Едва слова эти сорвались с губ девушки, она осознала, насколько по-детски они звучат. Ей стало нестерпимо стыдно, но еще более неловко почувствовала она себя, услыхав следующее заявление дяди:
— Он не покупал для тебя подарки, девочка, он их для тебя выиграл.
— Выиграл?
— Да, на рыцарских турнирах. Всякий раз, как сэр Майлс выходил победителем над соперником, он требовал в награду приз, достойный его суженой.
— Но не для меня! — упрямо стояла на своем Жизель. — Он же никогда меня раньше не видел.
— Великий Господь! — вскричал сэр Уилфрид. — Чего ты требуешь от этого благородного юноши? Чтобы он день и ночь ползал перед тобою на коленях и просил твоей руки? Эх, не надо было мне соглашаться на твою просьбу! Ты ведь уже заранее была настроена против него. Не иначе, я впал в старческое слабоумие!
Жизель охватило отчаянье, она совсем не хотела расстраивать доброго старика. Прижав руки к груди, она порывисто воскликнула:
— Поверьте, я вовсе не настроена против него — ни раньше, ни сейчас! Просто он… самонадеянный человек. А я слишком много времени провела у леди Катарины, и теперь мне нужен хотя бы крохотный глоток свободы, прежде чем я свяжу себя брачными узами.
— Ты играешь не по правилам. Я склоняюсь к мысли разорвать наше соглашение.
— Дядюшка! В чем я виновата?
— Ты не оставляешь сэру Майлсу ни малейшей возможности попытать счастья! Когда вы танцевали, я внимательно за тобою наблюдал — у тебя был такой вид, будто через минуту появятся королевские стражники и поведут тебя на эшафот. А между тем Майлс самый хороший танцор, каких я видывал на своем веку. Ты отвергла его дары…
— Это он вам сказал?
Сэр Уилфрид уставился на нее долгим взглядом, заставившим девушку покраснеть: она прекрасно понимала, что совершила непозволительный промах, перебив властительного старика.
— Нет, он ничего не сказал, однако я еще не совсем выжил из ума. Мне хватило проницательности, чтобы понять это: ведь ты еще ни разу не надела те вещи, что получила от него в подарок. Ну, что скажешь? Разве я не прав?
Жизель смущенно потупилась. Что тут можно возразить? Ее дядя шумно вздохнул и, выдержав многозначительную паузу, произнес:
— Выслушай меня внимательно, Жизель. Если Майлс Бакстон ведет себя сейчас как высокомерный, самонадеянный дворянин, так это потому, что у него выдалось нелегкое детство. Ты хочешь, чтобы он относился к тебе внимательно, так постарайся отвечать ему тем же.
И в этом он прав, с горечью подумала Жизель. Спорить нет смысла. И кстати, что он только что сказал? Опустившись в кресло, она посмотрела на дядю.
— И почему у него было нелегкое детство?
На губах сэра Уилфрида появилась печальная улыбка.
— Наконец-то ты начала проявлять к сэру Майлсу маломальский интерес. По моему разумению, тебе следовало задать мне вопросы о нем гораздо раньше. Однако лучше поздно, чем никогда. Раз уж ты сделала это, я отвечу. Воспитывали его отец и старшие братья. Ты находишь Майлса дерзким и надменным эгоистом — ха-ха! — видела бы ты их!
— Это еще не оправдание, — капризно поджала губы Жизель, хотя в душе ее уже проснулось любопытство к прошлому Майлса Бакстона.
— Может, и так. Но знай — жизнь Майлса не была столь легкой, как тебе могло показаться. Отец до безумия любил старших сыновей, а к младшему всегда относился как к существу второго сорта. Что бы тот ни делал, отец всегда оставался равнодушным.
— Но почему? — вырвалось у Жизель. Голова ее пошла кругом. Как можно так относиться к собственному сыну? Особенно такому?
— Думаю, причина крылась в том, что из всех отпрысков Чарлза Бакстона один только Майлс был точной копией своей матери, а Чарлз свою жену ненавидел.
— Ненавидел?
Жизель содрогнулась. Какой же ужасной должна быть жизнь женщины, навеки связанной узами брака с человеком, который ее и в грош не ставит!
Прежде чем она успела добавить, что именно этого она и боится, отказываясь выйти замуж, сэр Уилфрид продолжил:
— С сожалением должен отметить, что супруга тоже не любила его, хотя ни ее, ни его не вынуждали вступать в брак.
— Выходит, они сами выбрали для себя такую судьбу? — воскликнула Жизель. — Но почему?
Ответил сэр Уилфрид не сразу.
— Видишь ли, — сказал он наконец, — девица, в которую Чарлз был страстно влюблен и с которой даже обручился, незадолго до свадьбы скончалась. Мне думается, Чарлз, потеряв возлюбленную, разуверился в том, что когда-либо сможет быть счастливым, и потому женился на первой попавшейся состоятельной девушке. — На некоторое время сэр Уилфрид снова задумался и грустным голосом добавил: — Что до Эдит, то она в то время была совсем юной. К тому же родители внушили ей, что ее ждет либо брак с Чарлзом, либо заточение в монастыре.
— Однако я не нахожусь в столь отчаянном положении, дядюшка, — заметила Жизель.
— Да, конечно, и Майлс — тоже. — Сэр Уилфрид встал и, подойдя к племяннице, нежно обнял ее за плечи. — Поверь, дорогая, Майлс очень хороший человек. Я всегда считал, что ты достойна всего самого лучшего, Жизель, а Майлс — веришь ты сейчас в это или нет — прекрасная партия.
Девушка пожала плечами.
— Но я не могу понять одного: если родители сэра Майлса были несчастливы в браке, почему он так настойчиво добивается моей руки, зная, что я не желаю выходить за него?
Сэр Уилфрид покачал головой.
— Не знаю. Однако, каковой бы ни оказалась причина, сей благородный юноша мне нравится. — Он шутливо потрепал Жизель по щеке. — От тебя многое зависит, девочка моя. Дай ему шанс, хорошо?
Рассказ дяди отрезвил Жизель; она поняла, как мало знает о Майлсе Бакстоне. В сущности, почти ничего. Подумав, она кивнула:
— Хорошо, я постараюсь.
Уже наступил вечер, а Жизель все еще терзали сомнения. Что все-таки движет Майлсом? Почему он хочет жениться на ней? Ведь не мог же он забыть ужасный опыт супружеской жизни своих родителей? Да и сама Жизель ясно дала понять, что не слишком лестного мнения о нем…
От намерения как можно дольше не вступать в брак она, конечно, не отказалась, но все же решила побольше узнать о сэре Майлсе, однако при этом никоим образом не потворствовать ему в попытках ухаживать за нею.
К ее разочарованию, сегодня Бакстон не сел за главный стол на возвышении. Когда началась трапеза, он расположился за столом для низших сословий, где отведено было место актерам, и сразу же вступил в оживленную беседу с Мэттью и другими лицедеями.
Посланный рыцарем слуга подошел к Жизель и шепотом сказал, что благородный сэр Майлс будет ужинать с актерами, если, конечно, миледи не имеет ничего против.
Против? Естественно, она против! Сэр Майлс принадлежит к числу высокочтимых гостей, и остальные — а самое главное, ее дядя — могут поставить ей в вину, что она не выказала ему должного уважения. Поступок Майлса больно ранил ее, она чувствовала себя оскорбленной. Странные у него представления! Неужели надеется завоевать ее любовь, поставив перед всеми в неловкое положение?
Слуга смиренно замер за ее креслом, ожидая ответа хозяйки. Жизель с улыбкой кивнула и отпустила его.
Хорошо хоть, что день прошел без осложнений, да и сейчас гости довольны угощением, а музыканты играют сверх всяких похвал; в воздухе витает дурманящий аромат корицы и печеных яблок, которые повара добавляли в эль и вино.
Жизель обвела глазами зал. Все было в порядке. Гости ели и пили, слуги бесшумно сновали между столами. В противоположном конце зала, у очага, в котором горело рождественское полено, блаженно растянулись сытые борзые, похожие в эту минуту на своего хозяина: сэр Уилфрид сидел рядом с Жизель и подремывал, опустив отяжелевшие веки.
В центре зала танцевали человек десять гостей, среди которых особым старанием отличался сэр Джордж де Грамерси. Мэттью и остальные участники труппы ушли готовиться к представлению, но куда подевался Бакстон? За столом, где он сидел прежде, его не было. Поразмышляв с минуту, Жизель решила, что это не должно ее волновать. Не хочет смотреть выступление актеров — не надо.
Устало вздохнув, она собралась было попросить у дядюшки разрешения покинуть зал перед тем, как появятся лицедеи. Продукты для бедняков приготовлены заранее, и теперь было бы неплохо подняться в покои и немного передохнуть.
Но Жизель не успела обратиться к полусонному сэру Уилфриду: музыканты заиграли торжественный марш и перед оживившимися гостями предстал Мэттью, одетый в длинную красную мантию, отороченную по подолу мехом горностая. На лице его красовалась окладистая белая борода из пакли, в руке — посох.
— Святой Николай! — в один голос воскликнули леди Елизавета и ее неразлучная подруга леди Алиция.
Затем вошел Питер в образе молодой девушки, под руку с актером, который, как догадалась Жизель, изображал ее жениха. Вскоре он исчез, и «девушка» заломила руки, старательно показывая, как невыносимо она страдает.
Сэр Уилфрид открыл наконец глаза, выпрямился в своем кресле и громко возвестил:
— Это о святом Николае и трех сестрах!
Жизель скептически усмехнулась. Притча о том, как добрый святой одарил живущих в страшной нищете сестер богатым приданым, дабы им не пришлось торговать собой на ярмарочных площадях, как нельзя лучше подходила для рождественского представления, однако Жизель предпочла бы, чтобы Мэттью выбрал какую-нибудь другую пьесу, где бы не затрагивалась тема приданого или свадьбы.
Тем временем в зале появилась еще одна пара, также изображающая влюбленных. И снова последовали разлука и горестные страдания, за чем внимательно наблюдал святой Николай, в величественной позе стоявший поодаль.
Выход третьей сестры ознаменовался всеобщим оживлением и откровенными взглядами в сторону Жизель, и она мгновенно поняла почему: причина крылась не в том, что «девушка», в которой легко узнавалась сама Жизель, вела себя чрезмерно суетливо, всем своим видом показывая, что она рачительная хозяйка, а в том, что играл ее не кто иной, как доблестный сэр Майлс Бакстон.