Единственным материальным предметом, который для Лерки имел значение, был медальон на черном шелковом шнурке. Изготовленный в форме монолитного сердечка из недорогого металла, он не представлял никакой ценности для окружающих. Видимо, по этой причине медальон и не был украден или отобран его сверстниками. Правда, попытки забрать его у Лерки были, но при этом неожиданно для всех этот обычно спокойный и мягкий по натуре мальчик вдруг приходил в состояние бешенства, начинал кричать, кусаться и успокаивался только тогда, когда медальон возвращался к нему.
Причина такого поведения крылась в том, что ещё в первом детском приюте, незадолго до пожара, старая нянечка рассказала ему историю его появления у них. «Эту вещицу тебе оставила твоя мама» – тихонько говорила, сидя у его кровати. – «Ты должен беречь её, потому, что когда нибудь она обязательно вернётся. И даже если ты станешь совсем взрослым, мама непременно узнает тебя по этому медальону».
Сегодня было полнолуние. Огромный диск земного спутника, напоминающий застывшее в бессмысленной улыбке женское лицо, отчётливо просматривался сквозь окно подвала. Глядя на него, Лерка готовился уйти в свой иллюзорный мир. Он неосознанно снял медальон с шеи, взял его в руки и, вдыхая сладкие пары клея, сосредоточил свои мысли на нём.
Постепенно померкла и растворилась в белесом тумане окружающая действительность. Затем он увидел с высоты соборной колокольни ухоженный парк, разбитый на пологой возвышенности вдоль берега неширокой реки, через которую был переброшен деревянный мост. За рекой в две улицы выстроились дома селения, а за ним тянулись поля к далёкой кромке лесного массива.
Среди парка располагалось белоснежное трёхэтажное здание в форме прямоугольника с мраморными ступенями, колоннами и портиком над входом. За ним вдали, скрытое листвой деревьев, виднелось строение поменьше. Оно имело такое же очертание в плане и напоминало в несколько раз уменьшенную копию большого дома, только без колонн и портика. К входу в центральное здание вела посыпанная светлым гравием дорожка. Она начиналась у двустворчатых ворот, заключённых в каменную арку, которую сверху венчала ажурная чугунная вязь. В сложном переплетении линий угадывались буквы, но они плохо просматривались сверху, и Лерка не смог разобрать, что же там было написано.
Из дома на веранду вышла женщина в длинном платье старинного покроя. Даже на таком расстоянии было видно насколько она красива. Она присела на скамейку и стала смотреть на реку. Вскоре раздался звук движущегося автомобиля, затем и он сам показался на противоположном берегу, переехал мост и остановился у ворот. Из открытой машины вышел немолодой высокий мужчина в странной кепке и не менее странных очках. На нём был серый клетчатый костюм и жёлтые шнурованные ботинки до колен. Он направился к сидящей женщине, приветственно помахал ей рукой и произнёс:
– Добрый вечер, Ксюша! Как ты себя чувствуешь, дорогая?
Женщина улыбнулась в ответ, и в следующее мгновение призрачный мир стал бледнеть и вскоре исчез.
У Лерки никогда не было часов, и по этой причине он не мог знать, сколько времени прошло после его возвращения в подвал из того чудесного места, где ему только-что пришлось побывать. Он надел на себя медальон и попытался сесть. Это ему удалось с трудом, кружилась голова и нестерпимо хотелось есть. Он отпил немного воды из пластиковой бутылки, сделал несколько глубоких вдохов и только спустя какое-то время смог встать на ноги. Чувство голода усилилось до спазмов в желудке. И тогда, несмотря на поздний час, Лерка решил пойти к вокзалу в надежде, что ему где-то удастся найти хоть какую-то еду.
Поезд прибыл на крупную промежуточную станцию в одиннадцать часов вечера. Электричка местных путей сообщения, та, что должна была доставить Сомова к конечному пункту назначения, отправлялась в пять часов утра. А там ещё минут сорок езды в автобусе, и он окажется в санатории, где с помощью целебной местной воды наконец-то сможет привести в порядок свои почки. Последний приступ колики был ещё свеж в памяти. Признаться, не хотелось бы повторно пережить подобное удовольствие.
Времени в распоряжении Сомова было более чем достаточно. Он поместил свой чемодан в ячейку автоматической камеры хранения и через холл здания вокзала вышел к его центральному входу. Перед ним была хорошо освещённая площадь в форме прямоугольника, на которой неравными группками стояли припаркованные автомобили. С трёх сторон её окружали дома сталинской постройки и новенькие супермаркеты. Трамвай в сотне метров напротив, приняв очередную порцию пассажиров, медленно тронулся с места и направился к центру города. Слева выстроились в ряд маршрутки, пытаясь решить проблему перемещения прибывших издалека людей, справа тем же были озабочены владельцы разнообразных такси.
Сомов задумчиво смотрел на городской пейзаж, расцвеченный огнями фонарей. Для него командировки были привычным явлением, и к сорока двум годам таких городов в профессиональной памяти главного системного администратора, а именно так называлась его должность, хранилось немало. Этот средний по размерам и индустриальной насыщенности город, по сути, ничем не отличался от подобных образований. Но сейчас, глядя на диск полной луны, застывший в ночном небе, Сомов чувствовал, как в его деформированной памяти происходит очередная попытка её реанимации. Обычно это ощущалось как лёгкое потрескивание в височных долях, словно там безуспешно пытались соединиться в электрические цепи разорванные когда-то нейронные сети.
Это произошло давно, лет двадцать назад, в Киеве. Будучи студентом третьего курса, он поздно вечером возвращался из университета. Сомов вышел из станции метро и через слабо освещённый парк направился к общежитию. Было тепло, весна в тот год оказалась ранней. На одной из аллей ему навстречу вышли двое. По внешнему виду это были явные бомжи. Обычно не агрессивные, подавленные судьбой люди. Но эти явно были настроены иначе. Почувствовав угрозу, Сомов решил вернуться назад, к проспекту. Он повернулся, но было поздно: перед ним стоял ещё один бродяга. Это был крупный мужчина с цепью в руке. Сомов сделал шаг в сторону, готовясь отразить нападение, и в этот момент удар по голове сзади лишил его сознания.
То, что его обобрали до нитки, было не главным. Худшее состояло в том, что он при этом был ещё и избит самым жестоким образом. Сомову повезло, что его довольно быстро обнаружил милицейский патруль, а в больнице скорой помощи совершенно случайно на месте оказалась бригада врачей, среди которых был опытный нейрохирург. Парню вынуждены были сделать трепанацию, поскольку теменная часть черепа оказалась раздробленной тяжёлым тупым предметом. Предположительно, как сказал следователь, это мог быть обычный булыжник. Хирург удалил осколки костей, глубоко вошедшие в мозг, убрал две гематомы и наложил титановую пластину на образовавшееся отверстие.
Сомов пришёл в себя на пятые сутки. Он не мог вспомнить ни кто он, ни кто его родители, ни чем он занимается. В памяти остались лишь разрозненные обрывки знаний да последняя встреча в парке. Её он помнил настолько отчётливо, словно там, в голове, находилась качественная видеозапись. В милиции довольно быстро выяснили, кем он является, приехали родители, однокурсники. Сомов со всеми знакомился заново. Слушая объяснения психолога, он вынужден был на веру принять сообщение о том, что сидящие у его кровати мужчина и женщина, это его отец и мать, что приходящие к нему молодые люди учатся вместе с ним в университете, что он это и есть собственно Сомов. Ему пришлось прервать учёбу, и через год упорной работы со специалистами необходимые для дальнейшей жизни фрагменты памяти была практически восстановлены и собраны в нечто целое. Но это уже была не его прежняя память о себе, благодаря которой человек самостоятельно идентифицирует себя, это был скорее её протез, нечто очень похожее на личность прежнего Сомова.
Он вернулся в университет и окончил его, довольно быстро получил работу в крупной компании, филиалы которой были разбросаны по всей стране, и постепенно стал жить полноценной жизнью взрослого человека. Однако все, кто знал его раньше, утверждали, что он сильно изменился. В этом человеке с непроницаемым выражением лица и жёстким взглядом трудно было узнать веселого прежнего красавца Сомова.
Бомжи, избившие его в парке, так и не были найдены.
Сомов вздохнул, ещё раз окинул взглядом площадь, и решил, что нужно где-то перекусить. В поезде есть не хотелось, и сейчас чувство голода напоминало о себе всё сильнее. Дежурный администратор объяснил ему, что в такое время поесть можно было только в кафе, что располагалось метрах в ста от вокзала с левой его стороны. Возможно, там ещё осталась какая-то еда.
Сомов легко нашёл кафе со стандартным названием «Встреча». Сонная девушка сказала, что у неё имеется только лишь четыре сосиски, и если он желает, то она может сварить их. Он согласился, не видя альтернативы, заказал дополнительно хлеб, кофе и вафли. Вскоре перед ним на тарелке лежали вкусно пахнущие сосиски. Девушка, принесшая их, скрылась во внутреннем помещении. Там она без сил присела на диван и тут же уснула. Сказалась предыдущая ночь любви, проведенная с парнем, в отношении которого она давно имела далеко идущие намерения.
Смазав исходящую паром сосиску горчицей, Сомов в полном одиночестве принялся за еду. Колбаска оказалась довольно вкусной, и он уже хотел было снять кожуру со второй, когда дверь отворилась, и в кафе вошёл странный парень. Слипшиеся в толстые пряди волосы, жидкая бородёнка на худом лице, длинное пальто и незашнурованные ботинки создавали облик окончательно опустившегося человека. Небольшое помещение сразу же заполнил запах давно не мытого тела. Бомж подошёл к столу, за которым расположился Сомов и, не отрываясь, стал смотреть на него. Зеленоватые глаза его были пусты, в них отсутствовала жизнь. Отвратительный кислый запах усилился. Парень медленно протянул руку, взял с тарелки сосиску и принялся её жевать.