Эйприл вымылась и согрелась, но всё равно была слишком уставшей и нервной для маскарада, поэтому просто уселась рядом с Тимом, который пересчитывал найденные в убежище деньги.
– Здесь чуть больше десяти тысяч, – сказал он.
– Долларов? – потрясённо спросила Сэйди.
– Ага. Не считая вот этого, – мальчик указал на пачки евро, песо и других купюр, которые Эйприл даже не узнавала.
– Знаете, я думаю, скрываться у неё получается лучше, чем у Габриэля, – восхищённо сказал Колин, сидя со скрещёнными ногами. – Габриэль мог бы взять у неё пару уроков, потому что это, – мальчик бросил что-то на пол перед собой, – чертовски хорошо. Нет. Не хорошо. Замечательно. Потрясающе, даже слишком, – он пристально посмотрел на Тима. – Пугающе хорошо.
– Что это? – спросила Вайолет.
– Паспорта. Шесть… нет, даже семь штук, – Колин начал перебирать стопку. – Здесь у нас Великобритания. Америка. Австралия. Евросоюз. Южная Африка. Япония. И Бразилия. Есть даже водительские права. И в два раза больше кредиток. Сомневаюсь, что она использовала хотя бы половину, но я уверен, что все они рабочие. Клянусь своей безупречной репутацией. Здесь есть даже читательский билет! Такое количество деталей просто… – он жестом изобразил, как взрывается голова. Затем сложил всё в аккуратную стопочку. – Не знаю, на кого она работает или с кем, но все документы настоящие, и… – мальчик внезапно замолчал и осмотрелся по сторонам, почему-то не желая продолжать.
– И что? – спросила Сэйди.
– Страшно. Это страшно, Сэй. Я знаю кучу людей, которые хороши в плохих вещах, но… но это другое. Совершенно невозможный уровень.
Эйприл, наверное, впервые с момента знакомства увидела Колина таким – мальчик не шутил и не дразнился, и не пытался разрядить атмосферу. Колин был по-настоящему напуган, а это означало, что и Эйприл стоило прийти в ужас. Но девочка уже давно привыкла делать совсем не то, что от неё ожидали.
Поэтому она просто спросила:
– Как… – в горле внезапно пересохло, и Эйприл едва могла говорить. – Как её зовут?
– Здесь семь паспортов, дорогуша. Семь имён. И все фальшивые. Но, Эйприл, в чём я точно уверен, так это в том, что её фамилия – Винтерборн. Или, по крайней мере, когда-то была.
– Мне больше интересно, кто она сейчас, – сказал Тим, и остальные были с ним согласны.
Но тут Эйприл заметила восьмой паспорт и спросила:
– А это какой?
Колин поднял его осторожно, словно документ мог взорваться. А затем протянул его Эйприл, и девочка медленно раскрыла паспорт.
– Этот она сделала для тебя.
Эйприл не знала, который час. Она даже не знала, какое сейчас время суток. Снаружи бушевал холодный ветер, в старые окна барабанил мокрый снег, и только свет из коридора прорезал темноту комнаты, пахнущей потом и медицинским спиртом.
– Эйприл?
– Уже поздно, Ви. Иди спать.
Возможно, Эйприл не знала, сколько сейчас времени, но её тело было слишком уставшим и казалось тяжелее, чем обычно.
– Но я пришла позвать тебя спать.
Эйприл краем глаза видела на полу тень приближающейся Вайолет, но почему-то не могла оторвать взгляд от женщины.
– Как думаешь, я похожа на неё?
Эйприл не знала, почему её голос дрожит. Не понимала, отчего щиплет глаза. Вот она смотрит на лицо, покрытое ранами, царапинами и синяками, а вот уже говорит:
– Я не могу понять, насколько мы похожи. Я никогда не сравнивала себя с другими. Ни с кем. Но теперь я думаю… если она моя… тогда я должна быть…
– Вы похожи, – сказала Вайолет. – Немного. Вот тут. – Эйприл почувствовала мягкое прикосновение пальцев к носу, а затем к подбородку. – И здесь. Я не видела её глаза, но…
– Но что?
– Я уверена, что они печальнее, чем твои.
Эйприл могла бы сказать, что у кого угодно могли быть глаза печальнее, чем у неё. Но затем девочка напомнила себе, что в важных вещах ей всё-таки везло. Может, у неё не было матери, но это не значило, что у неё не было семьи.
– Нет! – женщина на кровати внезапно закричала и начала метаться, пытаясь избавиться от пут. Затем так же неожиданно замерла и снова потеряла сознание, постанывая в беспамятстве. Вайолет, похоже, совсем не боялась, поправляя на ней одеяло.
– Всё хорошо. Ты в безопасности, Джорджия.
– Как ты её назвала? – спросила Эйприл.
– Джорджия. Это её имя. Я видела его на старых фотографиях.
Мать Эйприл звали Джорджия. Джорджия Винтерборн. Сестра Габриэля.
– Где она пропадала? – сейчас Эйприл даже не думала о десяти годах, проведённых сиротой. Она злилась не на это. – Габриэлю было десять лет, и он думал, что вся его семья умерла. Это было двадцать лет назад! Где она была всё это время? Почему не возвращалась? И как вообще выжила, в конце концов? – И только тогда Эйприл подняла взгляд на Вайолет. – Что, если она не очнётся?
Но Вайолет просто пожала плечами, словно этот вопрос был самым лёгким в мире.
– Конечно, очнётся. С ней всё будет в порядке. Ты не потеряешь маму, Эйприл.
– Я знаю, – Эйприл натянуто улыбнулась. Она не стала высказывать вслух свои настоящие мысли: нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
– Эйприл!
Девочка не узнала этот голос, но, вскочив на кровати, она вспомнила.
Она не на своей кровати в доме Винтерборнов. Иззи не придёт, чтобы позвать их на уроки. Смиттерс не поджарит бекон на кухне. А Габриэль, возможно, больше никогда на неё не зарычит.
Эйприл уставилась на узкий луч лунного света, проникавший через щель между тяжёлыми шторами, и подождала, когда глаза привыкнут к темноте. А затем посмотрела на женщину, которая заворочалась на кровати и сказала:
– Прости меня. Мне так жаль.
Женщина выглядела маленькой и хрупкой. Её руки были связаны, а над губой блестели капельки пота.
– Прости меня, – повторила она дрожащим голосом.
– За что? – Эйприл села на диване и стала разглядывать женщину.
Та отвернулась.
– За ожидание, – сказала она, а затем продолжила голосом, который словно принадлежал другому человеку: – Тебе больше не придётся ждать, синичка.
Смех, который прозвучал после этих слов, был воплощением зла.
– Не слушай её.
Эйприл вздрогнула от звука этого голоса – слишком близкого, слишком низкого, и когда девочка попыталась вскочить на ноги…
– Ай! – воскликнул кто-то, и она поняла, что голос принадлежал Тиму, который лежал на полу возле дивана, накрывшись пледом, с маленькой подушечкой под головой.
– Что ты тут делаешь? Иди в кровать.
Тим повернулся, чтобы лучше её видеть.
– Я в кровати.
– Иди в настоящую кровать.
Тим попытался взбить подушку, но та всё равно была слишком маленькой и плоской.
– Я не оставлю тебя с ней наедине.
Эйприл было лень даже закатить глаза.
– Она связана. К тому же, если она действительно моя… ну, ты знаешь… и если бы она хотела мне навредить, то сделала бы это, когда мне было два года.
– Как знаешь, – Тим закрыл глаза и подтянул плед. – Тогда это ты не бросаешь меня с ней наедине. Спасибо. Мне уже спокойнее. А теперь давай спать.
Но Эйприл уже уснула.
– Эйприл! Где ты?
На этот раз, услышав голос, девочка сразу его узнала. Она, не теряя ни секунды, откинула одеяло, которым кто-то укрыл её ночью, соскочила с дивана (перепрыгнув через Тима), выбежала из сумрачной комнаты и бросилась вниз по лестнице.
– Габриэль! – кричала она. – Я знала, что ты вернёшься…
Но, добравшись до кабинета с мониторами, девочка остановилась в дверном проёме и замолчала.
– Сэйди! – кричал Габриэль. – Кто-нибудь может мне объяснить, откуда в библиотеке летучие мыши? Нет! Не заходите сюда! Не хватало ещё, чтобы кто-то из вас подцепил бешенство.
Эйприл вспомнила про летучих мышей. Это было через неделю после отъезда Смиттерса. Кто-то оставил открытой дверь на веранду. Пятеро детей столпились в коридоре и несколько часов слушали вопли и проклятия Габриэля. Он разбил две вазы, опрокинул полку с греческими трагедиями, но в конце концов смог прогнать летучих мышей из библиотеки.
Тогда они только слушали. Но теперь Эйприл могла ещё и видеть всё, что происходило – Габриэль на мониторах бегал и подпрыгивал, гоняясь за мышами с метлой. Это было бы смешно, если бы не было так невероятно грустно.
– Габриэль? – раздался с мониторов голос Вайолет. – Тебя к телефону какая-то женщина!
– Я немного занят, Ви! Скажи ей подождать.
– Но…
– Я потом ей позвоню! – снова закричал Габриэль.
Эйприл вздохнула.
– Он всё-таки не вернулся.
Девочка почувствовала себя глупой. Ведь она знала лучше других, что люди не возвращаются. А если и возвращаются, то не просто так.
– Ох, прости! – Сэйди заметила Эйприл и потянулась к панели управления, убавляя звук. – Я не хотела тебя будить, просто…
– Она записывала нас?
– Ага, – сказала Сэйди. Это немного жутко, но… – девочка пожала плечами. – Я скучаю по нему.
Габриэль на экране отбросил метлу и достал меч, а Эйприл опустилась в кресло рядом с Сэйди и продолжила смотреть.
– Когда начинаются эти записи?
– Через неделю или две после ареста Иверта. Помнишь, Габриэль послал кого-то запереть этот дом? Съёмка началась через пару дней после этого.
– Значит, она знала, что мини-особняк пустует, – сказала Эйприл.
– Ага. Но это, вообще-то, был не секрет.
– Эй, – Тим медленно вошёл в комнату. Он говорил тихо, а его волосы торчали во все стороны. – День летучих мышей, да?
– Ага, – Сэйди хихикнула, и Эйприл не могла её упрекнуть. История на экране казалась далёкой, словно из другого времени – другой жизни.
– Эй, Сэй, – сказал Тим через некоторое время, – если она делала записи, значит, здесь должны быть видео с той ночи?
– Ага, – Сэйди пролистнула несколько файлов и включила запись, где одетый во всё чёрное Габриэль уходил на костюмированный праздник. Несколько минут спустя за ним последовали Колин, Тим и Эйприл.