– Флазер будет лежать здесь. Он заряжен… – капитан вытащил батарею, поставил ее на стол и дал всем полюбоваться, затем снова задвинул на место. – Вот еще, – он вынул из кармана вторую батарею и положил рядом с флазером. – Хватит на всех. Теперь – если все действительно хотят этого – вы разойдетесь по каютам. Прошу правильно понять: я не против того, чтобы умер тот, кто больше не хочет жить. Но если кто-то лишь боится воспротивиться другим и признать, что боится смерти, то зачем ему умирать? За компанию? Пусть остается в своей каюте.
– Пусть умирает с голода или в драке с роботом, – дополнил физик. – К чему эти разговоры, капитан? Дайте мне оружие.
– Я сказал: все разойдутся по каютам.
– Послушайте! – сказал администратор. – Да вы в своем уме? Неужели это не шутка? А вы, инспектор? Где ваш закон?.. Надо же отобрать у них оружие! Они не в своем уме!
Инспектор покачал головой.
– Это говорите вы, едва не погубивший корабль? Нет, не отмахивайтесь: я знаю, что я прав. Закон умер, администратор, потому что иначе вас не было бы здесь. Я готов умереть!
– Инна! – сказал администратор. – Вы… неужели вы захотите умереть теперь, когда вы не одна?
Актриса задумчиво поглядела на него.
– Я понимаю вас… – Она на миг прислонилась головой к плечу Лугового, улыбнулась. – Мне сейчас хорошо, да. Но уже столько раз было хорошо, а потом становилось плохо. Не лучше ли уйти в хорошем настроении? – Она взглянула на штурмана. – И вы ведь не оставите меня одну, Саша?
Штурман проглотил комок и кивнул.
– Администратор, – сказал Истомин. – Мы ценим ваши усилия. Но они бесполезны. Мы решили – и не отговаривайте нас.
– Вера! – крикнул Карский. – Но ты ведь не захочешь!
Она медленно подняла на него глаза.
– Наверное, так будет лучше, – сказала она тихо.
– И ты? Почему?
Вера лишь покачала головой и опустила глаза.
Где настоящие слова? – с тоской подумал Карский. Нет, не слова; дела где? Где великие цели? Что мы без них? Прах…
– Никто не выступает против, – сказал капитан угрюмо. – Что ж, вы – свободные люди. Распоряжайтесь собой. Я останусь здесь, потому что капитан уходит последним. Идите – если все это было серьезно.
Наступила жуткая тишина, словно все перестали дышать. Потом физик засмеялся.
– Год прошел, – сказал он. – Помните, я предлагал через год встретиться? Но через год мы расстаемся – и, кажется, навсегда. – Он встал. – Прощайте!
Нарев откашлялся.
– Прощайте все! – сказал он. – С вами было чудесно. – Он посмотрел на Милу. – Разрешите, я провожу вас. Из каюты мы выйдем вместе – так вам будет легче.
– Спасибо, – прошептала она, поднимаясь.
– Устюг! – сказал инспектор. – А если кто-нибудь только ранит себя?
– Из флазера? Это трудно. Но я помогу.
– Вы сможете?
– Я должен смочь.
– Тогда я спокоен, – сказал Петров, уходя.
Вера подошла к администратору, не стесняясь, обняла его и поцеловала. Он тоже хотел обнять ее – она ловко увернулась (он никогда не понимал, как это удается женщинам), быстро проговорила: «Не провожай меня – я не выдержу» и подошла к Зое.
– Идемте, доктор?
– Куда? А, конечно…
– Плохо вам?
– Не знаю… Нет, наверное. А вам? Что-то я хотела спросить у вас… Никак не могу вспомнить, что, – Зоя покачала головой и встала, опираясь на руку Веры. – Пойдемте, девочка, пора…
У стола остались капитан и администратор. Флазер лежал на столе, и его металл тускло поблескивал в рассеянном свете. Капитан встал и убавил свет. Дверь одной каюты отворилась. Капитан напрягся, администратор скрипнул стулом. Вышел инженер.
– Посижу здесь, – сказал он. – Думал отговорить Сашку. Но она его проглотила живьем. Теперь ему конец.
– Это было бы неплохо, – сказал администратор, – если бы жизнь была впереди.
Капитан кивнул. Рудик достал свой флазер и положил рядом с капитанским.
Они смотрели на закрытые двери кают. Одна из них чуть заметно дрогнула. Капитан прищурился. Дверь приотворилась, затем медленно вернулась в прежнее положение. Устюг усмехнулся краешком губ. Другая дверь приоткрылась на несколько сантиметров. Казалось, из-за нее слышится напряженное дыхание. И эта дверь через несколько секунд вернулась на место. Дрогнула еще одна; между нею и косяком образовалась узкая темная щель: в каюте выключили свет. Дверь не закрывалась и не открывалась дальше. Капитан слышал, как за плечом сопит Рудик, как похрустывает пальцами администратор, едва удерживаясь, чтобы не вскочить, не заорать что-нибудь на весь корабль…
Четвертая дверь распахнулась сразу. Из нее вышел физик. Он подошел к столу.
– Мир честной компании, – проговорил он. – Извините, что задержался: складывал бумажки – хотя и глупо. Дайте-ка мне эту штуку.
Он взял флазер, подбросил в руке и подмигнул ему.
– Здесь все сделано, как надо? – спросил он капитана. – Где нажать – тут?
Устюг не успел ответить, не успел предупредить, что не надо нажимать раньше времени. Механизм сработал. Полыхнуло. Промчались голубые молнии. Сухо, громко ударило. Косая, обугленная борозда возникла на поверхности стола, пластиковый настил пола в углу вскипел. Физик растерянно улыбнулся.
– Черт, – сказал он. – Я даже испугался. Ну, во второй раз не ошибусь. Опыт – великая вещь.
И тут раздался крик. Они узнали голос сразу: кричала Зоя. Капитан вскочил. Он и физик одновременно шагнули к ее каюте. Дверь распахнулась. Показалась Зоя. Она держалась за косяк.
– Нет! – сказала она. – Подождите! Не надо.
– Что случилось? – тревожно спросил капитан.
– Вера… – сказала Зоя и неожиданно улыбнулась. – Вера.
– Вера – что?
– Ах, ну как же вы не понимаете… Пять месяцев, шестой! (администратор медленно поднялся, рот его открывался все шире).
– Пять месяцев? Что это значит?
– Да беременность же, конечно, – с досадой сказала Зоя. – А вы все еще верите, что детей находят в капусте? Или откуда еще они берутся по-вашему?
– Ах, беременность, – сказал капитан Устюг, как будто слово это было иностранным и невыносимо трудным в произношении.
Зоя сердито топнула ногой. Тогда физик длинно свистнул и сказал:
– Молодец девочка! Урок дуракам! – Он глядел на Зою, и глаза его смеялись. – Так и надо! А? Кажется, дивертисмент отменяется! А я-то думаю: с чего она так полнеет? Виват!
Подняв руку, он выпустил весь заряд в потолок, жмурясь и пригнув голову. Звенело стекло, и физик смеялся.
Все высыпали в салон. Капитан сказал писателю:
– У нас есть еще вино в запасе. Кто хочет вина?
– Все хотят! – заявил физик. – Надо же выпить, раз грядущее поколение на подходе! И уберите это.
Капитан сунул флазер в карман.
– За любовь! – сказал Нарев. – Обязательно за любовь!
Вот как обернулось дело. И никто уже не думал – быть или не быть, и никто не обсуждал способ, каким лучше всего свести счеты с этим миром. Не то, чтобы они сразу уверовали в прекрасное будущее; но первый житель этого будущего был уже в пути, и ко дню его встречи надо было приготовить не только чепчики и распашонки – надо было приготовить будущее, чтобы оказалось ему впору, не было бы слишком тесным и не пришлось бы краснеть за подарок, недостойный ни дарителей, ни тех, кому предстоит пользоваться им неопределенно долгое число лет.
Вера плакала, пряча лицо на груди администратора: все, что она хотела – и не решалась сказать вот уже несколько месяцев, уливалось теперь слезами, вырывалось непонятными восклицаниями. Администратор гладил ее плечи и улыбался. Потом сказал:
– Ну, милый… теперь-то ведь все хорошо?
Вера замотала головой так, что разлетелись волосы.
– А в чем дело?
Она проговорила, всхлипывая:
– Как же он будет один?
– Один? Почему один? – Карский улыбнулся. – Думаю, что если он и опередит остальных, то лишь на полгода, не больше.
Лишь теперь она взглянула на него.
– Где же наконец вино, капитан? – крикнул Карский.
– Вино там, – хмуро ответил капитан. – А мы – тут.
Вот теперь все по-настоящему почувствовали, что голодны. Люди снова хотели жить; значит, надо было хотя бы поужинать.
Диспозиция разрабатывалась в салоне.
– Нарев! – сказал инспектор. – Вы знаете их лучше, чем все мы. Попытайтесь уладить дело миром. Чего они хотят? Почему выступили против нас? Или это вы внушили им такую мысль?
– Представьте себе, нет, – ответил Нарев. – Я старался вообще не думать о вас – о большинстве из вас. Что же я должен, по-вашему, сказать им?
– А в самом деле, что? – задумался инспектор. – Как вести переговоры с машинами? Какая дипломатия тут пригодна?
– Такой подход не годится, – проговорил администратор. – С машинами не разговаривают. Если мы вступаем в переговоры – значит, это не машины, а существа, равные нам.
– Но они же машины! – воскликнул инспектор.
– Да, – согласился физик. – Но голодны мы.
– И все-таки, – сказал капитан, – если они просто машины… Чем мы им мешаем?
– Эх! – с досадой сказал Нарев. – Мы им не мешаем!
– Почему же они?..
– Очень просто – программа и воздух.
– Неясно, – сказал администратор.
– Это горные роботы. Их программа – бурить, ломать, идти напролом. Поняли? Это, как безусловный рефлекс. Пока они работали, они занимались только этим. А другая причина… Часть их предназначена для разработки рудных залежей на спутниках, где нет атмосферы. Их тела подвержены окислению.
– Ясно, – буркнул инспектор.
– Но роботы не должны причинять вред… – начал было физик.
– А они ведь на нас и не нападают. Просто создают условия, в которых мы не можем жить. В любой момент они могут проковырять где-нибудь дырку – и нам конец.
– Медлить нельзя, – проговорил администратор.
– Да, – проворчал физик. – Вы, Карский, задали нам работы.
– Их шесть десятков, – после паузы молвил Нарев. – Сколько у нас батарей.
– С собой – мало.
– Рудничные роботы – крепкие сооружения, – проговорил Рудик. – Выступать против них с флазером, когда у них плазменные буры…