Несколько минут прошло в тишине.
Потом физик предложил способ. Роботы обладали магнитной памятью. Если изготовить достаточно сильные и удобные в обращении электромагниты, то можно будет стереть все, что записано в этой памяти, и роботы, оставшись без программы, выйдут из строя.
Рудик забраковал план. Дело было не только в том, что блоки памяти роботов хорошо экранированы. Способ не годился потому, что здесь, в пассажирской палубе, не из чего и нечем было изготовить даже самый крохотный магнитик.
Возникло и еще несколько подобных проектов. Пустой желудок, как известно, стимулирует изобретательность. Но для осуществления любого из предложений надо было прорваться хотя бы в палубу синтезаторов.
Приходилось рисковать. Капитан решил возглавить группу прорыва. Три члена экипажа и инспектор вооружились флазерами. Карачаров успел разобрать стол. Его каркасом – металлическими трубами – можно было пользоваться, как дубинками. Группа собралась возле двери, и Истомин приготовился распахнуть ее настежь.
Можно было подумать, что осаждающие разгадали план: за дверью слышались торопливые, тяжелые шаги. Видимо, роботы делали перегруппировку.
– Давайте, – кивнул капитан.
Истомин рванул дверь.
За нею было пусто. Роботы ушли.
– Не понимаю, – озадаченно проговорил капитан.
Администратор пожал плечами.
– Не думаете же вы, – сказал он, – что они глупее собак? Собаки прекрасно чувствуют настроение людей. Вот и роботы почувствовали, что мы приготовились умереть, у них просто не хватило такта, чтобы дождаться, пока мы действительно уйдем. А сейчас они уяснили, что дивертисмент, как выразились вы, доктор, откладывается – и ушли. Но, – он поднял палец, – если такая возможность возникнет снова, они не преминут ею воспользоваться.
– Ах, вот что, – сказал физик. – Значит, это была просто похоронная команда?
Битва была выиграна без единого выстрела, потому что, казалось, снова было для чего жить. Инстинкт сохранения вида – могучий инстинкт. Но человек двойствен по своей природе, и то, чего с избытком хватило бы любому другому виду, для него – лишь меньшая половина.
Капитан, администратор да и все остальные понимали, что пока они лишь получили отсрочку. Заживут ссадины, забудется страх. Но если за это время они не найдут какого-то выхода, все начнется сначала и в еще более тяжкой форме, потому что людям, быть может, придется увидеть, как будет деградировать их потомство. Свойственно желать детям лучшего, чем то, чем обладаешь сам. Но что могли пожелать они?
Они искали выхода ожесточенно и не находили, и безнадежность снова начинала закрадываться в их сердца.
– Боюсь, что все мы неправы, – сказал Карский, когда снова – в который уже раз – разговор зашел об этом. – Мы ошибаемся. Ищем не там.
– А вы знаете, где нужно искать? – спросил Петров хмуро.
Администратор пожал плечами.
– Когда вы, инспектор, заточили меня…
Петров что-то пробурчал под нос.
– Сидя в одиночестве, я думал о принятых вами законах. О законах, выработанных специально для мира Кита.
– Ну, и что же?
– Я подумал: не только законы – в нашем мире все должно быть своим. Он непохож на Землю. Но мы продолжаем мыслить по-земному.
– В чем это проявляется? – спросил Истомин.
– Земные конфликты обращены, так сказать, вовнутрь: они возникают и разрешаются в пределах Земли. Не должны ли мы поступать наоборот.
– То есть искать выход не на корабле, а за его пределами? – уточнил Карачаров.
– Вот именно.
– Да, – сказал физик и яростно поскреб в затылке. – Неужели… Хотя вообще-то… Нет, нет.
Карский взглянул на него.
– Кажется вам не дает покоя какая-то мысль.
– Да что вы ко мне прицепились! – яростно сказал физик. – Отстаньте! – Он вскочил и, широко шагая, вышел, с силой рванув дверь.
– Пока что, – сказал Петров, проводив физика взглядом, – я понял лишь, что арестовав вас, администратор, поступил правильно. Только не вздумайте начать ломать корабль во второй раз.
– Неужели вы думаете, – спросил администратор, – что это и в самом деле был я?
– Вы и Нарев. Я уверен в этом.
– Ни я, ни он.
– Но послушайте! Вы говорите это с такой уверенностью, словно знаете – кто это бы на самом деле!
– Полагаю, что да, – ответил Карский. – Подумайте: кто тогда сохранял рассудок? Два человека: Нарев в трюме и инженер, который находился совсем в другом корпусе, наглухо изолированном от нас. Что касается Нарева, то он не покидал трюма и не появлялся наверху.
Нарев кивнул.
– Инженер? – поднял плечи Петров. – Извините, но это чушь. С его любовью к кораблю…
– Тем не менее именно он. Не сомневайтесь он сам сказал мне. Он слышал наш разговор с капитаном о том, что авария может подхлестнуть людей; он понял, что с нами творится неладное, что мы катимся к гибели. И он рискнул.
– И вы хотите уверить меня, что он сам, своими руками…
– К чему? У него есть ремонтные роботы. Кстати, именно поэтому он не стал использовать их на ремонте: нужно было, чтобы люди сами боролись за свою жизнь. Да, он, конечно, любит корабль и, разрушая его, испытывал, наверное, настоящую муку. Но людей он любит все-таки больше.
Физик зашел в центральный пост.
– Капитан, разрешите воспользоваться «Сигмой»?
– Пожалуйста, компьютер все равно простаивает. А что вы задумали?
– Да так, чисто теоретические соображения. Кстати, какова мощность наших синтезаторов при экономичном режиме работы?
Капитан открыл шкафчик и вытащил из него плоскую коробку. Отобрал нужные кристаллы.
– Здесь все о синтезаторах. Разберитесь сами.
– Давайте, – Карачаров сунул кристаллы в карман. – Капитан…
– Да?
Физик помолчал.
– Хотя – не надо, – сказал он непонятно, повернулся и вышел.
Капитан снова повернулся к пульту и уставился на неподвижные указатели приборов. Внезапно встал. Решительно направился к выходу. Остановился. Вернулся. Сел.
– Ну, нельзя же так! – почти выкрикнул он.
Сейчас уже стало ясно, кто был прав, и надо было – и стыдно было идти к Зое с повинной; он вспоминал ее осунувшееся лицо и думал, каким может быть ее ответ.
Физик мерил шагами прогулочную палубу. Наверное, за эти несколько часов он прошел здесь уже не один десяток километров. Внезапно он остановился, вскинул кулаки, словно готовясь обрушить их на что-то.
– Десять в двадцать первой! – крикнул он, хотя никого другого здесь не было. – Это невозможно! Надежды нет!
Он разжал кулаки, провел ладонью по лбу.
– Ты спятишь, – сказал он сам себе. И тут же ответил: – А что делать? В двадцать первой степени! Но ведь иного пути нет?
Махнул рукой. Постоял, покачиваясь на каблуках. Сказал:
– Да, тут впору свихнуться.
Через несколько секунд он стучал в дверь Зои. Она подняла на него грустные глаза, казавшиеся особенно большими на ее похудевшем лице.
– Нужна ваша помощь, – сказал он. – Иначе я заболею окончательно.
Зоя чуть заметно усмехнулась.
– Новый способ атаки? Не надо, я больше этого не стою.
Он сначала даже не понял. Потом покраснел.
– Вы сейчас куда красивее, чем тогда, – сказал он убежденно. – И не только. Вы просто лучше.
Она медленно покачала головой.
– Так чего же вы хотите?
– Вы разбираетесь в навязчивых идеях? Слушайте внимательно, сейчас я изложу вам одну. Если окажется, что я просто сошел с ума, то постарайтесь, ради всего светлого, изолировать меня сразу же. Договорились?
– Бедный мой! – сказала она. – Я ведь ничего не понимаю в ваших идеях!
– Это и хорошо. Если вы, неспециалист, не поймете, значит, идея никуда не годится. Готовы? Слушайте…
Капитан вошел в инженерский пост. Рудик сидел там и пил какую-то бурду, морщась и вздыхая.
– Не спится, капитан?
– Пойдем, сделаем обход. А то мы распустились в последнее время.
– Понимаю, – сочувственно сказал Рудик. Был не час обхода, но если некуда деться… – Осмотрим, кстати, тамбур. Сашка докладывал, что разнес автомат вдребезги. Была такая ситуация…
Они спустились и осмотрели автомат. Собственно, смотреть было не на что.
– Ремонту не подлежит, – сказал инженер уверенно. – Да нам все равно выходить не придется. Так что переживем.
– Ну? – усмехнулся Устюг. – А вдруг кому-нибудь захочется прогуляться на лоне природы?
Рудик серьезно ответил:
– Открыть мы еще могли бы – в случае крайней необходимости: просто вырезать. Но тогда внутренняя пластина осталась бы заблокированной навсегда.
Капитан медленно провел ладонью по гладкому металлу.
– Хорошо, – сказал он, – что нам не придется открывать.
– Я поняла, – сказала Зоя. Теперь она сидела, забравшись на диван с ногами. – Но разве обязательно сразу – такую громадину? А если начать с небольшого?
– Я думал об этом. Пусть не Земля; пусть придется остановиться на радиусе хотя бы в пятьдесят километров – даже и тогда, при использовании синтезатора на полную мощность, при ограничении всех других потребностей, – при всем этом счет пойдет на тысячи лет.
Он умолк, подпер голову руками. Зоя вздохнула.
– Да. Это очень долго… – жалобно сказала она.
Физик кивнул.
– Ничего другого я не вижу, – пробормотал он. – И ни о чем другом не могу думать. Просто лопается голова… – Он протянул руку и коснулся ее пальцев – почувствовал, как они дрогнули. – Зоя… Я не хочу уходить отсюда. От вас. На этот раз… Поймите же!
Она молчала, и он испугался.
– Надо ли говорить вслух, как я люблю вас?
Зоя долго смотрела на него, и ему почудилось, что в ее глазах он видит слезы.
– Конечно, надо, – тихо сказала она. – Говорите об этом и заставьте меня поверить. Я хочу верить…
– Тогда я выключу плафон, – сказал он. – Вы ведь светитесь собственным светом.
– Вам предстоит разочарование.
– Нет. Просто свет этот вижу один я.
В этом Зоя не была уверена, но вслух не произнесла ничего; да и зачем? Любовь не доказывают и не опровергают, в нее верят или не верят – и все.