Глава 4. История
Союзное Государство расположено на северо-западе континента. Обладает богатейшими запасами разнообразных природных ресурсов, однако климатические особенности и почвенные характеристики не благоприятствуют ведению сельского хозяйства на большей его части. Природные зоны разнообразны, с преобладанием степей и смешанных лесов. Омывается пятью морями и ещё одним, не обозначенным ни на одной карте – морем крови, пролитой на её территории.
Форма государственного правления – президентская республика, последние сто лет – с элементами тотального расхищения правящей элитой природных ресурсов и уничтожения человеческих.
Население – 80 миллионов человек. 79,99 миллионов задушенных жизней, выживающих среди всего этого природного богатства, и остальные – те, кто их душат и продолжают душить. И так будет всегда, до тех пор, пока кто-то один из этих 80 миллионов не поднимет голову в поисках глотка свежего воздуха, и несколько других голов не поднимутся за ним. А что будет дальше – не знает никто, потому что дальше ещё никто не заходил.
Большую часть своего существования Государство находилось в процессе войны и, казалось, оно питалось этой войной, считая её одним из своих внутренних ресурсов. Но это было не так. Государство само было войной, и, в те периоды, когда отсутствовала внешняя угроза, оно обращало свою агрессию внутрь себя, на тех, кого оно называло своими гражданами и использовало в качестве бесплатной защиты и рабочей силы. И тогда проливалось ещё больше крови, и она была ещё более густой и красной, потому что это была кровь самого Государства, которую оно приносило в жертву собственному богу, жестокому и ненасытному, имя которому – алчность. Так было всегда, и так будет ещё много лет, потому что этот бог бессмертен, и будет вечно требовать всё новых и новых кровавых жертв. Он будет охранять тех, кто поклоняется ему и будет обеспечивать их иллюзией всемогущества, но ровно до тех пор, пока не погубит их, выпив их алчность до конца.
Несмотря на суровые климатические и экономические условия, а, может быть, и благодаря им, Государство время от времени рождало странных людей, которые как будто не принадлежали ему. Они не хотели быть пищей для его богов, но роль жрецов алчности им тоже не подходила. Они не могли найти себе места в этом конвейере, перегоняющим кровь в богатство, и в конце концов им удавалось на время вырваться из плена и ненадолго почувствовать себя свободными. Конечно, потом зубья государственной машины перемалывали и их, но именно такие люди и такие события держали всех на плаву. Это были жертвы, которые приносили простые жители Государства, потому что им нечего было отдать, кроме собственных жизней. Таков был порядок, поддерживаемый десятилетиями, и никто был не в силах его изменить, потому что без жертв невозможна даже сама жизнь.
Новый цикл начался после одной из многочисленных войн, которую Государство, кажется, выиграло, но, в любом случае, как бы она ни закончилось, простым жителям она принесла только нищету и разруху. Граждане ждали от государства хоть какой-то помощи в восстановлении привычного течения жизни. Помощи не было. Ветхие землянки чуть обросли новыми досками и превратились в унылые послевоенные дома, где можно было переждать холод, свирепствовавший на территории Государства большую часть календарного года. В этих землянках стали постепенно появляться новые люди, не знавшие войну, но видевшие её последствия, которые так и росли – беспризорные, без образования и без будущего, умеющие только одно – отбирать еду у более слабых и за счёт этого выживать в сгнивших досках своих уродливых жилищ. Новое поколение граждан было глупым, настырным и готовым на всё, чтобы не потерять то, что удалось награбить за свою недолгую жизнь. Точка, когда можно было восстановить хоть какой-то контроль над ними, была пройдена, и власть отступила, довольная тем, что люди хотя бы не мешались у нее под ногами и видели в ней хоть какой-то, выражаясь их преступным языком, авторитет. В этот интересный момент истории Государство и его жители занимались одним и тем же делом – простым и старым, как мир, воровством. Эра созидания закончилась и началась новая – эра разрухи и беспредела.
Через 50 лет после войны в столице родился Владимир Иванович Рогов, который мог бы стать знаковой фигурой этой исторической эпохи, но стал лишь профессором, расстрелянным в своей же квартире на пороге собственной комнаты и на глазах у собственного внука. С детства Владимир Иванович отличался от своих сверстников хотя бы тем, что ему не удалось умереть на улице молодым от передозировки уже почти не запрещённых веществ. Возможно, это произошло потому, что, будучи в том возрасте, когда пытливый ум начинает задавать вопросы, ответы на которые мироздание ещё не придумало, он нашёл в глубине своей землянки стопку книг, предназначавшихся для растопки полуразвалившейся печки и обогрева их незатейливого жилища. В те времена в столичных школах ещё можно было научиться читать, и будущий профессор вполне неплохо освоил это мастерство. Отец Владимира, увидев своего сына за таким постыдным занятием как чтение, хотел было отвадить его от этого бесполезного дела, а книги кинуть в печку, где им и было самое место, но, встретив необъяснимое сопротивление, плюнул и оставил сына в покое. Если бы он только знал, к чему приведёт это решение в будущем, он бы не отступил так просто, но в то время люди не умели думать наперёд.
Конечно, наивно было бы предполагать, что юный Владимир нашёл в книгах ответы на свои вопросы, которые он даже не мог правильно сформулировать. Зато там были другие, ещё более занимательные, и он понял, что, возможно, его предназначение не в том, чтобы пойти по стопам отца и всю жизнь провести в поисках пропитания для себя и своей семьи, а сделать шаг чуть дальше и развивать другое полушарие своего мозга. Он не был уверен, что сможет поступить в единственный оставшийся после войны столичный университет и сильно удивился, когда получил место в группе исторического факультета. Владимир Иванович принялся увлечённо изучать историю страны, которая позволила ему родиться в ней, и с каждым днём открывал для себя всё более интересные факты. Так как эта история была довольно однообразной, в ней легко можно было проследить некоторую цикличность, которая вначале позабавила Владимира Ивановича, а потом натолкнула его на долгие размышления, которыми он почему-то боялся поделиться даже со своими сокурсниками.
«То, что происходит сейчас на моих глазах, – думал будущий профессор, – не может продолжаться вечно. Уже заметны определённые знаки, указывающие на то, что вскоре может случиться какой-то переломный момент, какое-то, возможно, малозначительное событие, которое сильно изменит текущую ситуацию. Никто не знает, как потом повернётся наша жизнь, но сейчас надо быть начеку, чтобы не пропустить этот момент и воспользоваться им в свою пользу».
Но ничего не происходило. Люди по-прежнему продолжали выживать в своих землянках, которые уже успели вырасти в небольшие дома, на их столах постепенно стало появляться чуть больше еды, их дети почти перестали умирать на улицах от отсутствия контроля и воспитания. Казалось, что всё постепенно налаживается. Владимир Иванович немного успокоился и решил заняться приведением в порядок своей жизни. Окончив университет, он устроился преподавателем истории в обычную городскую школу хотя бы из-за того, что таким образом можно было получить жилплощадь, куда он собирался съехать, окончив университет. Он не хотел насовсем забрасывать научную работу, а решил совмещать её с обучением подрастающего поколения, возможно, черпая из него новые идеи и интересные мысли. Владимиру Ивановичу дали крохотную комнату в двухкомнатной квартире, которая стала постепенно обрастать книгами, исписанными тетрадями и пылью. В его новом жилище явно не хватало аккуратной женской руки, способной привести в порядок его вещи и мысли.
Шло время, исписанные тетради сменились слабеньким компьютером, на который Владимиру Ивановичу пришлось откладывать почти целый год, в комнате стали появляться новые книги, которые уже перестали печатать, но их ещё можно было найти на рынке, куда будущий профессор заходил каждый месяц, получив скромную учительскую зарплату. Работа тоже доставляла ему удовольствие, и дети по-своему тянулись к странноватому учителю, у которого для них всегда было в запасе несколько конфет и занимательных историй. Владимир Иванович любил своих учеников и надеялся, что когда-нибудь будет рассказывать эти истории и собственным детям, а, может быть, даже внукам. Так оно и вышло.
В 30 лет профессор вернулся преподавать в стены родного университета. Конечно, ему было жаль бросать работу в школе, но из года в год рассказывать об одних и тех же событиях, в подлинности которых он сам не был уверен, он больше не мог. Он передал свои классы молоденькой и очень симпатичной выпускнице педагогического колледжа и в первый раз в жизни открыл дверь университетской кафедры своим собственным ключом. Выпускница этим же вечером позвонила ему и долго плакала в трубку, жалуясь на то, что десятиклассник Семёнов отпустил грубую шутку насчёт её не слишком длинного платья. Владимир Иванович знал Семёнова практически с младенчества, когда его многодетная мать собирала по школе всех своих многочисленных отпрысков, держа под мышкой тех, кто был ещё слишком мал для этого заведения. Он долго и обстоятельно рассказывал начинающему педагогу основы поддержания классной дисциплины, которым её, теоретически, должны были обучить в колледже, и сам не заметил, как влюбился. Через неделю он пригласил её на свидание, а через полгода они уже отмечали собственную свадьбу, на которую приехал даже отец Владимира, чтобы напиться и уснуть прямо на книгах, использовавшихся молодыми в качестве стульев для гостей.
Алёна ничего не имела против деятельности мужа, однако сама она не хотела оставаться в школе, поняв, что десятиклассник Семёнов не оставит её в покое, и на смену ему придут другие, возможно, ещё глупее и наглее. Владимир Иванович с трудом присторил её ассистентом на кафедру, и теперь они были вместе даже на работе. Через несколько лет им