Когда дети, наконец, добрались до пристани и лодочного сарая, Эйприл наклонилась и позвала:
– Габриэль?
Девочка не стала его трогать, потому что не хотела снова подлететь в воздух – тут не было груды белья, которая могла бы смягчить падение. Эйприл смотрела, как Габриэль, ворочаясь, просыпается с бутылкой воды, до сих пор зажатой в руке, и тёплым одеялом на плечах.
– Наверное, у него шок, – предположила Сэйди. – Я думаю, у него шок. Тим, как ты считаешь…
– Да не шок у меня, – огрызнулся Габриэль и попытался встать, но покачнулся. – Я голодный.
Он выглядел уже немного окрепшим, когда спускал Вайолет с катера на берег. Габриэль позволил девочке держать себя за руку, пока все поднимались по крутой извилистой лестнице. Ступени были скользкими, но Габриэль выглядел надёжным. Эйприл наблюдала за ним, понимая, что он вернулся, но казалось, какая-то часть Габриэля осталась на острове вдали от дома, потерянная и одинокая.
– С ним всё будет хорошо.
Эйприл повернулась, чтобы посмотреть на Тима. Тот дёрнулся, когда Вайолет поскользнулась на мокрой ступеньке, но Габриэль её удержал.
– Мы этого не знаем, – сказала Эйприл.
– Конечно, знаем, – возразил Колин. – Он же Габриэль Винтерборн.
– Сэйди? – спросила Эйприл.
Но Сэйди только пожала плечами.
– Какая разница, что я думаю? Он всё равно не поедет в больницу.
Эйприл хотелось сказать подруге, что та ошибается, но Сэйди, как всегда, была на сто процентов права, поэтому девочка просто подняла капюшон и продолжила подниматься по лестнице.
Добравшись до особняка, Эйприл обнаружила Габриэля на кухне, где тот пытался вскипятить воду для чая, но плита щёлкала, а огонь не загорался.
– Эта чёртова… – бормотал мужчина себе под нос. – Смиттерс должен был…
– Стой, – сказал Колин, смахнув руку Габриэля с переключателя, пока газ не распространился по всему дому. – Давай лучше я. Я приготовлю суп.
– Но у нас нет… – начал Габриэль, но замолчал, распахнув дверь кладовой и обнаружив за ней полные продуктов полки.
Он казался почти разочарованным. Словно, замерзая на далёком острове, одинокий и испуганный, Габриэль представлял, что дети находятся в таком же положении. Он выглядел как человек, который не знал, радоваться ему или грустить от того, что воспитанники не умирали от голода без него – словно мужчина успел привыкнуть к мысли, что кто-то в нём нуждается.
– Габриэль, сядь, – сказала Эйприл. – Пожалуйста.
Похоже, просьба подействовала, потому что мужчина молча опустился в старое кресло Смиттерса возле кухонного стола.
Никто не сел на место Иззи.
– Тебе станет лучше после горячего ужина, – сказал Колин, надев любимый фартук с надписью «Сохраняй спокойствие и ешь карри» и включив плиту. – Горячий душ, полноценный ночной сон, и уже завтра ты вернёшься в своё обычное угрюмое состояние. Не настолько угрюмое, как сейчас, – уточнил он.
– Спасибо, Колин, – произнесла Сэйди немного угрожающе.
– Обращайтесь.
Какое-то время все сидели молча, слушая шипение плиты, раскаты грома и слова, которые витали в воздухе, но никто не осмеливался сказать их вслух.
– Наверное, вы ждёте объяснений, – сказал Габриэль, когда молчание стало невыносимым.
– Ты узнал кинжал из дома на острове и отправился проверить, а потом провалился в яму, потому что на острове куча ловушек, – сказала Сэйди, словно это была самая очевидная в мире вещь, но, судя по лицу Габриэля, он так не считал.
– Да. В общем и целом, – сказал мужчина, когда Колин поставил перед ним тарелку супа. Казалось, он собирается с силами. Или на что-то решается. – Я пробовал выбраться оттуда, но…
Габриэль опустил взгляд на свои руки. Они дрожали – не то от холода, не то от шока, а может, просто от злости. Руки были покрыты кровью и грязью… а на пальцах не было ногтей.
– Габриэль! – ахнула Сэйди и вскочила, чтобы наполнить миску горячей водой.
– Я не смог выбраться, – мужчина рассмеялся, но смех вышел невесёлым. – Может, у меня бы получилось… но стены ямы были слишком крутыми, а ещё я вывихнул плечо, когда упал. – Тим направился в его сторону, но Габриэль отмахнулся от мальчика. – Я его сразу вправил, но у меня закончились силы. Я подумал, что смогу выбраться, если отдохну денёк. Потом пошёл дождь, и я решил, что смогу продержаться какое-то время, не умерев от обезвоживания. Но из-за дождя края ямы стали скользкими… – Габриэль пожал плечами. – И тогда…
– Что? – Эйприл хотела знать больше.
– Я решил, что вы пятеро обязательно пойдёте меня искать, – Габриэль снова рассмеялся, а затем задумался о чём-то. – Кстати, как вы меня нашли?
– Мы увидели кинжал на фотографии, – пояснила Эйприл. – С тобой точно всё в порядке?
– Да. Я в порядке. Правда. – Габриэль посмотрел девочке прямо в глаза, и в его взгляде читалось: «Обрати внимание. Это важно. Я серьёзно». – Я выживал в одиночку десять лет, Эйприл. Я могу пережить пару дней в яме.
Габриэль попробовал суп. Медленно. Осторожно. Словно не доверял кулинарным способностям Колина. Затем посмотрел на пустое кресло рядом с собой и спросил:
– Есть новости? От… кого-нибудь?
С чего вообще стоило начать рассказ? С вторжения в особняк матери с мечом и в маске или с вооружённых мужчин в парке? Или с Дамы с Карандашиком, которая никак не оставляла их в покое? Но Габриэль спрашивал не про них. И даже не про Смиттерса.
Поэтому Эйприл просто сказала:
– Она вернётся. Если бы она узнала, что ты ранен, то…
– Нет! – огрызнулся Габриэль.
– Но она бы захотела…
– Никто не должен знать, – сказал мужчина тоном, по которому было ясно, что проблема не только в его гордости. Габриэль доел суп, отодвинул тарелку и сказал детям:
– Мне нужно поговорить с Эйприл. Наедине.
Это была не просьба. Это не обсуждалось. Но никто не сдвинулся с места.
– Идите! – прорычал Габриэль, и Эйприл не сдержалась. Она подвинулась ближе и прошептала:
– Ты пытаешься рассказать мне о том, что твоя сестра не умерла при взрыве яхты, а ещё она моя мать? И что она очень опасная и, возможно, сумасшедшая?
– А ещё она может быть шпионом, – услужливо добавил Колин. – Это только моя догадка. О… или киллером. Или шпиллером.
Габриэль уставился на детей, разинув рот.
– Мы тоже не сидели без дела, – пояснил Колин, пожав плечами. Он встал и направился к плите. – Хочешь ещё супа?
Но Габриэль сказал:
– Все вон. Повторять не буду.
На этот раз никто не стал спорить. Только Сэйди и Вайолет помедлили немного.
– Всё, идите. Переоденьтесь в сухое и…
– Я так рада, что ты дома! – Вайолет раскинула руки и обхватила Габриэля. Сэйди обняла его с другой стороны.
Эйприл никогда не видела такого замешательства на лице Габриэля, как сейчас, когда он был окружён плачущими девочками.
– Пожалуйста, не пропадай больше! – всхлипнула Сэйди. Вайолет зарыдала, а Габриэль неуклюже сидел между ними, ничего не обещая.
– Со мной всё нормально, – произнёс он. – Всё, всё. – Мужчина погладил их по голове. – Я правда в порядке. А теперь идите отогреваться, а то заболеете.
Когда девочки наконец отстранились и зашагали к двери, Эйприл услышала, как Сэйди бормочет себе под нос:
– Решено. Сделаю всем маячки. С этого момента… маячки в обуви и в сумках, и в ремнях, и…
Дверь кухни захлопнулась, и Эйприл осталась наедине с Габриэлем. Прошло уже много времени с тех пор, как он был её личным, персональным миллиардером, и хотя девочка ни за что в жизни в этом бы не призналась, но она скучала по тем временам.
Она скучала по Габриэлю.
Чайник засвистел, и Эйприл встала, чтобы залить пакетик «Экстренного Эрл Грея Смиттерса» горячей водой, а затем протянула чашку Габриэлю. Тот обхватил её ладонями, словно до сих пор не мог согреться.
– Прости.
Сначала Эйприл решила, что ей послышалось. Может, Габриэль вообще ничего не говорил. Или, может, он обращался к чашке. Или к Смиттерсу. Или к призраку Иззи, который до сих пор блуждал по дому. Но Габриэль продолжил говорить, и это было ужаснее всего.
– Я не должен был кричать на тебя той ночью. Не должен был уходить, не сказав никому, куда направляюсь, но я думал, что вернусь к утру. Прости, Эйприл. Наверное, ты была в ужасе.
– Мы были немного напуганы, – призналась девочка. – Но больше всего мы были… растеряны, – это было самое подходящее слово.
Габриэль откинулся на спинку кресла, словно хотел взглянуть на Эйприл с другого ракурса. Девочка могла представить, как в его голове крутятся шестерёнки. Затем Габриэль напрягся, кое-что осознав.
– Вы подумали, что я вас бросил.
Эйприл могла только пожать плечами в ответ.
– Возможно. Я не была в этом уверена.
– А остальные… были уверены?
Эйприл снова пожала плечами.
– Сначала Тим с Колином считали, что ты… ну, знаешь… бросил нас насовсем. Сэйди с Вайолет думали, что ты умираешь в какой-нибудь канаве, – девочка взглянула на Габриэля. – Сейчас ты должен был воскликнуть: «О нет! Вы, дети, для меня важнее целого мира, и я бы никогда и ни за что вас не бросил», – сказала Эйприл со своей самой угрюмой – самой Габриэлевской – интонацией.
Габриэль выглядел так, словно хотел улыбнуться или рассмеяться, но забыл, как это делается.
– Я что, правда должен был это сказать? – спросил он.
Эйприл взяла со стола пустую тарелку с ложкой.
– Не помешало бы, – но прежде чем девочка успела поставить посуду в раковину, она застыла. – Габриэль, с тобой точно всё нормально?
Она имела в виду не вывихнутое плечо и обезвоживание, и не опасную инфекцию, которая могла попасть в раны. Она спрашивала о том, что было гораздо, гораздо важнее жизни и смерти.
И Габриэль это понял – он отвернулся, чтобы не смотреть Эйприл в глаза.
– Нет, Эйприл. Не нормально.
– Всё будет хорошо, – выпалила девочка, потому что в похожих ситуациях люди говорили именно так. Особенно когда это была неправда.
Но когда Габриэль спросил: