— А ты думаешь, он виделся с Уолли?
Она пожала плечами:
— Наверное, да. Но он никогда об этом не говорил. Никогда не говорил даже о том, что видел Уолли, когда болел прошлым летом. Думаю, он просто не хотел ее обижать.
И сама того не подозревая, она нарисовала мне картину, которая впоследствии существенно повлияла на мои рассуждения. Картину отчуждения, которое Кэтрин в течение многих лет углубляла в отношениях между Говардом и его сыном. Однако эти отношения были, похоже, теснее, чем казалось. Их вынудили встречаться, по существу, тайком, а Уолли, унаследовавший от Маргарет и обаяние, и глаза, и красоту, не мог не унаследовать и свою долю любви.
Все это подтвердилось потом, в разговоре с доктором Симондсом.
— Какие бы проблемы у них ни были раньше, — рассказал он, — они их преодолели. Уолли приходил каждый день. Одну или две ночи он спал прямо там, в номере. Потом подменял сестру, когда она днем выходила прогуляться. В общем, он был настоящей палочкой-выручалочкой.
Уолли настоял на том, чтобы узнать всю правду о состоянии своего отца, и когда ему сказали диагноз, он слегка побледнел.
— Сколько ему осталось?
— Год, два года. Никто не знает. Может быть, даже и больше.
Но этот разговор состоялся уже позднее.
Говард умер ночью во вторник, вернее — рано утром в среду. К телефону меня вызвал их лакей, но кто бы мог подумать, что разговаривать придется с Мэри Мартин.
— Мне очень жаль, но у меня для вас плохие новости, — начала она и подробно рассказала, как все произошло. — По всем признакам, мистер Сомерс вечером чувствовал себя довольно хорошо. Мисс Джуди пробыла у него в комнате часов до одиннадцати или даже больше. Ровно в одиннадцать камердинер Эванс принес стакан виски с содовой и оставил его в спальне, а вскоре Джуди сама ушла спать. Кэтрин нашла его утром в спальне, лежащим так, как он упал — поперек кровати, в халате и шлепанцах.
Я села на одиннадцатичасовой поезд и вскоре после двух часов дня уже была в квартире Сомерсов. Мэри находилась в холле. Копну рыжих волос красиво оттеняло парадное черное платье. Она деловито и спокойно разговаривала с человеком, который, как оказалось, был служащим похоронного бюро. Меня она приветствовала довольно сухо.
— Миссис Сомерс пытается хоть немного отдохнуть, — объяснила она. — Вы уже завтракали? Или мне следует что-нибудь для вас заказать?
— Я уже ела, Мэри. Когда это случилось?
— Врачи считают, что между тремя и четырьмя часами сегодня утром. Сердце.
— Значит, дознания не будет?
— Дознания? — Мне показалось, что она вздрогнула и как-то странно посмотрела на меня. — Нет. Это же не было неожиданностью.
Провожая меня в комнату, Мэри рассказала подробности. Врачей смерть пациента не удивила. Он скончался тихо, и это было единственное, что утешало. Мэри уже сообщила всем членам семьи: позвонила мистеру Блейку, дала телеграмму Лауре. И еще — она посчитала это справедливым — телеграмму мистеру Уолтеру.
— Почему же нет? — довольно резко спросила я. — Он же сын. А мистер Блейк приедет?
— Он должен успеть на похороны.
Джуди заперлась в комнате Кэтрин, которая, похоже, была совершенно ошеломлена свалившейся на нее трагедией. Устроившись в комнате для гостей, я задумалась. Мэри явно чувствовала себя здесь как дома. Мод Палмер, как и предсказывала Джуди, уже не было. Эта Мэри Мартин умеет работать быстро. Всего неделю назад она еще была в моем доме и вот — уже здесь.
Я теперь знаю, что произошло и как. Кэтрин мне все рассказала.
В предыдущую пятницу Мэри появилась в квартире и попросила встречи с Кэтрин, диктовавшей в это время письма в маленькой комнатке, рядом с гостиной, которую она любила называть своим кабинетом. Кэтрин вышла в холл. Мэри была спокойна и уверенна в себе. В течение следующего получаса она рассказала много неожиданного. Мы и не подозревали, что она об этом знает. Например, о трости с клинком, об отказе Джима доказать свое алиби в ту ночь, когда была убита Сара. Она знала или догадывалась, что Джим не болен, а просто прячется, а затем, наклонившись вперед и тщательно подбирая слова, рассказала об исчезновении коврика из машины Джима.
Кэтрин была ошеломлена.
— Откуда вы об этом знаете? — резко спросила она. — От Амоса, наверное?
— Что-то от Амоса. Что-то видела своими глазами. Мисс Белл пыталась этот коврик сжечь, но он не горел. Когда я спустилась к завтраку, кухарка сказала мне, что исчезла кочерга. Я потом нашла ее в подвале. Начала искать и нашла там коврик. Он был в топке.
— И вы готовы в этом поклясться?
— Необязательно, — ответила Мэри и сделала паузу, давая Кэтрин время оценить ситуацию.
В течение часа бедная Мод Палмер, которая работала секретарем Кэтрин пять лет, была уволена с выплатой авансом двухмесячного жалования. На следующее утро Мэри Мартин уже осваивала пишущую машинку в маленькой аккуратной комнатке, в которой Кэтрин выполняла обязанности, выпадающие на долю замужней женщины ее достатка и социального статуса.
О чем думала Мэри, сидя в этой комнате? Была она возбуждена или подавлена? Может быть, напугана? Сейчас я думаю, что напугана, так как в первый же день она выбрала время и попросила Кэтрин ничего мне не говорить.
— Почему? — удивилась Кэтрин. — Мисс Белл будет приятно узнать, что вы нашли хорошее место.
— Она подумает, что я использовала то, что знаю, в личных целях.
По лицу Кэтрин промелькнула тень холодной усмешки, и молодая женщина покраснела. Но в конце концов согласие было дано. По крайней мере, временное.
— Но, конечно, когда вернется мисс Джуди…
— Тогда, скорее всего, это не будет иметь для меня никакого значения, — тихо ответила Мэри и повернулась к пишущей машинке.
Непонятное создание эта девушка. Она пряталась более целенаправленно и эффективно, чем Джим. Даже у Кэтрин не было адреса, по которому она жила в городе. Наверное, она впервые почувствовала себя в безопасности, потому что, как мы сейчас знаем, именно в эту ночь, в ночь поступления на работу к Кэтрин, она пошла на Бруклинский мост и выбросила что-то в воду. Бумага, в которую было завернуто это что-то, не была завязана, и ветер отнес ее далеко в сторону.
Затем она нашла почтовое отделение подальше от центра и послала записку Уолли. Пару строк без обратного адреса. После этого пошла к себе домой и «спала очень хорошо».
Так или иначе, но она была здесь, в элегантной квартире на Парк-авеню, в которой по утрам бесшумно сновала дюжина слуг. Потом слуги исчезали и появлялись только по вызову или для совершения ритуалов приема пищи. Что чувствовала Мэри, для меня до сих пор загадка. Наверное, быстро приспособилась. Она многому научилась, живя у меня. Но попала к Кэтрин с определенной целью. А достигнув ее, исчезла. Скрылась. Странная девушка, непонятная, даже с учетом того, что нам известно о ней сейчас.
Итак, в доме царил траур. Кэтрин не появилась. Приходили какие-то люди, разговаривали шепотом и уходили. Посыльные приносили цветы, и Мэри Мартин аккуратно заносила имена отправителей в маленькую книжечку. Было решено, что до похорон она будет ночевать здесь.
Мне показалось, что Мэри очень изменилась. Она выглядела подурневшей и довольно усталой. Я как-то принесла к ней в комнату визитные карточки с соболезнованиями и увидела, что она сидит, опустив голову на стол. Но она не плакала. Наоборот, ее глаза смотрели с вызовом и довольно жестко.
У меня не было ни малейших подозрений в отношении смерти Говарда. Однако откровенный разговор, который состоялся у меня с Джуди, заставил задуматься. То, что она рассказала, просто не укладывалось в голове.
Но поскольку для понимания ее рассказа необходимо знание расположения комнат в квартире, то я начну именно с этого.
Итак, как я уже говорила, квартира у них в два этажа. На первом находятся большая и малая гостиные, библиотека и кабинет Кэтрин. За ними, вдоль коридора, идут столовая, буфетная, кухня и комнаты слуг. Наверху, куда ведут парадная и черная лестницы, расположены комнаты членов семьи: будуар Кэтрин, соединенный с ее спальней, кабинет и смежная с ним спальня Говарда, комната Джуди, комнаты для гостей, комната служанки Кэтрин с примыкающим к ней помещением для шитья и глаженья белья.
В тот вечер, во вторник, Джуди встретила Мэри в холле, когда та собиралась уходить. Джуди весьма холодно воспринимала присутствие Мэри в доме и старалась общаться с ней как можно реже, но Мэри заговорила первой:
— Мне кажется, вашему отцу лучше не оставаться одному сегодня ночью.
Джуди вскинула брови:
— И почему же?
— Потому что он очень больной человек. Если он… если ему вдруг станет плохо ночью, он не сможет даже позвать на помощь.
— Мы не собираемся оставлять его без внимания, — коротко ответила Джуди и ушла.
Но беспокойство осталось, и она провела этот вечер в кабинете Говарда, рядом с его спальней. Говард был сильно простужен и чувствовал себя нехорошо. Большую часть времени он читал. Когда в одиннадцать часов камердинер Эванс принес виски и поставил его возле кровати в спальне, Джуди собралась уходить.
О том, что произошло потом, она не рассказывала еще даже собственной матери.
Зазвонил телефон, трубку сняла Джуди. Звонили Говарду, явно издалека, и сам он, когда взял трубку и ответил, был довольно сильно удивлен.
— Сегодня ночью? — переспросил он. — Где вы? Уже довольно поздно. Вам понадобится еще часа два.
Но потом он согласился. Джуди сказала, что после разговора Говард выглядел задумчивым.
— Твой дядя Джим, — объяснил он. — Едет сюда на машине. Я-то думал, он болен.
— Был болен, — ответила Джуди, напряженно размышляя. — Отец, я бы не хотела, чтобы ты с ним встречался. Это тебя расстроит.
— Почему?
— Не знаю. У него неприятности, отец. Глупо, конечно, но полиция пытается связать его с делом Сары, ну и все такое прочее.
— Чепуха! Чем ему помешала Сара? Это наглость с их стороны.
Она хотела дождаться гостя, но отец объяснил, что Джим особо просил сохранить визит в тайне от всех. Поэтому он воспользуется черным ходом и войдет в квартиру через заднюю дверь. Говард попросил Джуди ее открыть. Тут же он позвонил ночному сторожу, чтобы тот пропустил к нему посетителя, а еще лучше — просто отпер выход со стороны аллеи. Положив трубку, отец улыбнулся.