– Кто там?
– Это я, Варвара Ивановна, простите, что так поздно.
За дверью воцарилось молчание, затем баба Варя как-то испуганно спросила:
– Андрюша, это ты?
– Да, это я. Откройте, пожалуйста, мне ключи нужны от дома.
Послышался звук снимаемой цепочки, дверь слегка отворилась, и образовавшейся щели показалось взволнованное лицо моей хозяйки. Она взглянула на меня и всплеснула руками:
– Боже мой, сынок, ты всё же вернулся! Господи, да проходи в дом, я хоть посмотрю на тебя.
Не понимая, чем вызван такой уровень удивления, я вошёл внутрь.
– Варвара Ивановна, вы меня простите за столь позднее вторжение. Я хотел бы взять ключи и остальное.
Но она, словно не слышала меня, пристально вглядываясь в моё лицо. Мне стало неловко:
– Варвара Ивановна, я что, так сильно изменился за эти два-три дня?
Баба Варя неожиданно перекрестила меня и, уже успокаиваясь, сказала:
– Андрюша, о чём ты говоришь, тебя не было почти месяц. Уже и милиция, и те, кто искали тебя под землёй, сказали, что так долго человек не может прожить в катакомбах. Я завтра собиралась звонить твоим, думаю, лучше я сама расскажу им обо всём, чем чужие люди.
Теперь наступила моя очередь удивляться:
– Как можно, Варвара Ивановна, у меня же были с собой часы. Я пробыл под землёй где-то двое с половиной суток, впрочем, вы сами взгляните.
Я снял наручные часы и взглянул на окошко календаря. Там стояла дата: двадцать седьмое августа. Под землю мы с Василием ушли второго числа. Я обмер, не веря своим глазам: ещё совсем недавно часы показывали совершенно иную дату. Видя моё замешательство, баба Варя протянула газету, лежавшую на столе:
– Да, ты посмотри на число, это вчерашняя.
На газете значилось двадцать шестое августа. Я растерянно присел на стул. Хозяйка вдруг засуетилась:
– Господи, что ж это я такая бестолковая, ты же голоден, небось, Андрюша.
– Погодите, – остановил я её, – я не хочу есть. Лучше расскажите мне, что здесь происходило в моё отсутствие.
И Варвара Ивановна рассказала о том, как в посёлок пришёл Василий, как он рассказал о том, как был найден под землёй сохранившийся со времён войны склад боеприпасов, как от моего неосторожного обращения с гранатой произошёл взрыв, и я погиб под завалом. Зная истинную натуру рыбака, мало кто тогда поверил в его рассказ, но таких людей и вовсе не осталось после того, как завал был разобран, а под ним никого не обнаружили. Более того, за обрушившейся породой оказался тупик, так что, если Андрей и остался бы в живых, ему просто некуда было бы деться. Логично было предположить, что Василий просто врёт, хотя выражение его лица при виде пустого тупика говорило об обратном.
Несмотря на то, что метки маркером были только в этой выработке, поисковые команды прочесали все известные поселковым следопытам тоннели, но тщетно. Андрей исчез, не оставив никаких следов. Василий написал в милиции несколько объяснительных записок, доказывая свою невиновность, но его, тем не менее, посадили в сизо, где он находится и сейчас. Вчера было принято решение поиски прекратить и сообщить об исчезновении человека его родственникам.
– А что Анна? Как она восприняла всю эту историю? – спросил я, выслушав рассказ.
– Ох, Андрюша, что тебе сказать. Анна вернулась из города, когда уже вовсю шли поиски. Она тоже в них участвовала, как и многие из наших. А когда стало ясно, что тебя уже вряд ли найдут, она зашла ко мне. Такой я её ещё не видела: темнее тучи. Долго мы с ней сидели, да всё больше молча. Вбила она себе в голову, что это проклятие на ней висит за тёмные дела своих далёких предков, и решила, что уйдёт в какой-то старый монастырь, грехи замаливать. В одночасье уволилась из санатория, оставила сыну письмо и исчезла. Говорят, сын ищет тот монастырь, да только пока без пользы.
Такие вот невесёлые дела с Анной, сынок. А жаль, уж больно хороша была она и собой, и к людям, храни Господь её чистую душу.
Мы замолчали, думая каждый о своём. Затем я спросил:
– Варвара Ивановна, скажите, а вы не знаете, почему ваш посёлок так необычно назван?
Она пожала плечами:
– А кто ж его знает, так испокон веков и называется – Аментеполис. Говорят, в незапамятные времена здесь по побережью много греков селилось, их и сейчас здесь много живёт. Вот они, наверное, и дали название посёлку, кто ж ещё. А что это ты заинтересовался нашими местами? Может, жить здесь надумаешь? Так смотри, я тебе дом отпишу, хоть завтра.
Я поблагодарил бабу Варю за столь щедрое предложение и отправился к себе. Начинала сказываться усталость.
Ближе к полудню меня разбудил стук в дверь. Я надел джинсы, майку и вышел на веранду. На пороге стоял высокий молодой парень в милицейской форме с погонами лейтенанта. Я сразу понял, что это сын Василия, уж больно они были похожи. Поздоровавшись, мы сели за стол здесь же на веранде.
– Андрей Владимирович, вы догадываетесь, по какой причине я здесь?
– Да, Варвара Ивановна рассказала обо всём, что здесь происходило в моё отсутствие, в том числе и о вашем отце, который, насколько я понимаю, в настоящее время сидит в сизо. Вы об этом?
– Не только. Пожалуй, в большей степени меня интересует судьба моей матери, но об это позже. Вы не могли бы рассказать, что произошло там, в катакомбах, между вами и отцом?
– Вас, Сергей, простите, что больше интересует: официальная версия, которая будет изложена на бумаге, или неофициальная, та, что имела место в действительности?
Он пристально посмотрел мне в глаза:
– Нельзя ли начать с неофициальной версии, поскольку я здесь нахожусь как частное лицо?
– Отчего же, можно и так.
Я рассказал ему всё, что произошло в подземелье до момента моего самостоятельного путешествия. Он молча выслушал, а затем, глядя в сторону, спросил:
– А чем же будет отличаться официальная версия?
Я скупо улыбнулся, понимая его состояние:
– Там будет всё то же, но только взрыв я спровоцировал сам в результате неосторожного обращения с гранатой. Мне удалось убежать по одному из боковых тоннелей, я долго блуждал под землёй и вышел глубокой ночью на поверхность где-то в степи. При этом я был абсолютно уверен в том, что прошло чуть более двух суток с момента начала нашего предприятия. Как получилось, что я отсутствовал почти месяц, объяснить не могу, пусть этим займутся учёные.
Таким образом, ваш отец невиновен и может покинуть сизо. Я могу через вас подать объяснительную записку?
Он пожал плечами:
– Я полагаю, что можете, хотя весьма вероятно, что вас всё равно вызовут для дачи устных показаний. Уж больно много шума было в связи с вашим исчезновением. Андрей Владимирович, скажите, а я могу узнать, что было с вами на самом деле после взрыва?
– Не сейчас, Сергей, – ответил я осторожно, – может быть когда-нибудь позже.
Под диктовку была написана соответствующая бумага, и мы поднялись из-за стола. Прощаясь, я спросил, что ему известно об Анне. На это он не смог ответить, сказал только, что ищет её и обязательно найдёт, вот только отцу уже никогда не сможет простить уход матери в монашескую обитель. Я не стал его разубеждать, он производил впечатление достаточно взрослого и серьёзного человека. Пусть сам разбирается в своей жизни.
Уже у калитки я спросил Сергея, не знает ли он, в связи с чем получил посёлок своё название. Он ответил, что никогда не задумывался над этим, но лет десять-двенадцать назад здесь работали археологи. Будучи тогда ещё школьником, от них он случайно узнал, что, возможно, высокий холм на окраине их посёлка хранит в себе ещё никем не исследованную новую Трою. Из слов руководителя экспедиции следовало, что в этих местах когда-то очень давно был развит культ Ахилла. Есть основания полагать, что холм, так резко выделяющийся в их степной местности, насыпан над храмом великого греческого героя, но насколько это верно – покажет время. Пока же это время принесло в страну один лишь ветер перемен, а тайна, которую таит в себе холм, так и осталась нераскрытой.
Мы расстались. Я смотрел ему вслед, и в моей памяти оживали картины мрачного зала: коленопреклонённые мужчины и женщины, жестокий Воин на троне и беспристрастная Судья с весами в руках над ним. Это определённо каким-то образом перекликалось с рассказом Сергея.
Последующие дни моего пребывания в посёлке были чрезвычайно насыщены. Во-первых, мне уже нужно было возвращаться домой. И, во-вторых, меня достал следователь, убеждённый в том, что я всё время моего отсутствия провёл у какой-то женщины, и его с самого начала жутко интересовал вопрос, кто она и где находится. Я, не перебивая, терпеливо выслушал его версию моего исчезновения, а затем показал документы, из которых следовало, что их предъявитель является начальником курсов переподготовки, где обучаются специалисты в области внешней разведки, а также имеет звание полковника службы безопасности. После этого отношение ко мне резко изменилось, дело было спущено на тормозах, и я получил возможность уехать. Правда, перед тем я настоял, чтобы у меня взяли интервью журналисты местных газет, поскольку надеялся, что, возможно, какая-то из публикаций попадётся на глаза Анне и она поймёт, что я жив.
Варвара Ивановна прощалась со мной так, словно я был её сыном, причём младшим, и уходил, по крайней мере, на войну. Снабжённый пирожками, котлетами и домашним вином, я обнял её на прощанье, обещал звонить и отбыл домой. Через восемь часов езды по хорошей трассе я прибыл в город и к вечеру уже блаженствовал в привычной для себя обстановке.
Все мои родственники и сослуживцы нашли, что выгляжу я прекрасно и наперебой интересовались, где я так удачно отдохнул. Я отшучивался, хотя и сам заметил, что смотрелся внешне моложе лет на десять лет, чего нельзя было сказать пару месяцев назад. У меня резко возросла работоспособность, и я буквально в течение двух недель закончил работу над учебником. На тренировках в спортзале меня стали считать опасным противником, поскольку мои реакции настолько ускорились, что я свободно справлялся с тремя-четырьмя тренированными бойцами одновременно. Для восстановления сил мне вполне хватало трёх часов полноценного сна. Ощущение идеального здоровья приносило давно утраченное чувство беспричинной радости, свойственной только ранней молодости.