Его семья была не менее состоятельна, чем семьи большинства ее однокурсников, но старший Олбрайт нажил свое богатство совсем недавно: его торговое дело выросло до известного масштаба за последние десять лет. Собственно, в основном поэтому-то Рен и выбрала Девлина: в доме Олбрайтов не висели в каждом коридоре и на каждой лестнице портреты знаменитых предков. Ну и то, что он был как будто вырезан из мрамора, делу не вредило.
Его темные, почти черные волосы были коротко острижены – по бокам короче, чем сверху. Зеленые глаза глубоко посажены – как будто их вправил в его лицо, покрытое легким загаром, ювелир из Цитадели. Сегодня на нем был темно-синий кардиган, надетый на рубашку. Рен нравилась его манера застегивать все пуговицы до последней.
Этим утром Девлин находился в мрачном расположении духа. Ему нелегко давалась военная подготовка в Брайтсвордском легионе. Она пыталась его предупредить. На легион была возложена задача по защите города от внешних врагов. Он подчинялся правительству Катора и финансировался из городских налогов. В отличие от знатнейших домов, на широкую ногу содержавших частные армии, военное руководство города не располагало достаточными средствами, чтобы обеспечить место в легионе каждому новобранцу. Это значило, что большая часть кандидатов отсеивалась во время курса молодого воина. Но Девлин все равно подал заявку – он считал, что не существует воинской стези почетнее, чем служба в Брайтсвордском легионе. Она не стала даже упоминать, что благодаря спокойным временам легион уже несколько десятилетий не участвовал ни в одном настоящем сражении.
С тех пор как начались его воинские занятия, они стали гораздо меньше времени проводить вместе. Она не возражала, потому что ей нравились плоды этих занятий. На один из этих плодов – его выпуклую твердую грудь – она оперлась ладонью в момент приветственного поцелуя.
– Доброе утро. Неплохо выглядишь.
Он кивнул:
– Наконец-то восстановил целостность божественного щита. Как прошла этика?
Они направились вглубь учебного корпуса, к высоким двойным дверям, выходившим на главный академический двор. Рен не рассказывала Девлину о собеседовании и теперь была рада, что, кроме Агоры, о нем никто не знал. Не хватало еще, чтобы ее жалели. Она терпеть этого не могла.
– О, мы обсуждали нравственные качества зачарованных мечей.
– Спор Маркуса и Роуэна?
Девлин был на курс старше нее и в прошлом году изучал многие из тех предметов, что она проходила в этом. Не отношения, а сплошная выгода. Он заартачился, когда она попросила его поделиться конспектами. Одним из неизбежных побочных эффектов обучения на паладина была доходящая до щепетильности честность. В общем, конспектов она у него так и не выклянчила, но зато на устные советы, при некотором поощрении с ее стороны, он не скупился.
– Легенда старая как мир, – подтвердила Рен.
– И кто, по твоему мнению, победил в их состязании?
– Я применила концепцию недостижимости абсолютного нравственного императива, чтобы доказать, что с клинком Маркуса совсем не все так хорошо, как это описывается в рассказе. Разумеется, Агора поставил высший балл.
Она ожидала, что Девлин улыбнется, но на его лице отразилась тень какого-то иного чувства.
– Что?
Он пожал плечами:
– Ничего. Умно.
Она и сама знала, что ответила недурно, но откуда такая странная реакция? Однако ей не хотелось ввязываться в спор. Последние несколько недель Девлин был сам не свой от душевного напряжения. На одном из занятий по боевой подготовке у него треснул божественный щит. Божественные щиты представляли собой любопытную и сложную магическую конструкцию. Защитное заклинание соединялось с заклинанием непрерывного роста и укреплялось формулой благих намерений. Пока поступки объекта этого заклинания остаются «благородными», оно растет и набирает силу. Девлин очень совестился того, что его щит треснул так быстро, – хотя среди новобранцев это случалось сплошь и рядом.
Снаружи светило солнце. Отличная погода выманила студентов и преподавателей на широкий внутренний двор Бальмерикской академии. На короткой траве газонов на расстеленных покрывалах расположились первокурсники и, сняв шарфы, грели свои тонкие, еще детские шеи. То тут, то там мелькали вспышки отрабатываемых заклинаний. Среди статуй знаменитых ученых прошлого, высунув раздвоенные языки, радостно носились два щенка адской гончей. Как жаль, что Рен остаток дня будет заниматься магической практикой в архивной комнате.
– Хорошо на улице, – сказала она.
Девлин пожал плечами.
Еще один недостаток любовных отношений с паладином: они нередко пребывают в задумчиво-печальном настроении. А задумчиво-печальное настроение чаще всего вгоняет окружающих в настоящую скуку. Она уже собиралась спросить, придет ли он к ней ближе к вечеру, чтобы вместе сделать домашнее задание – он свое, она свое, – как вдруг Девлин посмотрел на нее пронзительным взглядом – и тут же отвел его в сторону. Вид у него был такой, как будто он готов был сквозь землю провалиться.
– Послушай, Рен, нам надо поговорить.
Она вскинула острую бровь.
– Мы как раз сейчас говорим.
– Это… не совсем… Слушай, мне с тобой нравится, но никаких…
Мимо прошла парочка младшекурсниц, и он замолчал. Они окинули Девлина откровенными взглядами, а он притворился, что ничего не заметил. Их незамысловатый интерес помог Рен найти почву под ногами.
– Не желаешь ли ты сказать, что собираешься со мной расстаться?
– Послушай. Дело не в том, что ты сделала что-то не то…
– Девлин, я и без тебя прекрасно знаю, что ничего не того я не делала.
Он скривил губы – то же самое выражение, что и раньше, когда она рассказала ему, как ловко ей удалось развернуть тему состязания оружейников.
– Говори, – процедила Рен сквозь зубы. – Будет жаль расстаться, не выслушав твоего… мудрого суждения. Следуешь заветам Брайтсвордского легиона? «Когда придет время расставания, оставь их лучшими людьми, чем они были до встречи с тобой».
Девлин сжал челюсти так, что на них проступили желваки.
– Ладно, Рен. Хочешь правду? Ты для меня слишком большое искушение. Мы… я чувствовал, что мы поступаем неправильно. Эти… вещи, которые мы делаем друг с другом. Я спросил совета у начальницы моего отряда. Она считает, что наши с тобой действия могли послужить причиной повреждения моего божественного щита. Существуют неподтвержденные исследования, но, тем не менее, свидетельства того, что…
Рен ушам своим не могла поверить. Она никогда не собиралась выходить за Девлина замуж, но это ведь уже настоящий абсурд: мало того, что он неожиданно решил с ней порвать, так еще на полном серьезе оправдывает свое решение причинами настолько ханжескими, что аж скулы сводит.
– Свидетельства чего, Девлин? Я ни в одной книге не видела отчета о том, что из-за слишком бурной ночи у паладина раскололся божественный щит. И я никак не могу вспомнить, в какой именно момент ты начал чувствовать, что мы поступаем неправильно. На мой взгляд, тебя те вещи, которые мы делали друг с другом, вполне устраивали.
Девлин скрипнул зубами.
– Говори тише, не кричи.
– Извини. Очень трудно что-либо расслышать – уши вянут от твоего лицемерия. Какие праведные рассуждения! Ты разрываешь наши отношения, чтобы сохранить чистоту? Жаль тебя расстраивать, Девлин, но все последние несколько месяцев я не сама с собой занималась постельными играми.
Его смущение с предсказуемой скоростью сменилось злостью.
– И я раскаиваюсь в том, что делал. Я сильно сомневаюсь в том, что ты тоже. Этим-то мы и отличаемся друг от друга. Хочешь узнать, что произошло, когда я решил с тобой разойтись?
У нее дрожали руки. Сначала ее щелкают по носу Шиверины, а теперь еще и это ничтожество Девлин. Рен сотню раз представляла себе, что скажет, когда они будут расставаться. Но одно дело – репетировать перед зеркалом, и совсем другое – на самом деле оказаться в такой ситуации. Рядом на скамейках сидели студенты, и ей показалось, что их разговоры вдруг стихли. Подслушивают, значит.
– Попробую догадаться, – наконец сказала она. – Твой божественный щит восстановил целостность. И ты пришел к ошибочному заключению, что это событие – прямое следствие твоего решения о разрыве со мной, хотя в действительности трещина с высокой степенью вероятности заросла сама собой. Согласно исследованию, приведенному Турманом в «Золотых годах», среднее время заживления щита у молодых паладинов составляет две недели. В этой же книге он подчеркивает, что в начале обучения божественный щит уязвим и повреждается очень часто. Именно для того, чтобы ты это узнал, я тебе ее и дала. Подозреваю, что ты не прочел? Знаешь, я рада за тебя. Тебе кажется, что твои поступки на что-то влияют. Это должно тебя воодушевлять.
Девлин опять состроил презрительную гримасу. Рен замолчала, ожидая, что теперь заговорит он. Наконец-то она узнает настоящую причину его ухода.
– Ты всегда права, – сказал он. – Что бы ни происходило – всегда. Тебе просто необходимо доказать свою правоту. Это так изматывает.
Вот эта сентенция возмутила Рен до глубины души. Она еще могла вытерпеть нападки на ее моральный облик, пусть даже отвратительно ханжеские, но критиковать ее эрудицию – это уже слишком. Никто не обязан стыдиться, что умеет искать ответы на поставленные вопросы.
– Знаешь что, Девлин? Катись куда подальше, и да пребудет с тобой магический свет.
Она ускорила шаг, едва не задев его плечом.
– Маркус, – сказал он ей в спину. – Он был прав, выковав такой клинок. Он поступил как должно. Это правильный ответ, и все это знают.
Рен не смогла устоять перед искушением и обернулась.
– Неужели? В финале этой легенды Маркус убил Роуэна – именно потому, что считал, что его меч лучше. Но я не сомневаюсь, что ты будешь верить в те сказки, что позволят тебе лицемерить с чистой совестью.
И она ушла, отчаянно убеждая себя в том, что вышла победителем из их последнего противостояния. На далекой, невидимой со двора академической башне зазвонили колокола.