– А, я сам его упомянул. Не надо было закидывать удочку, не поймал бы красную сельдь.
Уля знала о «красной селедке» – так за границей называли отвлекающий маневр в детективах. То, чем махали перед самыми твоими глазами, чтобы отвлечь от чего-то важного и куда более простого. Он не хотел говорить о старшем брате, который бросил на него Ателье. Уля бы не смогла работать и в обычном, что уж тут говорить! Но о чем-то другом он не хотел говорить еще больше. Это Уля понимала. Она тоже не хотела бы пересказывать незнакомцам историю своей жизни и обнажать перед всеми то, о чем никто и не хотел слышать. Может, ей просто не с кем было всем этим делиться.
– Ты правда не хочешь о нем разговаривать?
– О, я бы с удовольствием с тобой его обсудил. Все те его версии, которые мне встречались.
– Версии? – это звучало одновременно ужасающе и интересно. Ужасающе интересно, так Уля и сказала.
Рахи согласился.
– Именно так. Ужасающе интересно.
Они замолчали. Рахи пошевелил рукой – почти совсем зажившей – и отнял ее от груди. Уля открыла было рот, чтобы спросить, не встречал ли он самого себя, но Рахи ее опередил:
– По Ателье ходит байка про швею, которая однажды шила с помощью нити Ариадны. Ну, знаешь, в меру мифической. В меру метафорической, – Рахи снова фыркнул. – Как по мне, чушь полнейшая. А вот супруги, которые работают вместе и друг из друга веревки вьют, – это уже куда логичнее. И удобно! Кто-то всегда рядом. И медовый месяц можно раскидать так, что посмотришь не просто весь мир. Турагентам такого и не снилось.
Уля подумала о его родителях, которые чаще видели будущее, чем своих детей. О них ей и самой говорить не хотелось: казалось, у них как раз прекрасно выходило вить друг из друга веревки. Главное – чтобы не из Рахи и его брата.
Шов начал исчезать – тоже медленно, словно кто-то старательно стирал его огромным ластиком.
– Мы не работаем в одиночку, кстати, – добавил Рахи, выписав рукой в воздухе неопределенную фигуру. – Это просто я такой счастливый, угодил прямо в узел каких-то аномалий даже без ножниц за пазухой. Никого не спросив. Никому не сказав.
Он еще немного помолчал, а потом с напускной строгостью добавил:
– Никогда так не делай, кстати. Это только в кино неподчинение начальству выглядит круто. Все эти «Я забираю ваш значок, вы отстранены» и «Как будто меня это остановит!» Не знаю, смогу ли после этого прыгать один…
– Начальство? Я думала, это семейный бизнес?
– Что совсем не помешало мне передать его в руки тех, кто соображает куда лучше моего. Я предпочитаю шить.
Рахи замолчал. Еще пару минут они провели в благословенной тишине. Фиолетовые шерстяные нитки – Уля полагала, что это была ее часть разговора, раз она прекрасно их видит, – продолжали висеть на уровне ее глаз.
Еще через какое-то время Уля поднялась и подошла поближе. Прищурилась. Попыталась заметить момент, когда очередной стежок растворялся в… просто растворялся.
– Не стоит ее лишний раз трогать, – Рахи тоже поднялся, его шрамы сделались совсем тонкими и бледными. – Мы немного спотыкались, так что лучше бы…
Он осекся.
Стрела была быстрой.
Уля сказала бы, что быстрой, словно пуля, хотя это, конечно, было невозможно. Стрела могла быть быстрой, как стрела, и этого оказалось достаточно. Она вылетела из слегка разошедшегося шва, разорвав фиолетовую нить, и Уля только успела услышать ее свист. А затем – странный хруст, с которым она вошла в плоть.
Но не в ее. Улю оттолкнули в сторону так быстро, что она не успела даже моргнуть. Боль разлилась от плеча и дальше, повсюду, куда смогла дотянуться. Уля с трудом выдохнула – ощущение походило на то, что она испытала, упав с дерева и ударившись солнечным сплетением. Однажды давным-давно, когда играла во дворе во что-то выдуманное и далекое от вечно разрытой ямы с трубами, стекла под окнами и холодных, как склепы, подъездов.
– Не вставай! – прохрипел Рахи, и Уля, которая успела приподнять голову, тут же ее опустила.
В ушах звенело. Или нет?
Уля сфокусировала взгляд на прорехе, которая медленно открывалась, словно глаз проснувшегося гиганта. Над их головами просвистела еще одна стрела и ударилась в стену, раскрошив дешевую побелку. «Вот тебе и современный офисный центр», – подумала Уля и попыталась поймать взгляд Рахи.
Он лежал на спине – грудная клетка быстро поднималась и опускалась. Кусок дерева, торчащий где-то в опасной близости от его шеи, был красным.
Нет. Уля прищурилась. Краснота тут же сузилась до начерченных на стреле кругов. С таким цветом это должна быть довольно опасная стрела. И вроде бы знакомая… Где она могла видеть такую? В книжке? На фотографии? Воспоминание пронзило ее, словно та же стрела: в краеведческом музее была выставка, посвященная местным курганам. Древний народ, который жил здесь когда-то. Боевая принцесса с топором наперевес, которая вела их к победе[2]. И море красного – на одежде, на оружии, на руках…
– Вот ведь… – пробормотал Рахи, и Улю словно током шарахнуло. Она и не заметила, что оцепенела. Застряла в мгновении. Как будто ей и без того не хватало временных ловушек.
Рахи обхватил древко поближе к телу и дернул вверх. Уля что-то закричала, но сама не поняла что. Наверное, что не стоит вот так сразу выдергивать из раны стрелу. Что она уверена: так делать нельзя. Или это касается только ножей?
Рахи моргнул, повел головой, а потом приподнялся на локте. Его темная поношенная кофта быстро становилась еще темнее.
– Давай к двери, быстрей! – выплюнул он и замахал в сторону болота.
Уля неуверенно перевела взгляд на продолжающую расширяться прореху, но Рахи умудрился добраться до нее и подтолкнул ее лодочку.
– Вперед! С этой штукой мы уже ничего не сможем сделать! Потом!
Рахи рывком поднял Улю – и откуда столько сил? – и они поспешили к двери.
Расстояние в двадцать шагов показалось Уле марафоном. Она постоянно на чем-то поскальзывалась, но старалась не оглядываться и не опускать взгляда, чтобы не узнать на чем. Рахи зажимал рукой правое плечо, его постоянно заносило. Уля хватала его за рукав и возвращала на курс.
Они врезались в дверь одновременно: пальцы Ули скользнули по ручке, повернули, дернули…
– На себя… на себя… черт…
Рахи ее, кажется, не слышал: пришлось слегка оттолкнуть его в сторону от двери, чтобы открыть створку. Рахи приложился спиной к стене и сполз чуть левее, словно не мог стоять прямо. На побелке за ним осталась бордовая линия, почти сестра тех, что алели на стреле. Уля чертыхнулась еще раз и распахнула дверь.
Болото дыхнуло на нее запахом ржавчины, незнакомых трав и отчаяния. Она сделала шаг на пробу. В едва успевших высохнуть лодочках захлюпала вода.
Свист стрел затих, но Уля не спешила оглядываться. В ушах ее билась кровь. Она снова потянула Рахи за рукав. Тот открыл глаза – когда успел закрыть и почему, почему даже сейчас улыбался? – и почти перекинул себя через край дверного косяка.
За спиной раздался рев, который мог бы посоперничать с рыком доисторического крокодила, а потом Уля захлопнула за собой дверь.
Сердце, кажется, решило победить в стометровке и разогналось так, что у нее потемнело в глазах. Хотя нет, погодите. Это была болотная темнота. Полоски света в ее офисе казались такими далекими, что походили то ли на привидения, то ли на выдуманный рассвет. Странно, но здесь уже не было слышно рева, а ведь от прорехи их отделяла всего одна довольно хлипкая дверь. Но Уля не стала проверять, в чем дело. Спасибо большое, она лучше спросит у местного эксперта.
Рахи! Уля мотнула головой в одну сторону, потом в другую. Куда он делся? Был ведь прямо перед ней! И совсем не походил на того, кто может прыгать по кочкам быстрее какого-нибудь там кролика. Или кто вообще живет в болотах?
Перед глазами Ули замелькали ржавые джинсы, потерянные кроссовки и укоризненные взгляды. Она пошла вперед и тут же провалилась в грязную воду по щиколотку.
– Рахи? – позвала она, вытянув руки, чтобы сохранить равновесие. – Рахи, ты зде…
Из темноты на нее зашипели. Уля повернулась на звук и увидела его: Рахи сидел на огромной кочке, похожей на островок, и смотрел куда-то в сторону далеких окон. Спокойный. Даже за плечо не держался.
– Рахи, как…
На нее снова зашикали, а потом Рахи махнул рукой – правой, которая совсем недавно плетью висела вдоль тела, – и жестом показал: мол, присядь. Уля послушалась – нужно было хотя бы проверить, что с его плечом. Она потянулась к потемневшей от крови кофте, но Рахи ее перехватил.
– Уже всё. Прелесть временных аномалий, – прошептал он.
Уля моргнула и вспомнила свои затягивающиеся ссадины. Вот, значит, как.
– Не есть, не спать… – начала она, тоже понизив голос.
– …только работать. Что бывает очень полезно. Например, в таких обстоятельствах.
Рахи поводил плечами – может, еще и показывая Уле, что он в самом деле в порядке.
– Зачем тогда оттолкнул меня? Спасибо, но раз это все равно бы… затянулось.
– Поверь, ты не хотела бы получить стрелу в плечо. Или еще куда, – в его пальцах мелькнула игла. – Вот поэтому мы не работаем… в одиночку.
Последнее предложение Рахи произнес почти как в трансе. И Уля его понимала.
Над болотом появились огни – еле заметные, ярко-зеленые, переходящие в желтизну. Светлячки? Прежде их тут не было. У Ули перехватило дыхание.
– Это… никогда раньше их не видела…
Она вдруг представила, как Рахи делает последние стежки над болотом – подумать только, на ее глазах могли зашить целое болото. Аккуратно запаковать во временной карман, из которого оно выпало. И болото даже не стало бы сопротивляться.
– И, надеюсь, никогда не увидишь. Нам пора.
Рахи поднялся и поковылял вперед: может, рана уже и затянулась, но полностью прийти в себя он явно не успел.
– Почему? Я бы не отказалась. В моих местах светлячков…