Да, скверным актером был капитан. И обида на Зою - за то, что не поддержала тогда, в самый первый момент, - была так явственно написана на его лице, что все видели. Зоя лишь улыбалась про себя: ничего, пусть это будет наша первая маленькая ссора. Все равно, он придет: ему нужна поддержка. После примирения они станут еще дороже друг для друга. Так всегда бывает. Подождем еще денек, еще недельку… Бывает, что человек оказывает положенные знаки внимания, учтив и нежен, а в глазах его - пустота; вот тогда действительно становится страшно. А сейчас чувству их ничто не угрожает всерьез. Нет, ничто.
Так - в перепланировании помещений, смене обстановки, разговорах, отдыхе, играх - проходили дни, не приносившие ничего страшного, никакого разочарования, никакой беды - и капитану казалось, что он выиграл эти дни у какого-то врага.
Та-та-та. Та-та-та. Ладонь - мяч - пол. Шаг.
Звуки эти смешивались с шумным дыханием и резкими выкриками. Нарев, ведя мяч, пересекал площадку по диагонали. Остановился. Луговой, подняв руку, ждал передачи, между ним и щитом не было никого. Нарев, прищурившись, бросил мяч. Но Еремеев неожиданно выскочил, перехватил и помчался к противоположному щиту; мяч подхлестнутый ладонью, звонко ударялся об пол, подскакивал и на мгновение словно бы прилипал к пальцам игрока. Зоя встала на пути, но мяч, будто понимая обстановку, отскочил вкось, Еремеев одновременно сделал шаг в сторону - и, словно повиснув на долю секунды вровень со щитом, легко положил мяч в корзину и мягко спустился на пол.
Вторая команда проигрывала. Нарев начал новую атаку, но Петров, судья, засвистел. Появившаяся в зале Вера, отыскав глазами капитана, вышла на площадку, ход игры нарушился.
Капитан слушал ее, и на лице его возникало выражение заинтересованности и удовлетворения.
- Администратор в состоянии разговаривать, - объявил он громко. - Он просит меня навестить его.
Шелест, возникший в зале, был радостным. Администратор возвращался в строй, это означало поворот к лучшему. Такие люди, как администратор, не могут не найти выхода из самых сложных положений. Есть на что надеяться!
- Только не очень утомляйте его, - сказала Зоя.
Нарев стоял в нерешительности, ударяя мячом о пол и снова ловя упругую камеру. Стоило ли продолжать игру? Команда все равно осталась в меньшинстве. Но вбежал инженер Рудик, раздеваясь на ходу. Подняв руку, он вышел на площадку, Петров засвистел, и матч возобновился, но игра пошла не так, как до сих пор, а энергичнее, радостнее, быстрее: администратор пришел в себя.
Капитан торопливо нырнул в бассейн, чтобы смыть пот. Вода ласково гладила его кожу - голубоватая глыба, предназначенная лишь для того, чтобы омывать тела людей и совсем как будто позабывшая, что она - родня стихиям.
Петух, обезглавленный ловким ударом топора и неосторожно выпущенный из рук, несется, растопырив крылья, заливая свой путь кровью, уже неспособный представить будущее, но еще не забывший ужаса происшедшего. Так и человек, внезапно лишившийся всего, что составляло содержание его жизни, в первый момент не успевает ужаснуться грядущему, но ощущает лишь потерю того, чего ждал и к чему готовился. Значительнейшие события своей жизни люди воспринимают прежде всего эмоционально, разум же в это время цепляется за мелочи, за детали, так как лишь через детали человек может осмыслить главное.
Так произошло и с администратором Карским.
Достаточно оказалось ему услышать, что непосредственной, сиюминутной опасности нет, что не придется мучительно гибнуть, вцепившись в обломки корабля и делясь последним глотком воздуха и крошкой съестного, как мысли о потерянном тотчас же вытеснили из его сознания главное - мысли о будущем: уж слишком несопоставимы были они в его представлении. Администратор в первую очередь понял, что не попадет в Совет ни сегодня, ни завтра, и вообще никогда, и работу, подготовке к которой столько было отдано и от которой столько ожидалось, ему так и не придется делать. Поняв это, Карский ощутил в теле странную пустоту - исчезла цель, которую он преследовал. Администратор, все последние дни уже живший мыслями на Земле, встречавшийся в воображении с другими членами Совета и делившийся идеями, что возникли у него и за пять лет подготовки получили теоретическое обоснование, - администратор вдруг почувствовал себя так, словно его долго и настойчиво уговаривали прийти вечером в дом, и он долго не решался, и наконец пошел - и наткнулся на запертую дверь; никто не откликнулся на звонки и не отворил, - а в окнах был свет, и слышались голоса. Это было обидно и унизительно.
Все, что ощущал сейчас Карский, не оформилось еще в четкие мысли; это были не фразы, а настроения, не слова, а цвета, в которые вдруг окрасилось окружающее. Однако, даже не сумев сформулировать всей трагичности того, что произошло, администратор подсознательно уже постиг, что с ним обошлись плохо, поступили недостойно. Как и все, досконально постигшие мудрость причинно-следственного закона, он прежде всего подумал даже не о поисках выхода, но о поисках виноватого. И им мог быть только капитан.
- Как же вы, капитан, допустили такое?
- Могу повторить…
Капитан проговорил эти слова сухо, официально, а в голове стоял туман. Он шел сюда с радостью и надеждой, шел на совет, а попал, кажется, на допрос, и на допрос пристрастный. Капитан не снимал с себя вины, хотя и знал, что ни один законник не сформулировал бы ее: она относилась к этической, а не к правовой области. Чего хотел администратор: чтобы капитан сложил обязанности командира? Это было бы самое легкое, но Устюг понимал, что понесет свой груз и дальше, как бы ни относились к нему люди и как бы сам он ни хотел избавиться от этого груза. Чувство разочарования - вот это владело сейчас капитаном; зная за собой слабости, он подсознательно отказывал в них администратору, хотя и на самом высоком посту человек остается человеком. Администратор проявил слабость - значит помощи от него ожидать не приходилось и можно было лишь вести себя строго официально.
Все это Устюг даже не думал, но просто чувствовал, пока продолжал свои объяснения. Собственно, все было уже сказано, и Устюг поймал себя на том, что лишь затягивает время. Ему стало стыдно, и он прервал свою речь сухим: «У меня все», - прервал так неожиданно, что Карский по инерции еще несколько секунд молчал…
- Значит, у нас практически нет шансов вернуться на Землю? И ни на какую другую планету? - проговорил он наконец, странно блестя глазами. - О, бессмертные боги, узнаю вашу иронию!
- Если появится хоть малейшая возможность, она будет использована полностью.
- Батареи?..
- Как только положение выяснится, вам будет доложено.
Но уже наступила реакция, и Карский, глядя мимо капитана, пробормотал:
- Можете не докладывать. Что от этого изменится?
- Дело в том, что вы нам нужны, вы - руководитель.
- Громко сказано. Двенадцати человекам?
Капитан мог бы сказать, что двенадцать - это много, особенно для замкнутого пространства. И что каждый из двенадцати хочет жить не менее, чем каждый из тысячи или десяти миллиардов. Карский же с горечью думал о том, что всю мощность его, как руководителя, хотят использовать для дюжины человек. Представляют полководцу командовать отделением, хотя тут нужен от силы сержант.
Он был неправ; но он был болен.
Не дождавшись продолжения, капитан встал.
- Поправляйтесь, администратор, - сказал он и вышел, и, как подумалось ему, карманы его были полны обломков надежды.
Зоя и Вера ожидали за дверью.
- Ну, что он?
- Вы не утомили его?
Капитан лишь покачал головой. Он смотрел на Зою. Вот на кого только он мог рассчитывать. На ее помощь, на ее поддержку.
- Зоя…
- Да, - сказала она. - Слушаю тебя.
Вот и дождалась, подумала она в этот миг. Он пришел. Конец недоразумениям. Все будет хорошо…
- Мы можем увидеться? Немного попозже?
- Да, если ты хочешь.
- Очень.
- Где?
Он сказал сразу:
- У меня, если не возражаешь.
Она улыбнулась.
- Нет, конечно. У тебя.
Капитан перевел взгляд на Веру. Девушка постаралась побыстрее согнать с лица улыбку.
- Сейчас я буду в энергодвигательном.
- Есть, - чинно ответила Вера.
Пришла пора осмотреть батареи всерьез, - решил капитан, уходя. - Чтобы что-то решить, наконец. Пришла пора принимать решения…
Она пойдет туда сразу же. Пусть капитан бродит по своему хозяйству, а она тем временем посидит у него, освоится с новыми для нее стенами. Попытается почувствовать там себя непринужденно, естественно. На этот раз уже не порыв привел их друг к другу, а сознание, что иначе нельзя. И сейчас Зоя была готова помогать Устюгу беззаветно, потому что чувствовала себя в чем-то сильнее.
Она вышла из медицинского отсека и, идя по широкому коридору палубы управления, улыбалась своим мыслям. Наверное, в каждой женщине оживает порой лихая девчонка… Хорошо творить добро и приятно дарить, особенно, если даришь самое себя и этого ждут с нетерпением.
Зоя свернула в другой коридор, покороче. Здесь двери были пошире, плафоны на потолке - другой формы, в одном месте коридор, расширяясь, образовывал нечто вроде холла, и тут стояли два кресла и столик. В холл выходили три двери: каюта Веры находилась в другом месте. Зоя наугад отворила первую дверь, интуиция подсказала ей, что она ошиблась: здесь ничто не напоминало о капитане. Она отворила другую.
Каюта была просторной, из первой комнаты вели еще две двери, совсем как в квартире. Спальня и ванная смежные. Удобно. Одну переборку занимали стенные шкафы. Отныне это - ее дом, и, быть может, навсегда. Хороший дом, подумала она. Дом - это ведь не только стены…
Внимательно оглядев себя в зеркале, Зоя улыбнулась: давно она не выглядела так хорошо. Она села и посидела немножко, улыбаясь и представляя, как он появится на пороге. Потом стала думать о том, как встретит его. Пусть он сразу почувствует, что она пришла насовсем, что жизнь вошла в свои берега.