И здесь я прошу читателя сделать паузу, чтобы мысленно вернуться к основным вехам этой истории – как я вам ее поведал – и, положа руку на сердце, ответить на вопрос: не кажется ли вам, что доказательство выглядит практически безупречным? Ни один сколько-нибудь сведущий в современных психических исследованиях человек не поставил бы под сомнение стройную версию только потому, что профанам она представляется надуманной и абсолютно бессмысленной.
Стоит ли говорить, что выводы, к которым я в итоге пришел, с энтузиазмом были встречены в нашем ученом обществе, – всегда приятно увериться в пользе собственного существования! От людей, посвятивших себя психическим исследованиям и за свое любопытство прослывших дураками и даже мерзавцами, напрасно было бы ждать чрезмерной придирчивости к добротно аргументированным результатам, а именно такие результаты я и представил. Этот случай, выражаясь грубо, но образно, мы швырнули в лицо нашим хулителям по всему миру, и мое выступление на майском заседании общества стало своего рода триумфом. А все доступные нам средства были брошены на то, чтобы побудить мистера Маршалла вновь явить своего двойника.
Я уже упоминал преподобного Филипа Вендовера в качестве очевидца сассексвиллской истории. Мистер Вендовер принадлежал к тому подавляющему и, увы, предвзятому большинству, для кого психические феномены не более чем выдумки. Он был молод, красив и атлетически сложен; до церковной должности в Сассексвилле он занимал место школьного воспитателя в Динчестере. Для завершения портрета следует отметить, что мистер Вендовер с удивительной легкостью пересыпал свою речь бойкими словечками, которые проникали подчас даже в его обращения к пастве с церковной кафедры. Все время, пока я разбирался в перипетиях дела о двойнике мистера Маршалла, он откровенно меня высмеивал, несмотря на то что в моем расследовании выступал одним из главных свидетелей. От его излюбленного выражения «собачья чушь» я готов был на стену лезть.
– Все это чушь собачья! – восклицал он в своей сварливо-благодушной манере. – Вы же взрослый человек, вроде бы разумный и образованный, а на что тратите себя? Гоняетесь за химерой допотопных суеверий в угоду когорте безмозглых старых дурней, окопавшейся в Лондоне! Какого лешего! Ладно бы еще у вас силенок не было, так ведь есть. Займитесь чем-нибудь стоящим!
– Послушайте, – возвращался я к своим баранам, – налицо факты…
– Ох, оставьте! Какие, к бесу, факты! Если вы про двойничество, то для меня это не факты, а бред сивой кобылы.
– Зато для меня факты – это факты, – возражал я.
– Вот заладил!.. Вы попросту проглядели какой-то изъян. Если факты служат доказательством несусветной чепухи, значит с ними что-то не так.
Я снова терпеливо излагал ему обстоятельства дела, чтобы обосновать свою позицию.
– Где тут изъян? – вопрошал я, разворачивая перед ним цепочку доказательств.
Однако он тотчас терял терпение и начинал беспардонно обрывать меня на каждом слове. Мол, у него нет ни времени, ни желания копаться в очередной высосанной из пальца истории с привидениями, когда заранее известно, что все это ахинея. В ответ я тоже повышал голос – не уступать же его нахрапу!
– Если у Маршалла есть двойник, пусть оба явятся сюда при свете дня, – твердил он.
Большей нелепицы невозможно представить, но он принимался развивать эту тему, обязуясь кормить и одевать обоих Маршаллов целый год из своего собственного скудного жалованья, и так далее в том же духе, и все с криком, не стесняясь в выражениях по адресу прощелыги-доппельгангера! Но потом, в самый разгар нашей свары, он внезапно умолкал и, свирепо уставившись на свою трубку, просил дать ему огоньку. «У вас не найдется спички?» – спрашивал он таким тоном, словно в отсутствии спички и крылась причина его буйства. По негласному уговору это означало конец перебранки. Я протягивал ему спичку, он разжигал потухшую трубку, отпускал какое-нибудь постороннее замечание, и мы мирно курили и беседовали о том о сем, как два родных брата. Яростная ссора, которая на взгляд стороннего наблюдателя с минуты на минуту грозила перерасти в потасовку, прекращалась в один миг, словно по щелчку пальцев. Его (и мои!) холерические всплески больше всего напоминали тропические ливни с громом и молнией.
Но продолжим. Однажды в мае, когда я уже вернулся в свое лондонское жилище на Мьюзеум-стрит и погрузился в изучение новых интересных свидетельств об опытах с магическим кристаллом, ко мне неожиданно нагрянул Вендовер. О его приближении я узнал по громыхающим шагам вверх по лестнице.
Вендовер ворвался в комнату с победоносным видом гонца, принесшего благую весть об окончательном триумфе здравомыслия. Запыхавшийся, как всегда громогласный, он бросил свой зонт на «заколдованную» софу, взятую мною для исследования, стукнул шляпой по планшетке для автоматического письма[142] и развалился в мягком кресле.
– Напоите меня чаем, милейший, – пророкотал он. – А после я открою вам истину. Ваш таинственный двойник! Ваш доппельгангер! Обыкновенный воришка, вот он кто!
Я постарался придать своему голосу недоверчиво-холодный тон – хотя слова его меня, признаюсь, огорошили – и поинтересовался, что он разумеет под воровством. И тогда Вендовер, энергично жестикулируя куском хлеба с маслом и шумно прихлебывая горячий чай, поведал мне подлинную историю о двойнике Маршалла.
– Вам известно, какой скандал разразился у нас из-за пропажи рождественских сосисок и пирожков миссис Маршалл? – начал он. – С ответными угрозами привлечь ее за клевету и так далее?
Еще бы я не помнил! Миссис Маршалл то и дело отвлекалась на этот побочный сюжет, из-за которого другой мой свидетель, а именно Аппс, сделался крайне подозрителен и несловоохотлив. Странное исчезновение с ее кухни приготовленных к сочельнику лакомств я расценил как досадную помеху в расследовании, и не более того.
Само происшествие меня мало заботило, но в целом я скорее разделял общее мнение местных жителей, подозревавших Аппса со товарищи. Учитывая их незатейливый, крестьянский склад ума, подобная шутовская кража вполне могла сойти у них за добрую рождественскую шутку.
– Какое отношение имеют пирожки к делу о двойнике? – удивился я.
– Самое прямое, – ответил Вендовер и с удовольствием допил свой чай, заговорщицки поглядывая на меня. – Старина Фрэнкс! – наконец многозначительно произнес он, отодвинул чашку и, подавшись вперед, дотронулся рукой до моего колена.
– При чем тут Фрэнкс? – не понял я, поскольку меньше всего подозревал старого греховодника в причастности к этой проказе.
– Он напился! – уточнил Вендовер. – Напился вдребезги – неделю назад, в «Семи шипах». А у тамошних выпивох возник жаркий спор вокруг животрепещущей проблемы пирожков и сосисок: крал их Аппс или не крал? Один приятель Аппса от возмущения вошел в раж и начал чихвостить миссис Маршалл: «Да кто не знает, что ее пирожки даже хуже ее сосисок, – на кой ляд их красть, такого добра никому даром не надо!» – «Так уж и никому, – икнув, возразил старина Фрэнкс и хитро подмигнул честной компании. – Ты за всех-то не говори».
На этом месте Вендовер прервал свой рассказ, посмотрел на меня, взял два куска хлеба с маслом и, сложив их вместе, широко раскрыл рот; откусив, он снова со значением на меня посмотрел.
– Позвольте, милейший, – сказал я, – и ради этого вы приехали из Сассексвилла?
– Ради этого и кое-чего еще: продолжение следует, – ответил Вендовер. Расправившись с остатками двойного бутерброда, он продолжил: – «Ты-то почем знаешь?» – удивился приятель Аппса. «Не твое дело», – огрызнулся старина Фрэнкс, сообразив, вероятно, что сболтнул лишнего. И после, несмотря на все попытки вытянуть из него еще что-нибудь, старик ни слова больше не сказал о пирожках миссис Маршалл.
– И что… – начал было я.
– Погодите, – остановил меня Вендовер. – Когда старина Фрэнкс удалился, довольно поспешно, между прочим, все принялись гадать, на что он, собственно, намекал. Уж не сам ли он позарился на пресловутые пирожки? Время от времени Маршалл нанимал его для разных подсобных работ, как всем известно, так не мог ли он в сочельник…
– Полно, досужие кабацкие сплетни…
– Погодите. Довольно скоро слух об этом шатком подозрении дошел до моих ушей, и честно признаюсь вам, я не придал ему большого значения и никоим образом не связал его с вашим доскональным расследованием. Да и кто стал бы обращать внимание на такой пустяк? Только на днях иду я себе мимо Маршаллова участка – и что вижу? Да ничего особенного – Маршалл (так я сперва подумал) сажает бобы. Стоит спиной ко мне, согнувшись до земли, и потому у меня перед глазами только то, что ниже пояса, и больше почти ничего. Я подошел к ограде и окликнул его с намерением потолковать о давешней краже. Он поднял голову, повернулся – и тут я понял свою ошибку. Это был вовсе не Маршалл, а наш герой Фрэнкс, который трудился на хозяйском огороде в хозяйских же старых штанах. Ага, заинтересовались? То-то! Бесспорно, если взять только голову и лицо, то между ними нет ничего общего, я первый готов это признать; но если посмотреть на… сзади… то сходство поразительное! Можно запросто обознаться.
– Но викарий… и вы тоже… вы оба говорили, что видели его лицо!
– Видели, видели и голос слышали. Но что касается других свидетелей в вашем деле… Сами понимаете – обильные возлияния, темная ночь…
Я немного растерялся. Вероятность подобной ошибки мне даже в голову не приходила. Меньше всего я ожидал подвоха с этой стороны! Конечно, четверо подвыпивших мужчин способны обознаться, но оставалась еще миссис Маршалл: даже если она не видела мужа вблизи ни вечером, ни в течение ночи, то уж наутро она его точно увидела!
– Вы ведь не думаете, будто я приехал поведать вам половину истории, – сказал Вендовер в ответ на мои возражения. – Ничуть не бывало! Я размотал весь клубок и нашел решение этой благословенной загадки. Понимаю, что вам неприятно будет убедиться в собственных просчетах, но ничего не поделаешь. Едва я подметил некоторое сходство между стариной Фрэнксом и Маршаллом, я понял, что не отступлю, пока не распутаю все от начала до конца. Сперва я отправился к Фрэнксу и завел неспешный разговор о наших приходских делах, а потом вдруг – раз! – хлопнул его по колену. «Мне все известно, Фрэнкс, голубчик ты мой, – заявил я. – Не отпирайся!» Мы с ним не первый день знакомы, и он только внимательно посмотрел на меня поверх очков эдак с полминуты. «Ни одна душа в Сассексвилле об этом не узнает, – заверил я его. – Клянусь честью. Но как ты изловчился выбраться из кухни в доме Маршалла, а его самого туда подложить?» Полагаю, он заметил азартный блеск в моих глазах. «Так ведь он, это, мистер Вендовер, забрался в сарайчик для лопат, прямо у бочки под стоком, – пояснил Фрэнкс, – а сапоги-то снял и поставил под смородиновый куст, да еще как аккуратно… Ну я давай его будить – не добудился. А ночь холодная, снег валит… Как оставишь человека на улице? Совести надо совсем не иметь». Теперь понимаете? – спросил меня Вендовер.