– Ступай в укрытие, – не шелохнувшись, тихо скомандовал Уотерхаус.
В круге света от огня Поллок выпрямился во весь рост и вынул револьвер. Открытого поединка он не боялся. Хотя… Кто окутан тьмой, тот одет в броню. Последовав мудрому совету Уотерхауса, Поллок ушел в палатку и лег.
Спал он урывками, всю ночь донимали тревожные сны. Сквозь сумбур сновидений назойливо проступал один постоянный мотив: перевернутое лицо поро, каким Поллок увидел его, когда туземец, покидая хижину, пригнулся и глянул назад из-под руки. Странно, что этот мимолетный образ так прочно засел в памяти. Кроме того, Поллока беспокоила непонятная боль в суставах.
Когда в белесой пелене раннего утра начали грузиться на каноэ, возле стопы Поллока откуда ни возьмись возникла торчащая из земли, еще подрагивающая стрела с шипами на древке. Носильщики без особого рвения прочесали близлежащие заросли, но никого не поймали.
После двух красноречивых предупреждений команда экспедиции явно склонялась к тому, чтобы держаться подальше от Поллока, тогда как сам Поллок впервые в жизни мечтал затесаться среди черномазых. Из двух больших каноэ одно Уотерхаус целиком отвел для себя, и Поллоку, несмотря на естественное желание скоротать время в пути за дружеской беседой с соотечественником, пришлось занять место в другом. Мало того что его усадили спереди и оставили там одного, Поллоку еще стоило больших усилий заставить туземцев – не питавших к нему ни малейшей симпатии – держаться середины реки, по меньшей мере в сотне ярдов от обоих берегов. Однако он все-таки уломал Шекспира, мулата из Фритауна[65], перебраться на его конец каноэ и рассказать о тайном союзе поро. После тщетных попыток отвертеться Шекспир исполнил просьбу белого – и не только без тени робости, но даже с известным смаком.
Время шло. Каноэ проворно скользило по ленте лагунной реки между покачивающимися на воде плодами африканского фикуса[66], поваленными деревьями, листьями папируса и винной пальмы[67]. Слева темнел болотистый мангровый лес; иногда с той стороны доносился рокот атлантического прибоя. Шекспир на своем странно смягченном, невнятном английском рассказывал про колдовские чары поро: как те наводят порчу и люди без видимой причины сохнут и угасают; как насылают страшные сны и демонов; как они до смерти замучили «сыновей иджебу»[68]; как похитили из Сулимы белого торговца, который нанес обиду члену секты, и как выглядел труп этого белого, когда его обнаружили. После очередного сочного рассказа Поллок чертыхался себе под нос: куда смотрят миссионеры, почему допускают подобные безобразия – и почему бездействуют британские власти, если взялись управлять дикарями в Сьерра-Леоне? К вечеру приплыли на озеро Каси, согнав с островка, где устроились на ночлег, десятка два крокодилов.
На следующий день экспедиция прибыла в Сулиму, и в воздухе повеяло морским бризом, но ближайшей оказии в порт Фритауна нужно было ждать пять дней. Рассудив, что Поллок теперь в относительной безопасности – и к тому же в зоне неоспоримого влияния британского Фритауна, – Уотерхаус простился с ним, а сам со всей своей командой двинулся назад в Гбемму.
В Сулиме Поллок близко сошелся с Перерой, единственным белым торговцем, постоянно проживавшим в этом городе, – настолько близко, что фактически не расставался с ним. Малорослый тщедушный Перера, португальский еврей, успевший какое-то время пожить в Англии, был немало польщен дружбой англичанина.
В первые два дня ничего особенного не происходило. Поллок и Перера часами дулись в наполеон[69] (из всех карточных игр только эта была известна обоим), и Поллок задолжал Перере. Но уже вечером второго дня он получил весть о прибытии в Сулиму старого знакомца-поро, доставленную весьма неприятным способом: плечо ему расцарапал кусочек отшлифованного железа. Пульнули издалека, и самодельный снаряд растерял по дороге убойную силу. Тем не менее смысл послания был предельно ясен. Всю ночь Поллок просидел в гамаке, не выпуская из руки револьвера, а наутро в общих чертах поведал другу англо-португальцу о своих злоключениях.
Перера воспринял его признание более чем серьезно. Он хорошо изучил местные обычаи.
– Вы должны понимать: это пессональная претенсия. Личная месть. Он спешит, потому что вы уезжаете. Никакие черные и получерные не будут сильно мешать ему – пока не заплатите. Если случайно встретите его, стреляйте. Может быть, убьете. Хотя он тоже может убить. – Помолчав, Перера прибавил: – Есть еще одна вещь… мажия, колдовство. Конечно, я в это не верю… невежество, предрассудки… Однако не радует думать, что где-то далеко от вас в полнолуние черный человек пляшет вокруг костра и посылает вам дурные сны… Вам снятся дурные сны?
– Снятся, – признался Поллок. – Все время вижу перевернутую голову этого мерзавца – она ухмыляется и скалит зубы, точь-в-точь как тогда, в хижине… Голова придвигается ко мне вплотную, потом снова удаляется, почти исчезает вдали – и опять надвигается! В сущности, ничего страшного, но во сне я цепенею от ужаса. Странная штука – сны. Вроде как сам знаешь, что это только сон, а пробудиться не можешь.
– Наверное, просто фантазия, – подбодрил его Перера. – Еще мои негры говорят, будто поро любят посылать змей. Не видели недавно змей?
– Видел одну. Не далее как нынче утром убил гадину на полу возле гамака. Едва не наступил, когда вставал!
– А! – удовлетворенно воскликнул Перера, но, спохватившись, заверил товарища: – Конечно, случайное совпадение. Однако на вашем месте я смотрел бы в два глаза. Или вот другой знак – если кости болят.
– Я считал, что это из-за болотных миазмов, – удивился Поллок.
– Возможно, возможно. Давно болят?
И тут Поллок вспомнил, что впервые почувствовал боль в суставах в ночь после происшествия в хижине.
– Мое мнение, что он не хочет убить вас, – заключил Перера, – по крайней мере пока. Говорят, цель поро – запугать, отнять от человека покой через колдовство, и покушения, и приступы реуматизма, и страшные сны, и другие фокусы, чтобы он сам не хотел больше жить. Конечно, это только слухи, не обращайте внимания… Однако интересно, что еще придумает поро.
– Я должен первый что-нибудь придумать, – сказал Поллок, угрюмо глядя на колоду засаленных карт, которую Перера раскладывал на столе. – Такое положение для меня оскорбительно. Какой-то черномазый шарлатан будет ходить за мной по пятам, стрелять в меня, когда ему заблагорассудится, нарочно портить мне жизнь!.. Может быть, козни поро приносят неудачу в игре? – Он с подозрением посмотрел на Переру.
– Очень может быть, – добродушно согласился Перера, тасуя карты. – От поро всего можно ждать.
В тот же день после обеда Поллок убил двух змей, заползших в его гамак; кроме того, комнату наводнили полчища рыжих муравьев, прежде сравнительно малочисленных. До крайности раздраженный всем этим, Поллок решил сделать деловое предложение одному головорезу-менди, который давно был у него на примете. Менди предъявил Поллоку короткий стальной кинжал и продемонстрировал, как полагается перерезáть горло, – от его демонстрации Поллока бросило в дрожь. Учитывая некоторые резонные опасения туземца, Поллок в качестве вознаграждения посулил ему двустволку с богато украшенным затвором.
Вечером, когда Поллок и Перера, по обыкновению, играли в карты, головорез-менди ввалился к ним с тюком из местной цветастой ткани, насквозь пропитанной кровью.
– Нет! – поспешно крикнул Поллок. – Не здесь!
Но было поздно: туземец, которому не терпелось получить от Поллока обещанную награду, уже развязал окровавленный тюк и сбросил на стол голову мстителя-поро. Прочертив на картах алую полосу, голова свалилась со стола на пол и откатилась в угол, где замерла макушкой вниз, устремив на Поллока свирепый неподвижный взгляд.
Едва мертвая голова шмякнулась на карты, Перера вскочил как ужаленный и с перепугу застрекотал по-португальски. Менди поклонился и, комкая в руке кроваво-красную тряпку, решительно потребовал:
– Ружо!
А Поллок, словно завороженный, все смотрел назад, на голову в углу: выражение мертвого лица было точно такое, как в его ночных кошмарах. Ему почудилось, что от этой картины у него в мозгу что-то щелкнуло.
Перера наконец вспомнил про свой английский:
– Вы приказали убить его?.. Вы не сами убили его?
– Еще чего не хватало! – ответил Поллок.
– Но тогда он не сможет это отменить.
– Отменить – что? – не понял Поллок.
– И мои карты испорчены!
– Что отменить? – снова спросил Поллок.
– Вы должны прислать мне новую колоду из Фритауна. Там продают карты.
– Ладно… Так что отменить?
– Ничего, обычное суеверие. Уже не помню. Негры говорят, что если колдун… он же был колдун… Ай, ерунда… Нужно было заставить поро отменить заклятье – или самому убить его… Глупости, конечно.
Поллок тихо выругался, по-прежнему не сводя глаз с головы в углу.
– Чего уставился?.. Это невыносимо! – Он подскочил к голове и пнул ее.
Она откатилась на несколько ярдов и снова замерла в прежнем положении – макушкой в пол, – с ненавистью глядя на него.
– Какой он страшный, – заметил англо-португалец, – просто урод. Они нарочно делают себе такие лица, для этого есть спесиальные маленькие ножи.
Поллок хотел было снова пнуть голову, но тут менди тронул его за плечо.
– Ружо? – повторил он, беспокойно озираясь на отрезанную голову.
– Два – если заберешь отсюда эту дрянь.
Туземец замотал головой и жестами объяснил, что ему нужно одно ружье, которое он заработал и которое с благодарностью примет. Ни уговоры, ни угрозы Поллока ни к чему не привели. К счастью, у Переры нашлось ружье, с которым он готов был расстаться (за тройную цену). Получив свое, головорез-менди удалился. Между тем взгляд Поллока против его воли снова обратился к жуткому трофею на полу.