холл нашла несколько коробок со старыми бумагами, сувенирами и прочими вещами. Сказать, есть там что-то для них полезное или нет, она не могла – зрение уже не то, но коробки под завязку набиты бумагами. Будут ли полицейские и Женева их разбирать?
Райм хотел, чтобы их немедленно забрали и привезли, но женщина отказалась наотрез – сказала, что отдаст их только лично внучатой племяннице, а больше никому.
– Даже полиции? – спросил Белл.
– Полиции в особенности, – ответил ему Райм.
В разговор вмешалась Амелия:
– Думаю, она просто хочет повидаться с племянницей.
– Ну да, понятно.
Белл нисколько не удивился, когда Женева сказала, что будет рада навестить бабушку. Куда проще охранять людей, которые и носа не решатся показать на улицу, а предпочтут засесть за компьютерную игру или толстую книжку. Усадил такого в комнату где-нибудь в глубине здания, где ни окон, ни соседей, ни лестниц на крышу, – и заказывай целый день пиццу или китайскую еду.
Но Женева Сеттл отличалась от всех, кого ему до сих пор доводилось охранять.
«Могу я поговорить с мистером Гоудзом?.. Я оказалась свидетелем преступления, и меня удерживают в полиции. Удерживают против моей воли и…»
Из соображений безопасности детектив распорядился, чтобы к дому прислали две машины. Одну, с Женевой и Пуласки, он поведет сам, в другой будут Луис Мартинес и Барб Линч. Еще один полицейский автомобиль с офицером в форме останется у дома Женевы дожидаться их возвращения.
Пока подгоняли вторую машину, Белл спросил у Женевы, есть ли новости от родителей. Девушка ответила, что сейчас они в аэропорту Хитроу, ждут ближайшего рейса.
Белл, сам отец двоих сыновей, мог бы много чего сказать в адрес родителей, которые бросают дочь на попечение дядьки, а сами отправляются за океан. (Особенно с таким дядькой. Даже денег на ленч не дал. Что за безответственность?) Белл хоть и был отцом-одиночкой, целый день проводил на работе, но по утрам успевал накормить детей завтраком, собрать им ленч и почти каждый вечер сам готовил ужин, пусть его стряпня и не отличалась изысканностью.
Однако его задачей было следить, чтобы Женева Сеттл осталась жива, а не отпускать замечания по поводу нерадивых родителей. Выбросив из головы все посторонние мысли, он вышел на улицу и быстрым внимательным взглядом окинул фасады, окна и крыши соседних домов, стоящие поблизости автомобили.
Перед подъездом остановилась полицейская машина, прибывшая сменить пост. Мартинес и Линч ушли к своему «шевроле», припаркованному за углом.
Белл сказал в рацию:
– Все чисто. Выводи ее.
Появился Пуласки и быстро провел Женеву к машине Белла. Он запрыгнул на заднее сиденье рядом с девушкой, а Белл уселся за руль. На большой скорости машины пересекли Гарлем и вскоре подъехали к старой многоэтажке неподалеку от Пятой.
Здесь обитали в основном пуэрториканцы и доминиканцы, а также выходцы из Гаити, Боливии, Эквадора, Ямайки и стран Центральной Америки – как черные, так и белые. Существовали небольшие анклавы иммигрантов новой волны из Сенегала, Либерии и стран Центральной Африки. Большинство преступлений на почве ненависти совершалось между коренным населением и иммигрантами, а не по расовым или национальным признакам.
Так уж устроен мир, с грустью подумал Белл.
Детектив остановил машину у дома, который указала Женева, и стал ждать, пока офицеры из второго автомобиля проверят улицу. Луис Мартинес показал «все чисто», и они вместе проводили Женеву в подъезд.
Здание было ветхим, внутри стоял запах пива и несвежего мяса. Женеву все это явно смущало. Снова, как в школе, она предложила подождать ее внизу, но без особой надежды, словно и не ожидая другого ответа, кроме: «Я все-таки лучше побуду рядом».
На втором этаже она постучала в одну из дверей.
– Кто там? – раздался из-за двери старческий голос.
– Это Женева. Я пришла к тете Лили.
Звякнули дверные цепочки, откинулись два засова. Дверь открылась. Осторожно выглянула худенькая женщина в линялом платье.
– Доброе утро, миссис Уоткинс, – сказала девушка.
– Здравствуй, дорогая. Тетя в гостиной. – Снова сомнительный взгляд в сторону детектива.
– Это мой друг.
– Он тебе друг?
– Да, друг, – ответила Женева.
Судя по выражению ее лица, женщина не очень-то одобряла, что девушка проводит время в компании мужчины, который в три раза ее старше. Пусть даже и полицейского.
– Роланд Белл, мэм. – Он показал удостоверение.
– Лили что-то упоминала про полицию, – с некоторой тревогой ответила женщина. Белл продолжал молча улыбаться. Женщина повторила: – Она сейчас в гостиной.
Бабушка Женевы оказалась пожилой сухонькой старушкой в розовом платье. Когда они вошли, она не отрываясь смотрела на экран телевизора сквозь большие толстые очки. Оглядев внучку, она расплылась в улыбке:
– Женева, дорогая моя. Ну как ты? Кто это там с тобой?
– Роланд Белл, мэм, рад познакомиться.
– А я Лили Холл. Так это вы интересуетесь Чарлзом?
– Совершенно верно.
– К сожалению, я о нем мало что знаю. Уже все рассказала Женеве: обзавелся фермой, потом угодил под арест – вот все, что я слышала. Не знаю даже, попал он в тюрьму или нет.
– Да, тетушка, похоже, попал. Но что с ним случилось потом, мы не знаем и хотим это выяснить.
Позади женщины, на стене в цветистых обоях с потеками, висели три фотографии: Мартин Лютер Кинг, Джон Ф. Кеннеди и знаменитое изображение Жаклин Кеннеди в трауре с сыном Джоном и дочерью Кэролайн.
– Вон там все, что я сумела найти. – Старушка кивнула на три большие картонные коробки с бумагами, пыльными книгами и предметами из дерева и пластмассы. Они стояли напротив кофейного столика, одна ножка которого была сломана и перемотана клейкой лентой. Женева склонилась над самой большой коробкой и начала ее разбирать.
Некоторое время Лили за ней наблюдала, затем произнесла:
– Иногда я его чувствую.
– Вы – что?.. – спросил Белл.
– Его – Чарлза. Чувствую, как и другие души.
Чувствую души? Дома, в Северной Каролине, Беллу нередко приходилось такое слышать.
– Не упокоился он – вот что я чувствую, – пояснила бабушка.
– Ну, даже не знаю, что на это сказать, – с улыбкой ответила внучка.
Что верно, то верно, подумал Белл, Женева не походила на тех, кто верит в призраков и сверхъестественное. Однако сам детектив однозначного мнения на сей счет не имел.
– Ну что ж, может быть, то, чем мы сейчас занимаемся, принесет ему некоторое успокоение.
– Знаете, – старушка поправила очки, – если вас действительно так интересует Чарлз, то у нас и еще кое-какая родня найдется. Женева, помнишь кузена твоего отца из Мэдисона и его жену Руби? Можно было бы ему позвонить и порасспрашивать. Или Дженни-Луис из Мемфиса. Да я бы сама позвонила, только у меня нет своего телефона. – Короткий взгляд в сторону старенького телефонного аппарата, восседающего на телевизионной подставке у двери в кухню; мрачное выражение на лице – красноречивое свидетельство препираний с хозяйкой квартиры. – А телефонные карточки очень уж дорогие.
– Ну, мы могли бы им позвонить, тетушка.
– Да я и сама была бы не прочь перекинуться парой слов, давненько уже не разговаривали. Плохо, когда родственники так далеко.
Белл сунул руку в карман джинсов.
– Мэм, раз уж мы с Женевой занимаемся этим делом, позвольте я оплачу вам карточку.
– Нет. – Голос Женевы. – Я сама.
– Не обязательно…
– Я оплачу, – решительно заявила Женева.
Белл убрал деньги в карман, а девушка протянула старухе двадцатку.
С благоговением разглядывая банкноту, ее двоюродная бабушка сказала:
– Сегодня же куплю себе карточку и позвоню.
– Если узнаешь что-нибудь новое, – сказала Женева, – перезвони нам по тому номеру, на который звонила раньше.
– А с чего полиция так заинтересовалась Чарлзом? Он вот уж сто лет как в могиле.
Женева перехватила взгляд Белла. Старушка не знала, что ее внучатой племяннице угрожает опасность, и Женева не собиралась ее просвещать.
– Они помогают мне доказать, что Чарлз не совершал того, в чем его обвинили, – сказала Женева.
– Неужели? После стольких-то лет?
Белл сомневался, что старуха им поверит. Его собственная тетка, примерно тех же лет, была очень проницательна. Тем не менее Лили Холл сказала:
– Весьма любезно с вашей стороны. Белла, давай-ка сделаем гостям кофе и какао для Женевы.
Роланд Белл, раздвинув занавески, выглянул на улицу, а Женева тем временем снова принялась разбирать коробки.
Двое мальчишек на скейтбордах гоняли по высокому парапету кирпичного особняка, демонстрируя полное пренебрежение к силе тяжести и школьному расписанию.
На крыльце другого дома чернокожая женщина поливала ярко-красную герань, не тронутую недавними заморозками.
На пустующем клочке земли по соседству, рядом с ржавым остовом стиральной машины, по-хозяйски копалась белка.
А чуть дальше по Сто двадцать третьей улице, рядом с адвентистской церковью, где дорога начинает круто забирать вверх к мосту Трайборо, трое полицейских внимательно оглядывали близлежащие улицы и обветшалый особняк напротив. Двое, мужчина и женщина, были одеты в гражданское; еще один, офицер в форме, патрулировал боковой переулок, вышагивая туда-сюда, словно новобранец, назначенный в караул.
За всем этим наблюдал Томпсон Бойд, который прибыл сюда, следуя за полицейским эскортом Женевы Сеттл от ее дома. Он стоял в заколоченном здании через улицу, несколькими домами западнее, и выглядывал сквозь щели в изуродованном граффити рекламном плакате.