И погрузилась в тяжелый не то сон, не то воспоминание.
Она шла по маленькому рынку в Торговом квартале. Она несла отцу обед: тавана и сыр в тонком хлебе, завернутые в плотную бумагу. Мать уже начала давать ей такие небольшие поручения. Благодаря им Рен с каждым днем все лучше узнавала город. Удовольствие от прогулки было двойным. Во-первых, она чувствовала себя такой взрослой, когда вот так шла одна и никто за ней не смотрел. Казалось, она могла идти куда только душа хотела. Но еще она ощущала неожиданную радость от выполнения возложенного на нее задания. Ей нравилось искать и находить самый быстрый путь до места, где в этот день работал ее отец. Рен шла вперед и старалась не обращать внимания на покалывание в позвоночнике – ей казалось, что кто-то следит за ней, не сводит с нее злобного взгляда.
Сегодня она направлялась к каналу. В последние пару месяцев обстановка дома была напряженной. Родители ссорились по поводу отцовской работы. Она слышала обрывки разговоров. Невыносимые условия труда. Отец решился возглавить протест против работодателя. Видимо, его усилия начали приносить плоды. Утром, когда Рен помогала матери со стиркой, она слышала, как он напевал. Таким счастливым она его не видела уже очень давно.
Он дожидался ее у моста, почти достроенного, – оставалось только сомкнуть его последним пролетом на самой середине канала. Отец всегда занимался делом, всегда находился в движении. Но, заметив ее, он тут же остановился и положил инструмент на землю, чтобы обняться. Она отдала ему обед. Он ей подмигнул. Она видела, как он был горд тем, что стоял со своей дочерью перед другими рабочими. Она бросила на него последний взгляд, когда он вместе с остальными шел по мосту. С высоко поднятой головой. С развернутыми плечами.
Король без короны.
Его образ угас. Она снова ощутила чье-то присутствие. На ее плечо опустилась невидимая рука. Пальцы впились в кожу, словно острые зубы. Ее заставили подойти к краю набережной. Заставили пережить все заново. Невидимая фигура расположила ее руки на парапете. Передвинула ее, словно куклу. Заставила обратиться к той части памяти, которую она так долго подавляла.
Жуткий грохот. Осыпающиеся части моста. Поднимающаяся вверх пыль. Крики. Она стояла и смотрела, как под обрушившимся мостом бились в агонии люди. Она увидела изломанное тело отца. Пальцы на плече сжались сильнее, она обернулась…
Рен резко открыла глаза. Костер догорал. Темный лес вокруг был недвижим. Она встряхнулась, поморгала. Сон. Это был просто сон. Она повернулась на другой бок, закрыла глаза, стараясь вернуть на место привычный барьер. Она должна была любой ценой загнать худшее воспоминание в своей жизни обратно в клетку, которую она построила для него у себя в мозгу.
Остаток ночи она не спала. Ее успокаивал только шумный сон ее товарищей. Поворот с боку на бок. Шорох одежды. Кашель.
Эти звуки напоминали ей о том, что она не одна.
23
Утро встретило их ярким, но еще холодным солнцем.
Восход мог бы быть даже красивым, если бы днем раньше они не видели, как потустороннее существо убило их товарища. Рен изо всех сил старалась сосредоточиться на дальнейшем выживании.
– Сотворение моста стоило сорок пять окли, – объявила она. – У меня осталось триста пять. Приблизительно.
Последнее слово она добавила почти против воли. Даже здесь ей обязательно нужно было дать наиболее корректный ответ – как будто она на экзамене и остальные оценивают ее высказывания. Но ни один маг не может с идеальной точностью отследить расход магии. Даже Рен. Хотя она всегда вычисляла остаток – привыкла, ведь ее магическое пособие было таким маленьким. Но один из преподавателей однажды наглядно продемонстрировал ограничения их системы подсчета. Четырем студентам с одинаковым запасом магии было дано задание выполнить одну и ту же последовательность заклинаний. Все они потратили на нее разное количество окли. Так было доказано, что даже мелкие детали – поза мага, степень его сосредоточенности, ритм развертывания заклинания – влияют на объем сжигаемой магии. Но тем не менее Рен понимала, что всем в группе нужно иметь представление об их совместных резервах.
Кора подняла вверх двух связанных вместе кроликов.
– Я потратилась на силки, у меня двести тридцать.
– У меня где-то сто девяносто, – сказала Тиммонс. – Из-за плохого выбора обуви.
– Я использовал примерно двести. – По тону Тео было понятно, что он хочет, чтобы остальные оценили его жертву, однако все только кивнули. – В основном на защиту лагеря во время ночевок.
– И теперь у нас нет доли Ави, – добавила Рен. – Это означает, что на всех у нас около тысячи восьмисот окли. Я думаю, с сегодняшнего дня нам придется применять согревающие заклинания. Чем ниже будет температура воздуха, тем нам будет тяжелее. Проще всего взять преобразование Алфорда. Все его знают?
Тео и Кора кивнули, но Тиммонс покачала головой:
– Как-то не озаботилась его сохранить.
– Я могу наложить его на тебя, – предложил Тео. – Что я должен сделать – просто добавить формулу переноса?
Вопрос был обращен к Рен. И снова она обратила внимание на то, что он полагался на ее знания, даже не замечая этого. Переход через реку вряд ли запомнился ему по тем причинам, которые служили ее выгоде, но, видимо, он все равно не забыл неожиданность ее магических находок, несмотря на то что произошло позже. Рен кивнула в ответ:
– Только не забудь установить четкое ограничение на радиус действия, иначе ты будешь пытаться обогреть весь лес и заклинание долго не протянет.
В редких случаях эта ошибка в конструировании формулы переноса приводила к смерти мага. Самым известным был несчастный случай с аптекарем Генри Карвером. В середине зимы он неверно составил согревающее заклинание, и жители Катора неожиданно насладились самым теплым днем за всю историю наблюдений, – все, кроме Карвера, сгоревшие останки которого нашли на каменном полу его аптеки.
Их вариант заклинания будет действовать в течение нескольких часов. Они станут обновлять его как минимум трижды в день. Около десяти окли на человека на один переход. По крайней мере, потеряв Ави, они не лишились большого количества магии. Это была циничная мысль, и Рен не нравилось, что она вспомнила Ави в таком контексте. Но ведь он сам сказал, что главное сейчас для них – выжить.
– Что думаешь о заклинаниях, прибавляющих сил? – спросила она. – Сегодня путь в основном в гору.
– Давай подождем, пока не выдохнемся, – ответил Тео. – Задействуем их, когда совсем устанем.
Ждать долго не пришлось. Ноги Рен загудели еще до обеда. Отсутствие Ави увеличивало и умственное утомление. Никто не направлял их, словно стрелу в мишень. Никто не подбадривал каждую минуту. Рен попробовала было, но быстро израсходовала запас воздуха в легких. Было нелегко даже просто идти молча.
Согревающие заклинания работали безукоризненно и продержались до полудня. Все попытались найти что-нибудь съедобное. Тиммонс принесла ягоды, которые никто не смог опознать. Кора нашла сладкие ползучие стебли. Она раздала каждому по горсти, и все стали жевать их на ходу.
– У меня больше в зубах застряло, чем я проглотила, – пожаловалась Тиммонс.
Они поднимались выше, и ландшафт менялся, давая лучший обзор. Тропа сужалась, деревьев становилось меньше. Кое-где из земли торчали огромные валуны, которые надо было обходить. В других местах путь пролегал по голой скале. Внизу, в долине, была плотная растительность, где можно было спрятаться. Казалось, что Клайд – или другой хищник – вот-вот нападет на них с неожиданной стороны. Здесь, наверху, было всего несколько троп, по которым он мог их преследовать. Если Клайд их догонит, они увидят его с большого расстояния.
Этим вечером они собирали топливо для костра немного дольше обычного. Костер развели побольше, чтобы Кора пожарила кроликов. Она поставила силки, затем разделала обоих зверьков. Все устали, а завтрашний переход потребует от них еще больших усилий. После того, как они поужинали и установили очередность бодрствования, Рен провалилась в тяжелый, беспокойный сон.
Она шла по маленькому рынку в Торговом квартале. Она несла отцу обед: тавана и сыр в тонком хлебе, завернутые в плотную бумагу. Мать уже начала давать ей такие небольшие поручения. Благодаря им Рен с каждым днем все лучше узнавала город. Удовольствие от прогулки было двойным. Во-первых, она чувствовала себя такой взрослой, когда вот так шла одна и никто за ней не смотрел. Казалось, она могла идти куда только душа хотела. Но еще она ощущала неожиданную радость от выполнения возложенного на нее задания. Ей нравилось искать и находить самый быстрый путь до места, где в этот день работал ее отец…
Но сон прыгнул дальше, к тому моменту, где он обыкновенно обрывался. Дальше той точки, в которой рушился мост. Его направляла невидимая рука. Рен чувствовала себя пассажиром в собственном воспоминании. Перед ее глазами понесся вихрь света и цвета – и вот она уже стоит у парапета. Толпа расступилась, пропуская кого-то вперед.
Ландвин Бруд.
В глубинах сердца Рен зашевелилась ненависть. Она не была частью воспоминания. В этот день, в девять лет, Рен еще не знала правду. Она думала о Ландвине Бруде как о спасителе. Все остальные в толпе не двигались и молчали. Все опускали глаза и в ужасе прикрывали рты ладонями. Тогда она не понимала. Почему никто из них не помог ее отцу?
Но Ландвин сразу стал действовать. Она слышала его крик – он эхом отдавался в ее воспоминании.
– Врачей! Вызовите сюда медицинскую бригаду!
Теперь-то ей было нетрудно услышать правду в его голосе. Распознать фальшивую озабоченность в линиях лица, – она затрагивала все, кроме глаз. В воспоминании Рен смотрела на него и ненавидела до глубины души – она видела, как он оглядел дно канала. Как убийца, возвратившийся на место преступления, чтобы понаблюдать за предсмертной агонией жертвы.