Ненависть поглотила ее.
И тут она почувствовала, как бритвенно-острые когти вцепились в ее плечо. Кто-то держал ее с такой силой, что она не могла повернуться. Уголком глаза она видела черную тень.
– Я голоден, – проворчала тень. – А ты – еда.
На плече Рен лежала рука Тиммонс. В ее голове она перепуталась с рукой с острыми когтями из сна. Рен стряхнула с себя ладонь Тиммонс – почти с силой, но в темноте подруга этого не заметила.
– Прости, что разбудила, но ты храпела, как лошадь. Спи дальше.
Во рту Рен было сухо. Оглядевшись, она увидела, что на часах стоял Тео. В мозгу застряла какая-то мысль или чувство вроде занозы, и теперь она начала понимать, в чем дело. В прошлую ночь ей показалось, что в воспоминании чего-то недостает, но все было совсем наоборот. В нем присутствовал лишний элемент. Она видела один и тот же сон две ночи подряд. Оба раза он переносил ее в определенное место, в определенное воспоминание.
Она лежала в темноте, закинув руки за голову, и глядела на звезды. Мысли бешено крутились в голове. Ей так и не удалось заснуть, а потом настала ее очередь бодрствовать. В бледных предрассветных сумерках она наконец разобралась, в чем дело. Рен устояла перед искушением тут же разбудить остальных. Когда они зашевелились, она решила выждать некоторое время, прежде чем обрушить на них свои вопросы, – но никак не могла определиться, сколько минут следует дать им на пробуждение. В итоге она выдержала где-то тридцать секунд.
– Сны, – сказала она. – Кто видит сны?
Тиммонс потерла лицо.
– Все. Абсолютно все видят сны, Рен.
– Прости. Кошмары. У кого последние две ночи был один и тот же кошмар?
Остальные обменялись беспокойными взглядами.
– Значит, у всех?
Тео, Кора и Тиммонс кивнули.
– И это был не просто кошмар, верно? Он был основан на самом плохом вашем воспоминании?
Теперь они взглянули на нее с подозрением.
– Откуда ты знаешь? – спросил Тео.
– Потому что я видела во сне смерть своего отца. Уже дважды. И оба раза сон был неправильным. Что-то с ним было не так. Там присутствовала тень. В настоящем воспоминании я была одна в тот день. Сидела на скамейке. Отец… он… – Она не удержалась и посмотрела на Тео. Он был так похож на своего отца. – Произошел несчастный случай. Но со мной никого не было. Я пришла одна. Однако во сне оба раза кто-то держал меня за плечо. Он… перемещал меня по воспоминанию. Как будто хотел, чтобы я оказалась поближе к месту трагедии. По-настоящему увидела, как он погиб.
Замолчав, Рен обнаружила, что у нее дрожат руки. Ей показалось, что никто ее не понял, – может быть, она даже сходит с ума, – но тут заговорила Кора:
– Мое воспоминание тоже было изменено. Именно так, как ты описала. Кто-то скрывался в тени.
– Уверена? – спросила Рен.
– Да, потому что я тоже была одна, когда все произошло. Все ушли на работу. Я осталась дома одна, и мне некому было помочь. Но во сне – вчера и сегодня – со мной был кто-то еще, как ты и сказала. Проклятие. Это очень страшно.
Рен перевела взгляд на Тиммонс. Ее подруга кивнула.
– Я не заметила. Извини. Воспоминание жуткое. Я его ненавижу. Поэтому я не вникала в детали, хотела, чтобы кошмар побыстрее закончился. Я обязательно обращу внимание, если оно приснится мне еще раз.
Тео покачал головой:
– У меня были кошмары, но я не чувствовал ничего похожего. Во сне не было никаких странностей. Просто воспоминание.
– О чем? – не думая, спросила Рен.
Остальные покосились на нее. Тео, прежде чем ответить, слегка вздернул подбородок.
– Видимо, я пропустил ту часть, где все делились своими самыми тяжелыми личными воспоминаниями. Может, начнешь?
Ей захотелось сказать ему резкость в ответ, но по взгляду Тиммонс она поняла, что и так уже зашла слишком далеко.
– Извини. Ты прав. Давайте поговорим о более практических вещах. Кора, это ведь Клайд, верно?
Кора кивнула:
– Видимо, да. Это началось после его нападения на мосту. Кроме того, многие мифы говорят о том, что вурдалаки питаются страхом. Позавчера я об этом не упомянула, потому что… – Она пожала плечами. – Вы все и так были в панике. Но эта линия прослеживается во всех легендах, где фигурируют вурдалаки. Им нравится страх, вина, боль. Им так вкуснее. Поэтому логично, что Клайд хочет, чтобы мы были заняты своими кошмарами.
– Во всем этом нет никакого смысла, – возразил Тео. – Вы считаете, он заставляет нас видеть определенные сны? Но для этого он каждую ночь должен находиться рядом с лагерем и атаковать нас индивидуально подобранными заклинаниями. Почему бы в таком случае просто на нас не напасть? То, что вы описываете, – это скрытное заклинание, действующее в течение длительного времени. Сотворить такое и при этом находиться на значительном расстоянии от объекта воздействия? Практически невозможно. Не говоря уже о том, что человеческий разум защищен сильной природной магией. Спроецировать свою волю на другого человека очень нелегко. Даже у искусных магов-манипуляторов, бывает, уходят годы на то, чтобы внедрить в чей-нибудь мозг одну-единственную мысль. Я не вижу, как Клайд мог бы повлиять на наши сны. Не говоря уже о том, чтобы в них оказаться.
У Коры был на это ответ:
– Подумай о том, как Клайд превратился в вурдалака. Этот момент очень важен. Все мы были рядом, когда он умер и возродился. Мы были с ним на восковых путях.
Об этом Рен не подумала. Чудовище, рожденное в нестабильном пространстве, напитанном дикой магической энергией. Она ошибочно сочла его низшим хищником из потустороннего мира. Естественно, страшным, но она была уверена, что его можно было победить, если бы он не застал их врасплох. Видимо, она его недооценивала. А недооценивать врага смерти подобно.
– …Восковые пути – инструмент, который люди используют, но не до конца понимают, – продолжала Кора. – Это как молоток, который иногда вдруг решает ударить держащего его человека. Очень вероятно, что мы тогда были очень уязвимы. Нас не обошел стороной водоворот энергии, пожиравшей Клайда. Скорее всего, мы все с ним связаны. И не только тем, что он на нас охотится.
– И мы подходим к моей следующей мысли, – сказала Рен, стараясь не выдать волнения. – Я знаю, что произошло с Ави. Я поняла, как работает магия Клайда.
Тео чуть глаза не закатил.
– Ты не могла этого узнать. Это невозможно.
– Он использовал инверсию теории функциональной оппозиции.
Рен с наслаждением наблюдала, как Тео открыл рот, собираясь возразить, только чтобы снова его закрыть, когда он понял, что ему нечего сказать по существу вопроса. Кора медленно кивнула. Тиммонс взмахнула рукой, как она всегда делала, когда Рен представляла какую-то незнакомую концепцию: объясняй, не тяни.
– Теория утверждает, что воздействующие на разум заклинания ограничивают либо даже приостанавливают функционирование физического тела. Очень хорошим примером являются манипуляторы. Творя заклинание, они абсолютно неподвижны. Однажды у нас на логистической физике выступал приглашенный лектор. Это было жутковатое зрелище. Они не шевелятся, не дышат, не моргают – из-за того, что при творении заклинания задействован весь их разум.
Тиммонс вздохнула:
– Здесь я должна спросить, что все это значит?
– Да, пожалуйста.
Опять вздох.
– Что все это значит?
– Это значит, что Клайд развернул этот процесс в обратную сторону. Он затянул Ави в его самое плохое воспоминание. Это остроумная магия, на самом деле. Если Ави полностью находился там, он не мог находиться здесь. Его разум был настолько вовлечен в то видение, которое вызвал Клайд, что его тело лишилось всякой дееспособности. Вот почему он не сопротивлялся – потому что его разум был совсем в другом месте.
Тео кивнул:
– Наверное, в этом есть смысл.
Рен задумалась, не лягнуть ли его опять в голень.
– Естественно, в этом есть смысл. Это я и сама знаю, без подтверждения со стороны окружающих.
Тиммонс шлепнула ее по руке.
– Успокойся, зубрилка. Мы еще чая не пили – и не попьем, учитывая наше местоположение. Как насчет того, чтобы поесть? А потом ты расскажешь, как нам справиться с этой… инверсией.
– …теории функциональной оппозиции, – закончила за нее Рен. – И ты права. Простите. Я так разволновалась, когда решила эту задачу. Существует несколько защитных заклятий, которые должны сработать, если мы снова с ним столкнемся. Может быть, защитный экран с фокальной точкой? Или многослойная рассеивающая броня? Кажется, это хороший вариант. У меня есть еще идеи, но давайте сначала поедим. Сегодняшний переход может оказаться немного тяжелее вчерашнего.
Она поглядела на далекие холмы, надеясь, что ошибается.
24
Иона действительно ошиблась.
Переход оказался не просто немного тяжелее – второй день подъема их сломал. Каждый новый поворот вознаграждал их еще более крутой тропой впереди. В академии Рен прослушала несколько лекций первопроходцев, которых приглашали выступить для студентов. Они говорили о том, что испытывали воодушевление при восхождении на Сторожевую гору. О том, что оно закалило их характер. Сейчас она вспоминала этих великих путешественников с ненавистью. Ей стало понятно, что из своих прекрасных рассказов они выбросили некоторые немаловажные детали. Например, нет ничего особенно романтичного в том, чтобы ходить в туалет, когда тебя валит с ног холодный ветер.
Над головой кружил Вега. Теперь он был не единственной птицей в небе: Рен видела несколько разных видов ястребов и соколов. Кое-кто из них пробовал налетать на Вегу, проверяя его реакцию. Когда из каменной глотки вырывался непривычный для их слуха крик, они ретировались, видимо, решив для себя, что эта странная птица вряд ли подходит на роль добычи.
Но, несмотря ни на что, горы были красивы. Когда лес поредел, путешественникам стали лучше видны обступившие их вершины – гигантские скалистые гребни, увенчанные снегом. Словно древние великаны, обреченные на вечный сон. Рен порадовалась, что они нашли удобную тропу. Ясно, что, когда они поднимутся выше, она исчезнет. Группа проходила крутой поворот, и тут Кора резко остановилась.