ь тост.
У Рен впервые в жизни возникло желание убить другого человека.
– За то, чтобы в следующем году мы выбрали песню получше!
И толпа разразилась одобрительными криками.
9
Небо над академическим городком посветлело: близился рассвет.
Проводив Тиммонс до двери в ее комнату, Рен пошла к себе и остаток ночи слонялась из угла в угол. Казенные станции воскового пути не работали по случаю праздника, а портал, находящийся в ведении академии, откроется только поздним утром. Она при всем желании не могла спуститься в Нижний город и выяснить, что там натворило падение арфолютни.
И теперь она, игнорируя пешеходные дорожки, бродила по идеально подстриженным газонам кампуса. Только на третьем курсе она выяснила, что выпадающая в Небесах утренняя роса заколдована. Она была совершенно не мокрая – ее появление допускалось лишь с эстетической целью, а не с функциональной. Любые погодные явления в Небесах пропускались через фильтрующие заклинания. И если студенты иногда попадали под дождь, на это всегда давалось прямое разрешение дирекции академии.
Рен жалела, что ей нечего учить. Что угодно – лишь бы чем-то занять мозг. Обычно она в такой час пошла бы прямо в библиотеку. Вместо этого она встала в короткую очередь к бронзовому газетному киоску. Там уже продавался утренний номер «Каторского вестника». Она опустила в щель ящика монету в один мид и взяла высунувшуюся из него газету.
Статья о вечернем происшествии занимала почти всю первую полосу.
Рен устроилась на скамейке возле библиотеки и прочла статью. Ни слова о Тео Бруде. По меньшей мере пятьдесят человек видели, как он своим заклинанием заставил арфолютню вылететь за ограждающий Небеса магический барьер. Она не могла представить себе, чтобы написавший статью журналист не смог выяснить, кто виновен в этом инциденте. При мысли об этом в груди Рен вскипал гнев. Бруды не впервые заливают скандал деньгами. Даже Небеса в статье почти не упоминались – арфолютня будто просто упала ниоткуда. С проплывающего над городом облака. К счастью, никто не погиб.
По крайней мере, так утверждалось в статье. Рен уже и не знала, можно ли ей доверять хоть в этом. В «Вестнике» говорилось, что арфолютня проломила крышу кофейни. Пострадало двенадцать человек. Двое находятся в критическом состоянии. В статье был сделан особый упор на отличную работу прибывшей на место происшествия бригады «Скорой помощи». В ней также обсуждалось возможное несоответствие здания критериям безопасности – как будто можно было сделать крышу, способную выдержать падение с неба деревянного метеора. Когда Рен дочитала статью, ее охватило чувство омерзения. Сейчас бы написать где-нибудь на дорожке: «Тео Бруд – преступник».
Она запихнула газету в сумку. Всегда прилежная студентка, она отправилась проверить расписание, вывешенное на стене библиотеки. Это была широкая таблица, выполненная золотыми буквами на черном фоне. Здесь уже собрались студенты в надежде увидеть отмену последних занятий – всем хотелось уйти на каникулы хоть на день раньше. Фамилии профессоров находились в левом столбце таблицы. Следующий столбец занимали названия предметов, а в третьем была представлена последняя информация: отмены занятий, домашнее задание, номера аудиторий и тому подобное.
Рен взглянула на доску, и расписание изменилось: все ее преподаватели переместились наверх таблицы, а пустые ячейки заполнились актуальными предметами. Примечательная версия отражающего заклинания. Каждый студент увидит свой вариант расписания, созданный на основе его личного графика занятий. У Рен были отменены три предмета – напротив каждого соответствующий преподаватель оставил замечания о том, что необходимо прочитать на каникулах. Она записала задания, а потом посмотрела в графу с последним на сегодня предметом – и невольно вздохнула.
Агора – магическая этика – обычное время.
Уточнение было записано рукой профессора. Связующее заклинание соединяло его личную доску для записей мелом с определенным участком общего расписания. Несколько лет назад какой-то остряк из студентов внес в расписание фразу, намекающую на то, что его профессор – полукобольд, и после этого связующее заклинание усилили магической защитой. Так что о том, чтобы убрать уточнение профессора, и думать было нечего. Она слишком долго набирала баллы за безупречное посещение, чтобы вот так расстаться с ними, пропустив одно занятие. Но, честно сказать, ей абсолютно не хотелось сидеть сегодня в лекционном зале Агоры и обсуждать нравственную сторону поступков своих соучеников.
Студенты топтались перед расписанием, и Рен улавливала обрывки разговоров о вчерашнем происшествии:
– Ты слышал…
– Хорошо еще, что…
– Да ничего страшного…
Рен знала, что инцидент на вечеринке станет главной темой сплетен на ближайшие дни. Вся академия будет с ухмылкой обсуждать испорченный праздник, но никто не вспомнит о людях, которых чуть не убил Тео Бруд. Зная, что ей не хватит решимости пропустить занятие, – и зная, что Тиммонс ни при каких обстоятельствах не проснется к открытию портала воскового пути, – Рен направилась в библиотеку.
Следующие несколько часов она снова и снова перечитывала одни и те же несколько абзацев и ничего не запоминала. За окнами читального зала студенты разъезжались по домам. Пролетела и села виверна. В небе медленно кружили фиакры. Вдруг один выбился из круга и пошел на посадку – это кто-то на земле взмахами показал кучеру, что хочет нанять экипаж. Спицы его больших колес блеснули в лучах восходящего солнца, а потом он исчез за темной громадой академического корпуса.
Рен едва дождалась начала занятия.
Она села на свое обычное место. В этот раз Агора не насвистывал. Он молча заваривал чай и о чем-то думал. К началу занятия лекционный зал так и не заполнился. Перси и многие другие решили сегодня не ходить. Присутствовало только восемь студентов.
– Хорошо. Наш последний урок перед каникулами.
Обходя студентов, он раздавал необходимые для занятия материалы. Рен была неприятно удивлена, когда он положил перед ней блокнот для рисования и цветные карандаши. Обычно их раздавали в начальной школе, где училась Рен, когда надо было убить час-другой до следующего урока.
– Сегодня у нас очень простое задание. Но весьма актуальное.
У Рен на мгновение перехватило дыхание. В голосе Агоры явственно слышалась горечь.
– Нарисуйте мне чудовище.
Клайд Винтерс что-то недовольно пробормотал. Мэт Талли закатил глаза – красные после вчерашнего. Рен неловко поерзала на сиденье. На ум шел только один образ, одно лицо. Может, нарисовать его портрет, и дело с концом?
– Подойдите к заданию творчески, – сказал Агора. – Наверняка вы прочли одну-две книги, где фигурировали чудовища. Посещали лекции по таксономии. Ходили на выставки в картинные галереи, бывали в археологическом музее. Используйте весь свой опыт. Нарисуйте мне чудовище.
Рен раскрыла блокнот. Из-за цветных карандашей задание казалось каким-то детским. Она обдумала возможные варианты. Хищник с длинными когтями и лицом Тео Бруда. Огромный чешуйчатый дракон с витыми коническими зубами. В конце концов она остановилась на воображаемом существе с острыми гнутыми рогами, угрожающими клыками и когтями, похожими на черные ножи. Она специально раскрасила его мех желтым карандашом – чтобы он хотя бы отдаленно, насколько позволял небольшой набор цветов, напоминал золотые волосы. Она осталась довольна этим маленьким намеком, несмотря на то что никто, кроме нее, не уловил бы его.
Рен косилась на остальных студентов, но так и не поняла, серьезно ли они отнеслись к заданию или просто изображают глубокую умственную работу. Ее зверь получался больше комичным, чем страшным. Но Рен не сдавалась. Она тщательно прорисовала шерстинки, подправила когти – и как раз заканчивала обводить его контур, когда Агора отставил в сторону чай и вышел в центр арены лекционного зала.
– Ну, давайте посмотрим.
Все подняли вверх свои рисунки. Мэт Талли изобразил кляксу с глазами. Клайд Винтерс удивил Рен отлично нарисованным ястребом, расправившим крылья в конце смертоносного пике. Должно быть, он специально учился технике классического рисунка.
Остальные представили разнообразные сочетания саблевидных когтей и оскаленных морд. Кое-кто выбрал для наброска человекоподобных мифологических существ. Рен ждала, что Агора наконец объяснит, зачем они тут сидят и занимаются изобразительным искусством, когда вся академия уже разъехалась на каникулы.
– Теперь ответим на простой вопрос. Почему это чудовища?
Он оглядел студентов, ожидая ответа. Клайд поднял руку.
– Когти. Зубы. Клыки.
Агора кивнул:
– Да, здесь этого хватает. Возьмем для примера существо, которое нарисовала Рен. У него есть когти. Острые зубы. Но что, если его одомашнить? Оно выглядит крепким, не так ли? Его можно запрячь в крестьянскую телегу. Разве оно тогда будет чудовищем? Просто из-за того, что у него есть когти?
Клайд ответил:
– Если оно этими когтями раздерет крестьянского ребенка, то да.
– Любопытно. Значит, дело не в наличии когтей. А в том, как их использовать. Сомневаюсь, что мы были бы против, если бы чудовище своими мощными когтями копало оросительные канавы или выпалывало сорняки. Что еще?
Рен поглядела на рисунки остальных студентов.
– Хищники, – сказала она. – Мы ассоциируем слово «чудовище» с теми существами, которые питаются другими видами. И особенно людьми.
– Общепринятая отправная точка для подобных дискуссий. Но это определение целиком зависит от ракурса: кого считать хищником, кого – жертвой. Например, для кур мы, несомненно, являемся чудовищами. Мы их выращиваем. Режем. Едим. А сами куры кажутся гигантскими чудовищами жукам и мошкам, которых они клюют. А жуки… Надеюсь, вы поняли схему рассуждения. Если «хищник» – наше единственное определение, тут все зависит от того, кто начал разговор. Мы получим весьма разные результаты.