Тиммонс улыбнулась:
– Опять будем пировать!
Но разойтись на поиски пропитания они не успели – вдруг послышалось резкое блеяние. Все вскинули глаза. На ближайшем холме стояло семейство коз – трое взрослых особей и детеныш – и с любопытством глядело на них. Наверное, они вообще никогда не видели человека.
– Симпатичные, – протянула Тиммонс.
– Еда, – выдохнула Кора. – Лови их!
Она кинулась вперед. Каким-то образом в руке у нее оказался скальпель. Рен только охнуть успела от удивления. Козы бросились прочь к ближайшему склону. Расстояние между ними и Корой быстро увеличивалось – их невозможно было догнать на своих двоих. Кора пришла в себя, остановилась и взмахнула жезлом, словно кнутом. Заднюю ногу самой старой козы захлестнула невидимая веревка. Этот маневр Коры был лишним подтверждением того, что она выросла на ферме.
Остальные козы исчезли вдали. Кора торжествующе вскинула руки и побежала заканчивать свое черное дело.
– Вряд ли я смогу съесть симпатичную козу, – заметила Тиммонс. – Разве что хорошо приправить ее какими-нибудь травами.
И отправилась на их поиски. Тео закатил глаза, а Рен усмехнулась. Они разошлись в разные стороны, но Рен поглядела через плечо и удовлетворенно отметила, что он тоже искал ее взгляда.
На такой высоте собирать было особо нечего. Кора вернулась с нарезанными кусками мяса, только и ждущими приправы и огня. Тео притащил сухих веток. Он принялся ломать их, чтобы они влезли в сумки. На перевале с топливом может быть совсем туго, тогда они и понадобятся.
Тиммонс театральным жестом сдернула платок с полной пригоршни ягод жимолости. Не совсем спелых, но никто не жаловался. Здесь они могли бы съесть все, кроме еловых шишек. Развели костер. Приготовили и съели ужин.
Сытые и довольные, они принялись устраиваться на ночлег, и солнце спряталось за горным склоном.
29
– Ну ладно, – сказала Тиммонс и пинком подбросила в костер толстую ветку. – Пора спать. Тео, усыпи нас. Одного танца должно хватить.
Он хмыкнул:
– Вряд ли ты еще когда-нибудь его увидишь.
– Жалко, – ответила она. – Но если это значит, что я никогда больше не увижу дикой виверны, то я уж тогда как-нибудь обойдусь. Кстати, извини. За сережку.
– Ты не виновата. – Тео пожал плечами. – Просто не повезло.
Теперь, когда он говорил, то мельком смотрел на Рен. Он как будто сверялся с ней, проверял, как выглядит в зеркале ее внимания. Она не возражала. Кора первая собралась спать. Уголки ее рта были запачканы жиром.
– Сон не менее важен, чем полный живот. Спокойной ночи.
Тиммонс отсалютовала ей обглоданной берцовой костью.
– Спокойной ночи, маленькая убийца.
Рен подбросила дров в костер. Тео задумчиво смотрел на огонь. Тиммонс бросила кость в сумку – Кора дала указание сохранить кости на тот случай, если в горах будет совсем голодно и придется варить из них бульон.
Над головой мерцали бесчисленные звезды. Они разбили лагерь на небольшом пологом холме, откуда открывался вид на еще одно маленькое озеро, и звезды отражались в его неподвижной воде. Тео нарушил молчание, сказав то, что Рен меньше всего ожидала от него услышать:
– Я давно хотел извиниться.
Рен и Тиммонс переглянулись.
– За вечеринку. Происшествие с арфолютней – безрассудный поступок с моей стороны. Ты меня спросила недавно, что мне снилось. Я знаю… что вы обо мне думаете. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я сожалею о содеянном.
Рен вспомнила, как он заметил газету – со статьей о происшествии, – когда вытряхивала все из своей сумки, и догадалась, что он уже долгое время хотел объясниться и только ждал подходящего момента.
– Я хотел навестить раненых в больнице, но отец отослал все наши фаэтоны. Еще я потребовал, чтобы меня судили по всей строгости закона, но судьи уже были подкуплены и замели дело под ковер. Я очень хорошо понимаю, как я выгляжу после этого.
Он смотрел прямо на Рен. Ее грудь налилась гневом. Хорошо, что прошлой ночью она привела мысли в порядок – иначе она могла не сдержаться. Однако злость, видимо, все же отразилась у нее на лице, потому что Тео отвел глаза и замолчал на несколько мгновений.
– Я знаю, что мы кажемся вам омерзительными. Богатство моего отца. То, как мы живем. Все детство я хотел стать возницей виверны – мне казалось, так мне удастся свернуть с предначертанного пути. Скрыться от всего, чего от меня ждут. От нашей семейной алчности. Я хотел улететь туда, где встретившиеся мне люди увидят во мне меня, а не моего отца.
Рен не знала, что сказать. Она покосилась на Тиммонс – та тоже, по-видимому, потеряла дар речи. Они промолчали, чувствуя неловкость, а Тео продолжил:
– Я не прошу о сочувствии или прощении, – сказал он. – Я совершил серьезный проступок. Могли погибнуть люди…
Тяжесть слова «погибнуть» наконец освободила ее язык.
– Тогда почему ты это сделал?
Он еще больше помрачнел.
– Мой титул и мое имя накладывают на меня тяжелое бремя. Временами под этим бременем прогибается моя воля. Я не желал этого. Я не хочу быть таким, как мои предки. Я не собираюсь становиться забрызганным кровью магнатом, который держит нож у глотки народа и таким способом из одной монеты делает две. Я дал себе обещание никогда не превратиться в него.
Рен было ясно, о ком идет речь. Он не хотел стать Ландвином Брудом. Но Рен не удовлетворил такой ответ. Совсем не удовлетворил.
– Сословное бремя? Это оно вынудило тебя повесить арфолютню в небе над беднейшими кварталами Нижнего города? Ты это сделал ради популярности в своем кругу?
Он медленно кивнул:
– Да. Иногда это бремя вынуждает меня поддерживать репутацию. В тот вечер мне нужно было показать класс в магическом искусстве. Падение арфолютни – неудача не в демонстрации чванства, а в демонстрации магии.
Рен прикусила язык, чтобы не сказать, что это была неудача и в том и в другом.
– Повторяю, я очень хорошо понимаю, какими глазами вы на меня смотрите. И я знаю, что случай с арфолютней не повлиял на ваше мнение обо мне в лучшую сторону. Я не в обиде, если вы меня тихо ненавидите. Я полон решимости исправить все, что натворил. Моя жизнь не повторит жизни отца и деда. Я буду служить Катору.
Небольшой кусочек головоломки под названием «Тео Бруд» встал на свое место в голове Рен. Она обдумала все известные ей факты о нем и увидела, где они пересекаются.
– Ты готовишься стать новым хранителем города?
Тео вытаращил глаза.
– Что?
– Да ладно тебе. У тебя есть личная статуэтка из живого камня, – сказала она. – В академии ты специализируешься в военном искусстве и градостроительстве. Для очень немногих должностей нужно и то и другое. И теперь эта речь о служении другим людям. Если я правильно помню, нынешний хранитель города в следующем году уходит на покой. К этому времени ты как раз окончишь обучение и будешь иметь право претендовать на этот пост.
Он сглотнул. Рен видела, как он переваривает ее слова. Скорее всего, он понимал, что, если будет отнекиваться, это не лучшим образом повлияет на ее мнение о нем. Теперь-то он осознал, насколько она умная. Чтобы его раскусить, ей потребовалось всего несколько намеков.
– Да, – признал он. – Я готовлюсь к должности хранителя города. Существует очень немного занятий, достойных продолжателя рода Брудов. Если у меня не будет серьезной цели, отец рано или поздно заставит меня втиснуться в его планы. Должность хранителя города позволит мне служить народу Катора, а не его интересам. Это моя цель на протяжении уже нескольких лет.
Рен покачала головой. Она уже не могла сдерживаться. Ее стремление проникнуть в дом Брудов предполагало вежливый ответ. Упоминание благородства его выбора. Да наплевать.
– И это твое великое самопожертвование? Получить в свое распоряжение всю мощь оборонительной магии города? Ты будешь настроен на пятьдесят самых дорогостоящих статуй из когда-либо созданных. Ты будешь призывать горгулий щелчком пальцев. Это безмерно благородно с твоей стороны.
Тео удивился ее реакции. Конечно. Он ведь считал, что проявляет героизм, принимая такое решение. Он и не мог думать иначе, если принять во внимание, как поступали все его родственники. В комнате, полной мясников, легко убедить себя в том, что ты сама невинность.
– Что? Ты не знал, что занимать один из высших городских постов – это большая честь? Ты полагал, раз ты из семейства Брудов, тебя еще упрашивать должны, чтобы ты снизошел до этой работы? Знаешь, сколько людей сочли бы за счастье служить хранителем города?
Выражение его лица ясно говорило о том, что это ему в голову не приходило. Ни разу. Он попытался оправдаться:
– Но я буду повелевать статуями ради процветания народа, а не для блага дома Брудов. Я буду первым хранителем за много десятилетий, кто будет действительно служить людям.
Рен резко ответила:
– Как благородно с твоей стороны отказаться от богатства, о котором мы можем только мечтать. Может, посвятить тебя в рыцари по этому поводу? Тиммонс, ты случайно не взяла с собой меч?
Ее подруга вздохнула.
– Рен. Остынь.
Внутри нее все кипело. Ей хотелось уязвить Тео, проклясть его, пожелать ему и его семье ранних могил – чего они, без сомнения, заслуживали. Слова жгли ей горло. Она сама не заметила, как вскочила на ноги и принялась нервно расхаживать вокруг костра. Тиммонс смотрела на нее с настороженным выражением лица. Тео выглядел так, будто его ударили под дых.
– Послушай. Я знаю, ты привык к тому, что нравишься людям, – наконец сказала Рен. – И мне ты нравишься. Нам ты нравишься. Мы нуждаемся в тебе, чтобы выжить. Но это не значит, что мы можем с легкостью простить тебя за то, что произошло на вечеринке. За то, что случилось с людьми в той кофейне…
– Я знаю, – сказал он. – Это будет преследовать меня до конца моих дней.
– Дай мне закончить…
Тео запнулся и замолчал. Она знала, что он не привык к тому, что его обрывают. Забавно было видеть, как ему приходится сдерживать себя.