У ног хозяйки сидел пес. Завидев меня, он приветственно гавкнул — и вдруг завыл, как по покойнику.
— Это еще что за новости? — воспитательница строго посмотрела на собаку. — А ну живо прекрати! Нашел время…
Пес замолчал.
Я был так удивлен вмешательством не хозяйки, а постороннего, чужого человека, тем более что хозяйка и не подумала велеть псу замолчать. Вероятно, поэтому я не сразу сообразил: слова воспитательницы, обращенные к собаке, я разобрал ясно, до последнего звука. А когда понял, то обнаружил, что воспитательница смотрит уже не на пса, а на меня.
— Подождите в кабинете заведующей, пожалуйста, — уведомила она. — Я вижу, что вы мой клиент. Еще на улице увидела. Сейчас я занята, скоро освобожусь.
— Это где была регистрация? — глупо спросил я.
— Да.
И знаете что? Я пошел в кабинет.
Еще недавно полный людьми, сейчас кабинет пустовал. Я сел на стул, не рискнув занять кресло заведующей, и уставился на дверь. Следом за мной в кабинет вошел пес и лег мне на ноги. Не на колени, естественно, — на ступни. Придавил так, что не встать. Не знаю, откуда явилась безумная уверенность, но я не сомневался — отправься я сейчас искать хозяйку этого бегемота по всему детскому саду, и я ее не найду.
Минут через пять явилась воспитательница.
— Извините, что заставила вас ждать, — она улыбнулась. — Все, теперь я в вашем распоряжении.
Ее внешность. Когда я смотрел на нее, сейчас и раньше, я видел какие-то черты, какую-то одежду. Но убей меня бог, если мне удалось бы вспомнить этот облик, а уж тем более описать его.
Воспитательница, и все.
— Ладно, тогда начну я, — она правильно истолковала мое молчание. — У меня к вам есть предложение. Хотите вернуться в детство?
— Куда?!
— В детство.
— Родиться заново?
— Нет, так далеко я не смогу. Лет пять, плюс-минус пара месяцев. Такой вариант устроит? Пять лет — прекрасный возраст.
— Вы шутите?
— Нет.
Считайте меня идиотом, безумцем, придурком, рехнувшимся от убийственного стресса — я ей поверил. Эта может. Точно может! Так вот почему у меня не получалось найти в детском саду ее предыдущих клиентов! Они уже не здесь. Они там, далеко, где нет войны, взрывов, смертей, бегства…
Они спасены.
Воспитательница сказала: «Я вижу, что вы мой клиент». Она предлагает не всем. Господи, да я же счастливчик, я вытянул из коробки выигрышный билет! Пять лет? Детский сад — не этот, а былой, мой собственный, забытый с годами; потом я пойду в первый класс, забросив за спину глянцевый ранец…
…бабушка надевает на меня зимнее драповое пальто. Меховый — мутоновый! — воротник щекочет затылок. Горло перетянуто кусачим шарфом, я бурчу, что вот-вот задохнусь. Вываливаюсь в подъезд, вихрем слетаю по ступенькам, еще не зная, что дверь подъезда не откроется от моего толчка, что снаружи ждет дедово пыхтение, долгая работа лопатой, снег, сугробы, детство: румяное от мороза, запыхавшееся, счастливое…
Да, я знаю.
Знаю, какое у меня сейчас лицо.
Я уже видел эти лица: тех людей, к кому подошла воспитательница.
— Ну что? — она снова улыбнулась. — Вы согласны?
Да, хотел закричать я. Да, конечно!
— Я буду помнить себя? — спросил я. — Нынешнего?
Она отрицательно покачала головой.
— Извините, нет. Это было бы слишком жестоко. Мужчина на седьмом десятке в теле пятилетнего мальчика? Вы понимаете, что это ад? И для вас, и для окружающих?
Я молчал. Наверное, она права.
— Вы ничего не будете помнить. Вы просто начнете жить заново. Та жизнь, которая у вас была — вы проживете ее, как впервые. Мальчик, подросток, юноша, мужчина… Чем плохо?
— Начну жить заново? Свою былую жизнь?
— Да. Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? Клиенты, что были перед вами, вели себя иначе. На них я тратила гораздо меньше времени.
— Жизнь заново? Не помня, что я ее уже прожил?
— Да.
Похоже, она начала раздражаться.
— Детство, отрочество, юность? Без памяти о том, что все происходит во второй раз?
Теперь замолчала она.
— А потом опять будет война, да? Эвакуация? Детский сад, превращенный в приют? Вы, ваше предложение? И я снова начну жить сначала: детский сад, школа, институт, работа, война, эвакуация, детский сад… Вы с вашим предложением? И опять сначала? В третий, десятый, сотый раз?!
Я наклонился вперед, побеспокоив собаку:
— Но ведь дальше-то уже ничего не будет? Совсем ничего, так? После нашего разговора? После моего согласия? После детского сада? Совсем ничего, правда?!
Вместо ответа она пожала плечами.
— Я знаю тебя, — сказал я, чувствуя, как холодный пот стекает по затылку, просачивается за воротник. — Знаю, как тебя зовут.
— Все знают, — она еще раз пожала плечами. Внезапный переход на «ты» ее ничуть не побеспокоил. — Просто не все вспоминают мое имя, когда я прихожу сделать свое предложение. Всякий раз у меня другое имя и другое предложение. Соглашайся, это хороший вариант.
Я погладил пса:
— Ага, хороший. Правда, бегемот?
— Хороший, — повторила она.
— Ты предлагаешь мне то, что у меня уже есть. То, что никто не в силах у меня отобрать. Ни ты, ни война. Это было, это мое. Это есть и сейчас, здесь. Ты предлагаешь мне купить у тебя мое же имущество?
— Я не торговка. Думай, что говоришь.
— Хорошо, не купить, взять в подарок. Какая разница? Ну да, чем еще тебе торговать, как не чужим? У тебя ведь нет ничего своего…
— Я зря трачу время, — она повернулась, чтобы идти. — Вот, лови!
Сперва мне показалось, что я поймал змею. Гибкую, холодную, ядовитую змею. Нет, это был поводок, собачий поводок. Когда я отошел от внезапного страха, воспитательницы в кабинете уже не было.
— Что, бегемот? — спросил я пса. — Она тебе тоже кое-что предлагала? Щенячьи восторги, да? И ты тоже задал ей слишком много вопросов? Хозяйка согласилась без раздумий, а ты засомневался?
Пес вздохнул.
— Как тебя звать, а? Слышишь, бегемот?
Шершавый язык лизнул мою руку.
— А что, неплохое решение. Бегемот, за мной!
Командой «за мной» Бегемот пренебрег. В коридор он вышел первым.
Утром за пожилой парой приехал автомобиль. Я едва успел выскочить: беженцы уже сели в машину, еще минута, и они бы уехали.
— Попутчика возьмете?
Водитель, жилистый дядька лет пятидесяти, кивнул. Кивнула и его жена, пышная миловидная дама; по виду врач или завуч в школе.
— Только я с собакой!
— Поместимся, — вмешались пассажиры. — Вы не против?
Водитель был не против.
Я сел первым. Верней, третьим на заднем сиденье.
— Бегемот, залезай! Аккуратно, понял?
Бегемот не понял. Ложиться в ногах он отказался, расположившись на коленях сразу у всех троих, во всю свою наглую длину. Пожилая пара тут же принялась гладить мерзавца, любить и холить. Бегемот без устали работал слюнявым языком. Мне достался хвост, который больно бил меня куда придется.
— Он не кусается, — с заметным опозданием предупредил я.
Все засмеялись.
По дороге я залез в карман рюкзака: проверить, на месте ли документы. Помимо паспорта, там обнаружился незнакомый мне пакет, завернутый в пупырчатый целлофан. В пакете лежали бумаги на собаку. Бегемота, оказывается, звали Бастетом.
Ну, не знаю. Бегемот мне нравился больше.
У вокзала мы высадились. Я предпринял попытку расплатиться, достал кошелек — и был награжден таким взглядом водителя, что покраснел как ребенок, застигнутый с банкой варенья в руках.
Поездов утреннего отправления в расписании не значилось. Распрощавшись с попутчиками, я рванул через площадь к автовокзалу.
— Один билет до Львова, пожалуйста.
— Ждите, — диспетчер указала на свободное кресло. — Мне с дороги сообщат, есть ли места. Если есть, отправление в одиннадцать сорок.
— С Бегемотом возьмут?
— С кем?!
— С собакой, извините.
— Возьмут. Сейчас многие с животными.
Не знаю, задержусь ли я во Львове. Если да, то ненадолго.
Я возвращался. У меня снова был выбор.
Январь 2023 г.
Дверь в зиму
Посвящается Александру Акимову
1
Этим путем Сашка ходил редко.
Обычно он топал по проспекту, затем на перекрестке перебегал на другую сторону, самую малость не дойдя до углового гастронома со стеклянными витринами, вымытыми до блеска. Гастроном представлялся Сашке океанским лайнером. Он знал, что на корабле должны быть иллюминаторы, а не витрины, но ничего не мог с собой поделать.
Лайнер, и все тут!
Проспект пересекала улица Данилевского, который архитектор. По ней Сашка шел до упора — и сворачивал во двор, разделенный надвое мусоркой. К ней лепились гаражи и сараи. В дальнем конце двора стоял профессорский дом с аркой. Там на седьмом этаже жил Тимка, Сашкин одноклассник.
Квартира у Тимкиных родителей тоже была профессорская — с высоченными потолками, старинной резной мебелью и тяжелыми шторами на окнах. Из-за штор внутри даже в солнечный летний полдень стоял таинственный полумрак. Входя и вдыхая смесь ароматов кофе, пряностей и трубочного табака, Сашка испытывал легкое благоговение. Он тщательно вытирал ноги о пупырчатый резиновый коврик в прихожей — и все равно снимал обувь.
Зато перед Тимкой Сашка благоговения не испытывал. Тимка был выпендрёжник, но лишнего не зазнавался, и вообще, нормальный парень. Родители Тимки периодически ездили в загранку, причем не в Болгарию или Польшу — во Францию, Англию, в экзотические Вьетнам и Таиланд. Они привозили Тимке не только фирменные джинсы, кроссовки и шикарную японскую куртку — предметы зависти половины класса. Азиатские хлопушки-петарды замечательно бахали, пугая прохожих, а кучей жвачек Тимка щедро делился с друзьями-приятелями.
Недавно привезли игру «Монополия».
Вот это вещь! Рубились вчетвером целый вечер — оторваться не могли. Тимка, понятное дело, выиграл, но это не важно. Сашка уже понял, в чем фишка. Сегодня мы еще посмотрим, кто станет главным монополистом и всех разорит!