Однажды, когда ему было лет десять, один из старших воспитанников тайком прокрался в комнату для воспитателей и вытащил из сумки одного из них пачку сигарет, которые в то время были в большом дефиците. Боря тогда лежал в спальне с расстройством желудка от несвежей колбасы, которую он имел неосторожность доесть на завтрак, в то время как остальные с отвращением выбрасывали её в ведро для отходов. Во время очередного похода в туалет Боря и заметил этого воспитанника, выходящего из комнаты для преподавателей. Он, конечно же, не собирался никому говорить, ябедников очень жестоко наказывали свои же, и к тому же, Боря ненавидел всех воспитателей и был рад, что кто-то в этот день лишится удовольствия покурить. Сходив в туалет, он вернулся в спальню, довольный, что пропускает урок истории и, возможно, пропустит ещё и физическую подготовку, на которой всех опять заставят бежать сто кругов по душному и вонючему спортивному залу. Но его радость была недолгой. Через полчаса вой сирены собрал всех воспитанников, даже больного Борю, в актовом зале, на деле просто в холодной комнате с отклеившимися обоями и скрипучей сценой, на которую было страшно наступить.
– Сегодня, – начала старшая воспитательница, – В стенах нашего штаба произошло страшное событие – воровство. Я напоминаю каждому из вас, что граждане Союзного Государства обязаны соблюдать закон, и любое его нарушение будет немедленно пресекаться и жестоко наказываться. Этот раз – не исключение.
В актовом зале стояла напряжённая тишина. Все ожидали предстоящего кровавого жертвоприношения.
– Так как во время кражи все воспитанники были на занятиях, нам не составило труда вычислить вора. Им оказался ни кто иной, как Борис Арсеньев, внук иноагента, решивший, наверное, продолжить преступное дело своего деда в нашем общем доме, который щедро предоставило ему Государство. При обыске его вещей мы обнаружили то, что было украдено у одного из наших воспитателей, что является доказательством его вины. Я прошу каждого из вас сейчас встать и показать пальцем на этого юного преступника. На счёт три!
Все встали и без особого энтузиазма показали на Борю. Он покраснел, опустил голову и безропотно слушал свой приговор. Конечно, он мог бы попросить предоставитьэти доказательства, сказать, что не курит, что сам своими глазами видел преступника, но он молчал. В любом случае, десятки голосов, скандировавших по команде старшего воспитателя «Вор! Вор! Вор!» заглушили бы его слабый, пусть даже и правый, голос. Да и почему бы ему в очередной раз не побыть преступным отродьем, если все этого так хотят? Так Борис понял, что значит «общественное мнение», и какие чудеса оно может творить. Конечно, ничего страшного с ним не случилось. В очередной раз его на неделю лишили компота, который он и так не слишком любил, вызывали к старшему воспитателю для проведения беседы и к штабному руководителю по коррекционно-воспитательной работе. Борис уныло слушал лекции о том, как важно ему самостоятельно искоренить в себе все зачатки иноагентских помыслов и побуждений, которые успел посеять его дед, что ему нужно ежедневно доказывать обществу, что он его достоин, несмотря на ужасную семейную историю. Борис молча слушал и виновато кивал. а сам мечтал как можно быстрее вернуться в свою спальню, где глубоко под матрасом была спрятана книга, которые они почитают ночью с Людмилой Ивановной. Он сначала хотел рассказать всё доброй нянечке, но она так и не завела разговор об инциденте с кражей, и он решил, что его можно благополучно забыть.
Борис подумал, что, будь тогда на его месте Славик, даже десятилетний, он бы не стал молчать и терпеть такие издевательства. Он бы встал, вышел на скрипучую сцену и произнёс бы речь, полную внутернних конфликтов и катарсисов, которая заставила бы всех собравшихся немедленно извиниться за несправедливые обвинения, а настоящий преступник непременно сознался бы и понёс бы суровое, но справедливое наказание.
Во время следующего интервала для общения Борис обнаружил, что новых заказов так и нет. Он немного походил по комнате, в очередной раз пересчитывая ровные квадратики на линолеуме, остановился у окна, немного поизучав картинки голографических обоев, и решил поспать. Но спать не хотелось. Хотелось чем-то заняться, хотя бы нарисовать что-то для себя, попробовать разные цвета и техники, поэксперементировать с перспективой. Он вдруг вспомнил слова Славика про обучающие трансляции и подумал, что было бы неплохо получить доступ ко второму уровню, но для начала можно порыться и в общедоступном, пятом, где среди агитационного мусора иногда попадалась довольно интересная информация. Борис включил аппарат для голограмм, приготовил чистое пространство, взял ручку и попросил Катюшу найти ему все художественные обучающие трансляции за последний месяц.
«Найдено пять обучающих трансляций по запросу, – сообщила Катюша, – Запускаю первую.»
Вдруг её голос прервался, и вслед за этим из транслятора донеслось: «Обнаружено новое устройство ввода, хранения и обработки информации. Модель: не найдена. Ревизия: не найдена. Содержимое: отсутствует». Экран показал синюю горизонтальную полосу, которая, немного повисев, исчезла, и вслед за ней устройство вывело непонятный лист с какими-то значками, в основном – палочками и кружочками. После некоторых умственных усилий Борис, к своему удивлению, узнал в них буквы, почти как в его книге, но сложить их в слова пока не смог. «Устройство отключено», сказал транслятор, но буквы никуда не делись, и Борису вдруг стало страшно. Кажется, он сломал свой рабочий инструмент, десять лет прослуживший ему верой и правдой. Он взял в руки перо и провёл им в воздухе, но экран упорно показывал только белый лист с чёрными значками, наотрез отказываясь повторять движения Бориса. Случилось что-то ужасное. Что, если он получит очередной заказ и не сможет принять его из-за этой глупой поломки? Что если заказ отдадут, например, Славику, или кому-то ещё, кто сделает его гораздо лучше? Что, если про Бориса забудут, и он так и останется сидеть здесь перед сломанным аппаратом, никому не нужный, без денег и без права на существование? Он откинулся на спинку стула и вдруг почувствовал укол боли, той самой боли, которую он носил в себе после ранения на фронте.
Первым желанием Бориса было побежать за Славиком в надежде на то, что он смотрел какую-нибудь свою обучающую трансляцию и знает, как оживлять сошедшие с ума машины, показывающие буквы из далёкого прошлого. Но, конечно, Славик опять будет язвительно шутить, и если ему вдруг удастся починить устройство, это будет означать его полную и безоговорочную победу над глуповатым и неудачливым соседом. Борис решил разбираться сам, в конце концов, новая заявка на трансляцию могла вообще сегодня не прийти, а до отключения электричества было ещё около десяти часов.
Для начала нужно было понять смысл этих букв, вдруг в них содержалась какая-то загадка, отгадав которую можно было бы заставить устройство нормально функционировать. Борис любил загадки и шифры, и в те далёкие годы на фронте ему с лёгкостью удавалось подбирать нужный код и выуживать полезную информацию практически из любого источника. Его вдруг охватил какой-то азарт, почти как тот, который он чувствовал, перехватив переговоры врага прямо перед своим ранением. Только теперь рядом с ним не было полковника Петренко, и никто не мог помешать его работе. Борис достал из-под подушки книгу, которую решил использовать в качестве дешифровочного ключа. Надпись на первой странице, сделанную от руки, он старался не замечать, но почему-то помнил наизусть. «Учись читать, Борис». Так, первое слово в послании… В начале – буква «пэ» (Борис узнал её по строгим перпендикулярным палочкам и крыше поверх них), потом палочка с кружочком – «рэ», тоже знакомо, потом опять две палочки, которые снизу-вверх пересекает третья, это то ли «нэ», то ли «и»… П-Р-Н… нет, не звучит, «при» – гораздо лучше. «Привет» Дальше – слово с уже знакомыми очертаниями. Борис. Бэ-о-рэ-и-сэ. «Привет, Борис»…? Эта глупая машина мало того, что знала его по имени, так ещё и здоровалась с ним, как ни в чём ни бывало, как будто он был её другом, или… Родственником?
Привет, Борис! Это твой дед.
Так, стоп. Дед-предатель родины теперь сидел внутри борисовского устройства? Он жив? Он хочет связаться с ним и, наконец-таки сделать из него иноагента? Как такое вообще возможно, ведь он своими глазами видел, как деда… Карта! Карта, извлечённая из головы слона десять лет назад! Это ловушка террористов, а Борис по своей глупости так и не удосужился вытащить её из машины. Надо срочно достать её и уничтожить, тогда всё опять заработает, и жизнь вернётся в привычное русло. Борис уже полез в рюкзак за инструментами, но почему-то остановился. А вдруг дед не… Ничего же не произойдёт, если он просто расшифрует это странное послание, а потом достанет карточку и разломает её на мелкие кусочки, как и собирался? Борис отложил рюкзак в сторону и продолжил чтение.
Привет, Борис! Это твой дед, Владимир Иванович Рогов. Не бойся: ваша система, контролирующая содержимое компьютеров, скорее всего, не сможет обнаружить этот файл. Думаю, она уже не настроена на распознавание текста. К тому же, он защищён от считывания, по крайней мере, на момент написания этого письма, это лучшая защита, которую мы смогли придумать. Ну всё, пора переходить к делу.
Если ты это читаешь, значит, ты всё-таки открутил голову настенькиному игрушечному слонику и всё прошло так, как мы задумывали. Значит, дядя Гена успел, и ты уже совсем взрослый! Интересно, сколько тебе лет? Сколько теперь лет тому мальчику, который сейчас стоит под дверью моей комнаты и так жалобно просится внутрь, чтобы я ему почитал, или посмотрел с ним мультики по «Веснушке». Прости, Борис, но я не могу. Я пишу послание, которое ты получишь через много-много лет, может быть, через 15, или 20, а, может быть, даже через 25. Я знаю, что ты научился читать, не спрашивай меня, откуда, просто знаю. Я знаю, что ты сейчас совсем не понимаешь, что происходит, и, скорее всего презираешь меня, или даже ненавидишь. Да, возможно, я сломал твою жизнь и жизни многих, таких же, как ты. Но, подожди, я всё объясню. Я прошу тебя только об одном: дочитай это сообщение до конца, а потом сам решай, что тебе с этим делать. Но для начала немного истории. Нет, не той истории, которой тебя учили (будут учить) в том месте, куда ты попадешь после того, как меня убьют. Другой истории, рассказанной от первого, моего, лица. Читай, пожалуйста, дальше и постарайся не запутаться.