Суровцев уехал из заснеженной Воркуты и спустя двое суток прибыл в город, где к этому времени буйствовала весна. Как всегда была встреча однокурсников, весёлое застолье, но потом было главное, то, что он с таким нетерпением ждал эти долгие два месяца: приехала Нонна.
Он неплохо заработал за время практики, и они вдвоём перебывали во всех горячих точках города. Пройдясь по магазинам, они накупили ей пропасть всяких женских штучек, а ему строгий тёмно-серый костюм прекрасной английской шерсти, к нему шёлковый галстук цвета глубокого бордо, несколько ослепительно белых рубашек с манжетами, которые требовали запонок, и чёрные итальянские туфли на тонкой подошве. Выглядел Суровцев во всём этом импозантно, хотя с непривычки и ощущал себя несколько неловко.
Нонна строго велела одевать это великолепие по вечерам, посещать с ней театр и другие места культурного досуга с тем, чтобы привыкнуть к такой форме одежды и чувствовать себя в ней естественно. Вскоре усилия в этом направлении по её оценке увенчались полным успехом, и ближе к маю Николай отправился в Запорожье просить у родителей Нонны её руки. Таков был к этому времени уровень их стремительно развивающихся отношений.
Он сидел рядом с неё в автобусе и пытался привести в порядок путающиеся мысли. Они с Нонной знакомы чуть меньше трёх месяцев. Совсем немного для того, чтобы понять суть другого человека. С одной стороны, он уже догадывался, что Нонна это та самая женщина, которая больше всего подходила под определение – «кошка, гуляющая сама по себе». Было понятно, что она непростой человек с довольно жёстким характером, и что её внутренний мир даже со временем вряд ли будет раскрыт для него полностью. Но, с другой, он уже не представлял, что кто-то ещё может столь близко соответствовать ему интеллектуально и в то же время сумеет подарить секс такого качества. Казалось, был повод серьёзно задуматься, и, тем не менее, неделю назад в порыве страсти он, неожиданно для себя, предложил ей выйти за него замуж.
– Ты действительно этого хочешь? – спокойно отреагировала девушка, забросив руки за голову и глядя в потолок. Он ещё раз посмотрел на её слабо светящееся в сумраке комнаты тело, каждый раз вызывающее у него неодолимое желание, и произнёс:
– Да, хочу.
– Я согласна, ты подходишь мне.
О любви не было сказано ни слова. Потом они снова занимались сексом. Он целовал её с ног до головы, стараясь не пропустить ни сантиметра смугло-матовой кожи, она до крови искусала его губы, а утром они решили ехать к её родителям с тем, чтобы сообщить им о своём решении. И вот он в автобусе, который, скорее всего, несёт его к новому этапу в его жизни и поздно уже, что-либо изменить. Да, и стоит ли?
Родители Нонны оказались вполне симпатичными людьми. Он был директором крупного сталелитейного завода, она заведовала отделением кардиологии в центральной городской больнице. Наблюдая два дня за отношениями единственной дочери и родителей, Николай пришёл к выводу, что они оставляют желать лучшего. По ещё не понятной для него причине Нонну нельзя было назвать любящей дочерью. Что-то здесь не так, решил он про себя и оставил в памяти маленькую метку. На прощанье её отец пожал ему руку и, как показалось, сочувствующе улыбнулся. Свадьбу решили сыграть в одном из ресторанов, расположенных в старом парке рядом с университетом.
Мама Коли известие о предстоящей женитьбе встретила довольно спокойно и лишь долго расспрашивала его о своей будущей невестке. Он отшучивался, не зная, как представить по телефону Нонну, которая стояла рядом и слушала их разговор с непроницаемым лицом. Поехать в Червоноград не представлялось возможным: до начала защиты дипломных проектов оставалось чуть больше месяца.
Свадьбу назначили на двадцать первое мая. Благодаря присутствию практически двух групп студентов, она прошла весело и непринуждённо. Нонна и Николай выглядели так, словно только что сошли с обложки глянцевого журнала. Она превзошла себя в умении очаровывать, он больше молчал, и мать с её новым мужем, и родители невесты в итоге разъехались довольные состоявшимся событием и друг другом. Семейную жизнь молодожёны начали в двух шагах от университета на съёмной квартире, которую им организовали родители.
Распределение студентов на работу происходило бурно. Нонна неожиданно заявила, что она ни при каких условиях не поедет туда, где нет жилья.
– Хочешь, езжай сам, получишь квартиру, и я к тебе тут же приеду, – сказала она, и добавила, – как верная и послушная жена. А пока я поживу у родителей. Ты что-то хочешь возразить, дорогой?
Ему нечего было возразить, и лишь непривычная пока ещё горячая волна раздражения слегка ударила в голову. Это была первая ночь, когда они, не предложив друг другу ласки, спали, имитируя усталость. На распределении выяснилось, что единственное место, где по прибытии предоставлялась двухкомнатная квартира, была Воркута. Причём, приглашение прибыть на работу в качестве начальника участка было выписано конкретно на Николая Алексеевича Суровцева. Узнав об этом, он задумался о неотвратимости судьбы, но делать было нечего. Нонна молча выслушала его и, против ожидания, дала согласие. Получив два диплома с отличием, они месяц провели у моря, а в начале августа прибыли в далёкий город к предстоящему месту работы.
Быстро прошли одиннадцать лет после того дня, когда Павел открыл дверь своей квартиры и улыбнулся, глядя в ожидающе раскрытые ему навстречу небесно-синие глаза девочек. Через год Оля стала его женой, а Лера уже привычно называла папой. А ещё через год у них появился сын, которого они после недолгих раздумий назвали в честь дяди Романом. Тот был просто счастлив, они с женой души не чаяли в малыше, не забывая при этом уделять внимание и девочкам, которых искренне любили.
Павел все эти годы работал водителем вездеходов на буровых установках, которых всё больше появлялось на необъятных просторах полярного края. Частыми были длительные поездки, и каждый раз он с нетерпение ждал того момента, когда вернётся домой, вдохнёт запах приникшей к нему жены, поцелует детей, бурно радующихся его возвращению.
Дядя с женой по-прежнему оставались их единственными родственниками в этом приполярном городе, где долгую ночь сменял столь же долгий день, и где жили довольно суровые, но по-своему хорошие и честные люди. Вокруг города на запад и восток раскинулась бескрайняя тундра, полная своей необычной прелести, совсем близко на севере в холодный океан впадали кристально чистые реки, кишащие рыбой, дно которых было усеяно самородными камнями, а на юге в суете городов с отравленным воздухом работали, строили планы и размножались миллионы людей. Там тяжело ворочался искусственно создаваемый мир, а здесь всё дышало необъяснимой прелестью нетронутой природы и призрачной свободой.
Павла не тянуло домой. Он раз в год приезжал в гости с семьёй. Его родители приняли девочек, как родных, а отец сумел даже сделал так, что их прописали в квартире. Мало ли, что там будет впереди, рассуждал он, а квартира в Москве никогда не будет лишней. Потом они ехали на юг к морю, купались, загорали, ели фрукты, а оттуда уже с нетерпением возвращались к себе домой.
Не так давно дядя предложил Павлу поменять место работы:
– Подумай, Паша, – убеждал он, – ты чёрт знает сколько времени проводишь в командировках, а дома сыну уже девять, дочь – невеста, ещё пару лет и школу окончит. Им постоянно отец нужен, мужскую руку не заменишь, мне ли тебе говорить. А тут место водителя директора шахты освободилось. Тебя оформят подземным рабочим, будешь получать приличную зарплату, рано уйдёшь на пенсию. Прикинь, и всё это рядом с домом. Директор совсем молодой человек, чуть ли не твой ровесник, но отзываются о нём очень хорошо: умница, толковый инженер и дипломат, каких мало. Поверь моему опыту, он далеко пойдёт. Рядом с таким и ты не пропадёшь по жизни, он сам не позволит. Подумай, Паша.
Павел подумал и согласился. В понедельник ему было назначено собеседование с директором самой крупной шахты в округе.
Суровцев всё чаще задумывался о том, насколько удачно складывалась его жизнь после окончания университета. Приехав к месту назначения, он действительно получил ключи от двухкомнатной квартиры и должность начальника участка. Квартира была довольно большой, с хорошей планировкой и огромной застеклённой лоджией, куда выходили все комнаты. Он получил немалые по меркам вчерашнего студента подъёмные.
Нонна через месяц после прибытия устроилась на работу в горисполком и стала неспешно обустраивать их гнёздышко. Должность позволяла ей уделять достаточно времени дому, что она и использовала в полной мере. Её начальник попытался что– то сказать в отношении длительности рабочего дня, но нарвался на такой ответ, что, будучи человеком интеллигентным, не рискнул больше повторять эту попытку.
Уже через два года, перед первым своим отпуском, Николаю предложили должность главного инженера, а за Нонной прочно закрепилась репутация умной и красивой стервы, которую, учитывая стремительную карьеру мужа, лучше было не трогать без крайней на то необходимости. К этому времени, благодаря каким-то манипуляциям жены, они сменили жильё, и теперь у них была большая четырёхкомнатная квартира, где для Николая был устроен кабинет, которым он в силу занятости практически не пользовался, а Нонна имела свой, как она выражалась, будуар.
Быстро летели годы. Николай был поглощён своей работой, Нонна – большей частью собой и домом. Детей так и не было, поскольку у неё оказался некий врождённый дефект, исправить который можно было только за границей. В принципе, деньги были, но она упорно отказывалась от операции, ссылаясь на то, что она молода, а технологии стремительно развиваются и не за горами то время, когда исправить ошибку природы можно будет амбулаторно. Настаивать было бесполезно.
Нонна по-прежнему была хороша собой и искусна в постели. Николай, как и в начале их знакомства, иногда ловил себя на том, что с трудом дожидается момента, когда он вернётся домой. Там увидит жену в длинном шёлковом халате, догадается, что под ним ничего нет, и они, отменив ужин, сразу же отправятся в постель, где она в очередной раз заставит его испытать неземное блаженство.