К тому же почти всё, что связано с "Эльбрусами", для меня вещи крайне сомнительные. При Бурцеве там ещё было, чем похвалиться, но с приходом Бабаяна "Эльбрусы" превратятся в "чёрную дыру", бездарно выкачивающую деньги из государства. Так получилось, что в моём послезнании "эльбрусовцы" ничем хорошим не запомнились. Более того, их неуёмная трескотня, не подтверждённая делами, легла несмываемым пятном позора и на остальных российских разработчиков процессоров.
— Ладно, ты когда в Москву летишь? — немного сдал назад отец, махнув на меня рукой.
— Послезавтра утром, — покаянно ответил я, понимая, что опять все проблемы нашей организации сваливаю на него.
— Дома появись, а то мать по тебе уже соскучилась, — буркнул батя, зарываясь в бумаги и всем своим видом демонстрируя занятость.
Оставшееся до отлёта время пришлось покрутиться. Больше всего порадовал родной институт. Скажу честно — спрашивали меня чисто для проформы. Никогда в жизни мне не встречалось такого количества доброжелательных экзаменаторов в одном месте. Всю сессию сдал за два часа и спустя десяток фото с преподавательским составом я был торжественно отпущен с наилучшими пожеланиями. Всегда бы так учиться. Это же не экзамены, а просто какой-то праздник!
Не меньше порадовала и репетиция с моей группой. Ребята здорово поднялись, как музыканты. Они стали намного профессиональнее играть. Одну и ту же мелодию можно исполнить чётко по нотам, а можно сыграть и по нотам и вкусно. Порадовала и культура игры. Никто не пытался сыграть "много нот". Наоборот, вся группа работала на общее звучание, и это было круто. Вроде и времени всего ничего прошло, а музыка показалась мне ощутимо взрослее, что ли…
Успели обкатать три новые песни. Что характерно, все они на английском. Не потому, что мода такая, нет. На них у нас отдельный план.
В Москву я прибыл рано утром. На этот раз пришлось лететь на самолёте, так как на спортивные сборы меня вызвали вместе с тренером. Семёныч глянул на мою тощую сумку, и лишь плечами пожал. Привык он уже к моим закидонам по поводу и без. А я сделал вид, что всё так и надо.
Не буду же я объяснять, что у меня пространственный "сундук” имеется, в который чего только не влезло.
В Домодедово мы расстались. Семёныч поехал устраиваться и регистрироваться по месту сборов, а я помчался за автомобилем, который у меня стоит во дворе съёмного дома. Сборы неделю продлятся. Без машины тяжко мне придётся. У меня одних визитов запланировано с десяток и не все они в досягаемости метро.
Неладное я почувствовал, когда расплачивался за такси. Зацепился взглядом за свежие царапины около замка калитки и оторванную накладку на замочной скважине. Уже понимая, что ничего хорошего мне такие приметы не сулят, калитку я открыл пинком.
Мой бедный пепелац стоял без колёс, на заботливо подставленных под него чурбачках. Ну надо же мне было перед отъездом из Москвы зимнюю резину на новую летнюю поменять. Кому-то она оказалась нужнее…
Ну, доброе утро, столица!
Глава 21
Долгий перелёт до Америки отгородил меня от всех оставшихся в СССР дел, как могучая стена.
Хорошая такая перезагрузка мыслей и настроений получилась. Можно сказать, что из самолёта я вышел не совсем таким, каким я в него садился. Не исключено, что наконец-то сказала свою роль та накачка, которой все спортсмены подвергались последнюю неделю. Как бы не были пристрастны были докладчики, лекциями которых нас частенько потчевали во время сборов, но лично мне они по иному позволили взглянуть на США. Не только армии нужно постоянное наличие противника, пусть и потенциального. Такой же соперник нужен промышленности, спорту, искусству, науке и массе других иных отраслей, включая ту же космонавтику.
Под лозунг "Догоним и перегоним Америку!" выросло не одно поколение. Магические буквы ДиП стали известны по всей стране. Они красовались на токарных станках, дирижаблях, паровозах и, по рассказам моего отца, когда-то были даже на ботинках. Хороший стимул для развития нового политического строя. К нему бы ещё умелое руководство и финансирование нормальное добавить, глядишь, и воплотились бы лозунги во что-то более значимое, чем годы брежневского застоя. Несколько неверно расставленных акцентов и у целого народа пропал дух соревновательности, окончательно добитый насаждаемой уравниловкой, приписками, плановым обузданием промышленности и отсутствием конкуренции.
Да что там говорить о стране. Мы сами что только не делали, чтобы у себя снизить процент брака на выпускаемых микросхемах, а выход оказался простой. Еженедельные соревнования за премию в пятьсот рублей той бригаде, которая произведёт минимальное количество брака. Результат ошеломляющий. Выход брака понизился почти в два раза. Так что премию мы увеличили втрое, а пятьсот рублей оставили за второе место. Денег на премии жалеть не стали. Экономический эффект от таких вложений оказался примерно в сотню раз выше затрат на премирование.
Хороший урок по стимулированию сотрудников для меня бесследно не прошёл. Я начал серьёзно интересоваться, а как в Америке обстоят дела с премиями и организацией производства, чем не раз вызывал недовольство лекторов, мало что знающих по этому вопросу. Впрочем, про конвейер Форда и потогонную систему они пытались рассказывать. Придётся самому попытаться выяснить, что у них делается не так, как у нас. В чём изюминка "духа американского предпринимательства", позволяющая им осуществлять свою работу лучше и быстрее, а зачастую и качественнее, чем это умеем делать мы.
Калифорния встретила нас ярким солнцем, высоким безоблачным небом и на удивление прохладной погодой. Ещё в самолёте нас предупредили, что температура в аэропорту восемнадцать градусов.
Правда про ветер не упомянули, а он был, резкий и холодный.
Встречали нашу делегацию шесть больших жёлтых автобусов. Огромных, с частоколом окошек и большим капотом, явно доставшимся им по наследству от мощных грузовиков. Автобусы были школьными. Об этом свидетельствовали надписи на бортах и их характерный вид. Впрочем, и эмблема нашего матча присутствовала.
— Разумно, — заметил я вполголоса, одобрив решение американцев, — Учебный год закончился и автобусы наверняка простаивают.
— Могли бы что-то и поприличнее прислать, — проворчал кто-то из наших спортсменов из-за моей спины.
— Зря ты так. Когда мы в прошлый раз здесь были, то школьные автобусы нам показались гораздо комфортнее, чем обычные городские, — ответила ему знакомая мне метательница диска. Хорошая тётка. Спокойная, как удав, и не дура на предмет поржать. Мы с ней на чемпионате Европы познакомились. Лихо она тогда шутила, сумев своей болтовнёй развеять предстартовый мандраж у целой группы наших ребят. Фаина Мельник уже бывала в Беркли в 1971 году на таком же "большом матче", и от неё во время сборов я узнал много интересного про сам город, и про предстоящие соревнования.
Дождавшись Семёныча и куратора, я полёз в автобус. Действительно, неплохо внутри всё устроено. Широкие велюровые сиденья, рифлёная резиновая дорожка по всему проходу и целых три кондиционера, разнесённые по всему салону. Мои спутники, одобрительно похмыкав, тоже достойно оценили транспорт американских школьников. Кстати, то, что они оба попали в состав делегации, оказалось сюрпризом не только для меня. Похоже, и мой тренер, и куратор, недавно ставший майором, сами были в шоке от чьего-то неожиданного решения.
Когда наш автобус выбрался на трассу, водитель включил музыку. С первых же нот я узнал одну из тех песен, которые мы записали в Германии. Улыбнувшись и недоверчиво покрутив головой, я начал пробираться к водителю.
— Извините, что отвлекаю. Не подскажете мне, где вы раздобыли эту кассету? — поинтересовался я у водителя, устраиваясь на откидном сидении напротив него. Фразу я составил заранее. Всё-таки мой английский пока слабоват. Надеюсь, что в этой поездке я получу нужную разговорную практику и смогу его подтянуть.
— Сам переписал с диска. У меня большая коллекция пластинок на русском языке, и я часто включаю русскую музыку своим ученикам, — отозвался смуглый курчавый дядечка, уверенно крутивший баранку автобуса. Что характерно, ответил он на русском, и почти без акцента, — А что касается движения, то нет, не отвлекаете. По американским хайвеям скучно ездить. Особенно на автобусе. Так и тянет поспать.
— Так вы учитель? — удивился я. Как-то у наших педагогов я не наблюдал тяги и способностей к управлению автобусами.
— У нас небольшая школа и ставок водителей в ней не предусмотрено.
Детей мы собираем и развозим сами. Одноэтажная Америка удобна для жизни, но не для учеников. Если бы не было школьных автобусов, то у них могли бы возникнуть трудности с посещениями школы. И вы не первый, кого удивляет такое положение дел. Семь лет назад я уже встречал такую же делегацию ваших спортсменов. Они тоже соревновались в Беркли. И их так же удивляло, что у нас учителя управляют школьными автобусами, — усмехнулся американец.
— У вас очень неплохое владение языком. В семье есть кто-то из русских? — спросил я у водителя первое, что пришло в голову.
— Никого. Мои отец и мать из Мексики. А что касается языка, так я учился в Москве, на филологическом факультете. Награды отца помогли. Он у меня награждён двумя советскими медалями. Одна из них "За отвагу". Отец перед войной устроился моряком на американское грузовое судно, и дважды за войну успел побывать в вашем Мурманске. Один раз его там даже подлечили после ранения. Так что, когда он весь в наградах, а у него ещё есть три американские медали и одна английская, пришёл в советское посольство в Мехико, то вопрос с моим обучением в Москве решился очень быстро. Кстати, на изучении русского языка настоял именно он. Не раз повторял, что для всей Европы ему хватало знания английского, и только в Мурманске он понял, что не помешало бы знать и русский, — американский мексиканец болтал с удовольствием. От вождения его разговор не особо отвлекал. Действительно, езда по хайвею проста и незатейлива — кати себе по прямой на одной и той же скорости, и всё. Ни ям тебе, ни кочек, ни перекрёстков. Зато разметка такая нанесена, что её только слепой не заметит.