— Бесстрашьтесь, — сказал, словно сжалился над всеми, гость. — Корабль…
Счастливый парень, он не знал глагола «убивать». Он просто нарисовал несколько крошечных букашек и демонстративно стер их. Всем припомнилось, что этот знак он подал им в первый свой визит. Ну, понятно, у них в шлюзовой камере предусмотрена автоматическая дезинфекция.
Соня Деа медленно-медленно выдыхала воздух — с того момента, когда она представила себе, что по ее планете разгуливает непродезинфицированный инопланетянин, она, похоже, вообще не дышала.
— Лететь! — скомандовал он, и члены Совета послушно поднялись со своих мест.
«Приземляться придется на Сахарском космодроме, — сказал Дашков. — Там все условия для таких вот экспериментов. Скажите, вы сможете посадить ваш корабль вот сюда?»
На экране возникла карта северной части Африки, и яркая стрелка указала на самый крупный космический полигон.
— Скажу кораблю. Он сядет.
«Разве вы не пилот?» — поразился Ласкарис.
— Я думать. Корабль лететь.
— Ну и техника у вас! — невольно вырвалось у Первеева. — Управление кораблем на чистой психотронике!
— У другой звезды.
— Постой, постой, ты хочешь сказать, что этот корабль… Что его создали в другой звездной системе? — переспросил Джанг.
— Да.
Члены Совета разом сели. Кто-то застонал.
— Почему ты никогда об этом не рассказывал? — обиженно проговорил Первеев.
— Вы не интересовать. — Он помолчал и совсем тихо добавил: — Обидно.
— Слушай, — сказал Джанг, — так вас там, выходит, много… В том смысле, что с разных планет? Мы об этом еще только мечтаем, а вы уже друг к дружке запросто летаете…
— Мы нет.
«Ничего не понимаю, — искренне признался Дашков. — Вы прилетели, и вы, оказывается, не летаете. Может быть, вы объясните нам, что к чему, хотя бы в общих чертах?»
— Трудно, — сказал гость. — Пробую.
И, тщательно подбирая слова, а порой переходя к привычным росписям на полу, он рассказал…
Цивилизация на его планете была типично биологической и достигла достаточно высокой ступени, в технологическом плане оставаясь где-то на уровне бронзового века. Планета не знала перенаселения, методы аутоконтроля позволяли бороться с болезнями, культура достигла лучезарных вершин.
И тут буквально свалились с неба непрошеные пришельцы. Это была энергичная щедрая раса звездопроходцев, которая уверенно несла дары своей цивилизации с одной планеты на другую. Их корабли располагали техникой, способной с большой степенью вероятности разыскивать звезды, обладающие планетными системами, пригодными для зарождения жизни. А найдя таковую жизнь, они впадали в такой восторг, что буквально задаривали «братьев по разуму»: автоматические металлургические комплексы, преобразователи энергии, комбинаты автоматического клонирования, информационно-вычислительные центры, космические корабли и индивидуальные левитаторы. И все это, как сказал бы землянин, «с подгонкой по фигуре», то есть приспособленное для использования именно на этой планете, со всеми ее физико-химическими параметрами, и притом на нулевом уровне эксплуатационного примитива: ткни пальцем в кнопочку…
«Дерни за веревочку — дверь и откроется», — пробормотал себе под нос Ласкарис. Гость не расслышал, но Дашков на всякий случай грозно нахмурился.
С дарами инопланетной технологии было просто: оставили в неприкосновенности, за редким исключением. Гораздо хуже было с информацией. Рассказы о жизни далеких миров, проиллюстрированные неразрушимыми объемными миражами (вероятно, без голографии не обошлось), пленили сердца молодежи. До сих пор на единственном кольцевом материке все было единообразно: одна цивилизация и, следовательно, одна культура, один язык, один образ жизни (на данный момент, во всяком случае, — недаром божеством было единое солнце: до прилета пришельцев считалось, что оно освещает всю Вселенную) и одна, возведенная в ранг богини, планета.
Недаром в переводе на язык землян эта планета называлась Айна или, если угодно, Уана.
Айниты, от природы наделенные способностью менять свою внешность, до сих пор придерживались строгого единообразия, не говоря уже о манерах и обычаях. Все было едино.
Но вот с некоторых пор у молодежи стала наблюдаться чуть ли не поголовная тенденция подражать инопланетянам, и не только тем, что посетили Айну, но всем, фигурировавшим в рассказах пришельцев. Словом, изощрялись кто во что горазд. Сначала на это смотрели снисходительно: упражнения в мимикрии — это возрастное, пройдет; ан, не проходило. Через несколько десятилетий спохватились: за формой пришел черед содержания. Попирались обычаи и приличия, забывался язык, под угрозой была культура — многовековая, собственная. На смену пришел хаос подражательства. Старшее поколение представило себе, что случится еще лет через двадцать (айниты живут примерно одинаковое число лет), и приняло чрезвычайные меры: все инопланетное было категорически запрещено.
И только теперь жизнь на Айне вернулась в свое естественное русло.
«Хэппи энд», — буркнул Ласкарис. Остальные молчали, но чувствовалось, что всех томит какая-то недоговоренность.
«Ну, с историей мы разобрались, большое вам спасибо за впечатляющий рассказ, — откашлявшись, словно у него першило в горле, заговорил Дашков. — Но при чем здесь ваш преступник, за которым вы гнались через всю Галактику?»
Было видно, что гость устал невероятно, напрягая свои лингвистические способности. Поэтому паузы между словами достигали порой нескольких секунд:
— Он… преступал… против… детей.
В третий раз за этот день члены Совета продемонстрировали фантастическое единодушие: они ринулись к своим скафандрам.
«Мигранян! — Голос Дашкова гремел так, словно он командовал Полтавской битвой. — На всей планете — чрезвычайное положение! Обращение сформулируем сразу после взлета. Держите связь с нашим кораблем, чего бы это ни стоило! Команду Фаттаха — следующим рейсом, как только будет готов корабль. Проконтролируйте!..»
— Остановить… — Гость смотрел на экран, на котором суетились члены Совета, неловко влезая в скафандры: как-никак это случалось с ними далеко не каждый год. — Ваши дети… опасность нет.
— В самом деле, Петр Павлович, — не выдержал Фаттах. — Если бы это было опасно для нас, он предупредил бы с самого начала… Человек ведь.
«Человек? — Дашков прыгал на одной ноге, не позволяя никому помогать себе: это было его нерушимым правилом. — Человек… Человек… Внимание: авральный старт отменяется. Команда Фаттаха, прибыть поелику возможно быстрее сюда. Э-э-э… гость с планеты Айна, вы летите одновременно с нами?»
— Лететь.
«Вы запомнили точку, которую я показал вам на карте? Или повторить?»
— Лететь.
«Само собой… То есть счастливого пути!»
Два корабля — земной и инопланетный — стартовали одновременно. На Сахарском экспериментальном космодроме опустился только один корабль — наш.
Чрезвычайное положение на всей планете объявлено не было, но еще в полете Дашков успел распорядиться, чтобы все следящие системы космодромов, обсерватории, метеостанции, а пуще всего — Служба охраны озонового слоя, или, как ее коротко называли, СООС, не утроили, а удесятерили свою бдительность. Как чувствовал старик. И когда Хори Хасэгава вкупе с Соней Деа принялись скорбеть по поводу отбытия инопланетянина в родные края, он пожал плечами и коротко велел: «Ищите лучше».
Искать принялись на славу, и не прошло получаса, как с Земли Королевы Мод, из городка Санта-Фэ и окрестностей поселка Щебетовка на восточном побережье Крыма уже пришли сообщения о посадке неопознанного тела. В первом и втором случаях это были обычные аномалиты, или, как их называли в старину, «летающие тарелочки», а вот в третьем деваться было некуда: это был он, голубчик. Дашков даже руки потер, хотя обычно не допускал ни лишних слов, ни жестов.
— Как давно он сел? — спросил Ласкарис, не разделявший оптимизма своего друга.
«Один час двадцать три минуты назад, — пророкотал кибер-ответчик. — С момента приземления наблюдение снято».
— Вот именно, — сказал Ласкарис. — Теперь ищи ветра на Черноморском побережье…
— Чтобы его искать, надо еще до указанного побережья добраться, — резонно заметил Вепке. — Хотя… Наш гость проявлял завидную резвость на Луне, а вот каково ему будет в многопудовом скафандре здесь, в условиях земной тяжести?
— Увидим, — лаконично заключил Дашков. — Ты все равно останешься, вон что с тобой посадка сделала. Нельзя тебе больше летать. А мы сейчас выжмем из машины… машина готова?
Все было готово.
«Внимание, Щебетовка! — Дашков задержался перед микрофоном. — Может, он уже покинул корабль — я бы на его месте так и сделал, — но если нет, то постарайтесь все время держать его под наблюдением… Почетную встречу организуйте, что ли. В национальных костюмах, с цветами и песнями. У вас же там полно студентов на летней практике — пусть проявят сообразительность. Но чтобы ни к одному ребенку его не подпускать!»
С тем суперскоростная машина и взмыла в воздух. Но там, куда они направлялись, все было тихо и спокойно: корабль-«волнушка» стоял в тенистом ущелье, заросшем орешником, но известная уже всему миру массивная тускло-серая фигура ни вблизи его, ни на побережье не появлялась.
Добровольцы из студенческих отрядов и окрестных детских лагерей уже оцепили импровизированный «космодром», а с минуты на минуту должны были прибыть карантинные и аварийные службы — так называемые штурмовые бригады, подчиненные лично Дашкову. Он вызывал людей, технику; если бы на Земле еще существовали войска, он направил бы сюда… как это называлось… несколько дивизионов. Или дивизий? Странное, визгливое понятие, несомненно относящееся к области ручного пиления чего-то душистого, оставляющего оскомину во рту, а на ногах — тончайшую осыпь еще теплых опилок… Клейкость обломанного сучка… Паутина протянувшейся от среза смолки…
Он вздрогнул и очнулся. О чем это он? Вот уже несколько десятилетий он не позволял себе не только лишних слов или движений — посторонней мысли. Он, Петр Дашков, член Высшего Координационного Совета.