Глава 5 Возвращение
… ты стал отличным художником, Борис.
Глаза Бориса слезились от усталости, а голова болела от напряжения. «Я стал отличным художником…», он повторял про себя эту строчку из послания дедушки и ничего не понимал. Он решил пока не читать дальше, а дать глазам отдохнуть, а мыслям – собраться. В который раз за эти годы он пожалел, что ему некому выговориться, не с кем даже помолчать, просто ощущая рядом присутствие родного человека. А ведь всё могло бы быть по-другому. Да, он мог бы жить сейчас в этой комнате не один, и сейчас ему было бы с кем посоветоваться.
Когда-то давно, когда ещё были живы Егор Семёныч и Юлиана Павловна, а надоедливый Славик, наверное, не мог даже правильно выговорить слово «катарсис», Борис познакомился с прекрасной барышней, точнее сказать, она сама с его нашла, увидев его изображение и анкету в Катюше в разделе для одиноких граждан.
«Здравствуйте, Борис Арсеньев. Меня зовут Оля Лютикова, и мне 26 лет. Я посмотрела ваши координаты и поняла, что мы живём совсем рядом, через два дома. Это очень хорошо, потому что так будет проще получить маршрутный лист. Я живу с мамой и папой. Мой папа тоже бывший боец, поэтому он будет очень рад, если мы с вами познакомимся. Я занимаюсь разработкой трансляций на разные темы: записываю текст и придумываю сценарии сопроводительных сюжетов. Мне будет очень приятно, если вы мне ответите».
Борис конечно же ответил Оле, а потом она послала ему ещё одно сообщение, которое он тоже не оставил без ответа, и они решили встретиться. Девушка действительно жила через два дома от Бориса, и это по-своему сближало их. Борис долго готовился к предстоящему свиданию: заблаговременно заказал новую белую футболку, потратив на неё чуть больше, чем мог себе позволить, пару носков, размер которых он выбрал наугад, и, решив, что на личной жизни экономить не стоит, выбрал первый продуктовый набор за сто тысяч ГКБ, в который, по слухам, клали карамельные палочки, обладавшие, по тем же слухам, божественным вкусом. Есть он их, конечно, не собирался, а хотел приподнести своей новой знакомой и её семье в качестве подарка. О маршрутном листе Борис тоже позаботился заранее. Он загрузил в Катюшу все сообщения, которые они с Олей отправляли друг другу, приложил заявление на разблокировку обеих дверей и указал цель выхода из дома. Следующим утром он получил уведомление, что заявка одобрена, и дверь будет разблокирована ровно в 14:00 через три рабочих дня. Вернуться домой нужно было в 17:00, что давало Борису шанс провести в гостях у Оли как минимум два часа. За сутки до свидания Борис начал волноваться.
– Не робей, боец! – напутствовал его Егор Семёныч. – Тут ведь главное что: с самого, так сказать, начала себя правильно поставить. Мужик, значит, должен быть вежлив и строг. А баба, она, наоборот, вроде как неприступная. Но это только поначалу, конечно, потом-то всё устаканится – и заживёте! Комнат-то у неё сколько?
– Не знаю…
– А ты посмотри, как придёшь. Тут-то места маловато, конечно, но это уж вам решать. Нам с бабкой всё равно недолго осталось, мы-то своё уже, поди, отжили. Дорогу, как говорится, молодым уступаем.
Юлиана Павловна молчала и мелко кивала головой в знак согласия с мужем. Борис вдруг представил себе их в молодости – красивых, задорных, энергичных – и захотел прожить свою жизнь так же, бок о бок с родным человеком, который будет всегда стоять рядом и кивать головой, соглашаясь с тем, что он скажет.
В жизни Оля оказалась такой же милой и уютной девушкой, как и на изображении в Катюше. Она смешно и трогательно смущалась и, разговаривая с Борисом, постоянно искоса поглядывала то на мать, то на отца. А ещё она пришла в неописуемый восторг от борисовских карамельных палочек и тут же стала деловито делить их на 4 кучки. Борис хотел было отказаться от своей, но Оля настояла на том, чтобы он тоже попробовал их, и они все вместе, вчетвером, пили чайный напиток, заедая его этим невиданным доселе лакомством.
Олины родители были немногословны. Мать задала ему пару дежурных вопросов о службе и о работе, отец внимательно слушал и почти ничего не говорил. Только рассказ о ранении вызвал в нём интерес, и он даже задал Борису пару вопросов о расположении его воинской части и имени её начальника. Борису был знаком этот тип бойцов, к которому принадлежал Олин отец. Они были в каждом взводе – тихие и до поры до времени неприметные одиночки, сторонящиеся сослуживцев, но демонстрирующие уважение и безусловное почтение к старшим по званию. Такие бойцы быстро продвигались по службе, оставляя далеко позади тех, кому не удавалось завести связи с нужными людьми и в подходящий момент продемонстрировать свою готовность пожертвовать всем на благо родины. Юрий Филиппович дослужился до подполковника и ушёл в запас, получив, как было заметно по обстановке в квартире, неплохую пенсию.
После чая родители намекнули, что Оля уже может показать Борису свою комнату. Получив разрешение, девушка радостно вспорхнула со своего места за столом и жестом пригласила Бориса последовать за ней. В комнате было довольно светло и очень уютно. Обои на окнах показывали типичные девчачьи картинки, как будто хозяйке было лет девять: розочки, сердечки, мультяшных лошадок и смешных попугайчиков. Борису вдруг стало весело, и он, забыв о суровом подполковнике Юрии Филипповиче, почувствовал себя почти как дома. Они сели на Олин диван, подальше друг от друга, но не так далеко, чтобы это мешало им разговаривать вполголоса.
– Оля, а какие трансляции вы пишете? – не зная, с чего начать, спросил Борис.
– Борис, давай на «ты», ладно? Я… я специализируюсь на политических темах. Но это же так скучно! Скажи мне лучше, ты веришь в гороскопы?
– Не знаю, наверное нет. Я верю в выбор. А ты?
– А я верю, хоть и сама сочиняю их для развлекательных трансляций, когда других заказов нет. А знаешь, давай сочиним свой гороскоп? Это и будет тот выбор, в который ты веришь.
– Я не умею сочинять, только рисовать. Когда рисуешь, картинки сами приходят в голову, нужно просто успеть перенести их на экран, пока они не растворились.
– Это называется вдохновение, да?
– Раньше, вроде, так называли…
– Я научу тебя сочинять. Смотри, это просто. Берёшь одно важное для тебя слово, ну, хотя бы, «любовь» и окружаешь его другими, лёгкими словами так, чтобы получилось красиво. Слушай: «неземная любовь пронзила его сердце», правда здорово?
– Да, мне нравится.
– Ну что, будем вместе сочинять наш общий гороскоп?
И они напребой начали говорить важные для них обоих слова и окружать их другими так, чтобы получалось красиво. Через полчаса их совместный гороскоп был готов, но вскоре транслятор, в который уже был загружен маршрутный лист Бориса, объявил, что его время нахождения в олином помещении заканчивается. Он засобирался домой. В коридоре Борис неуверенно ткнулся носом в Олину мягкую щёчку, что должно было означать прощальный поцелуй с надеждой на новую встречу, и тут же заметил её сурового папашу, выглядывающего из приоткрытой двери родительской комнаты. Борис сконфузился и выронил из рук микрочип, который собирался приложить к считывающему устройству для выхода. Оля весело засмеялась и бросилась сама подбирать чип, Борис тоже нагнулся, и их руки на секунду сомкнулись над лежащим на полу квадратиком. Оба покраснели, и Борис вылетел из квартиры, боясь опоздать к открытию своей двери. Он очень надеялся на то, что это несуразное происшествие не омрачит их дальнейшие отношения.
На следующий день, в первый интервал для общения, Борис получил послание, которое он запомнил надолго. Было заметно, что Оля заранее выучила текст, но, несмотря на это, сильно волновалась, зачитывая его.
«Борис, я всю ночь не спала и думала о тебе. Я считаю, что мы должны быть вместе прямо с этого момента и навсегда. Так говорит наш гороскоп. Мои родители пока об этом не знают, но, я уверена, что они поддержат нас. Я заказала маршрутный лист, и тебе надо будет его подтвердить. Мы сможем увидеться через три дня! Я буду очень ждать. Твоя Оля».
«Дорогая Оля! Я тоже всю ночь думал о нашем свидании и хочу сказать тебе, что это был один из лучших моментов в моей жизни. Раз уж мы вместе написали наш общий гороскоп, теперь нам нужно сделать так, чтобы он стал реальностью. Я рад, что это не только мой выбор, но и твой. Через три дня я скажу тебе что-то очень важное, я хочу сказать это не в сообщении, а лично, глядя в твои глаза, которые я до сих пор вижу во сне и буду видеть всю оставшуюся жизнь».
Они действительно увиделись через три дня, а потом ещё через три, а потом Катюша объявила, что они оба израсходовали все маршрутные листы на этот месяц, и им пришлось ждать следующего. Каждый день они обменивались сообщениями, и Борис уже привык начинать утро с милого Олиного голоса, звучащего из уже не бездушного транслятора. Он представлял себе, как они обоснуются в его маленькой комнатке (он почему-то не хотел переезжать к олиным родителям, возможно, из-за того, что надолго запомнил оценивающий взгляд её отца из-за дверной щели в тот первый день их знакомства), как купят новую мебель и новые кастрюли (одну он собирался подарить Юлиане Павловне), как каждое утро он уже не будет просыпаться в одиночестве и до половины дня лежать в кровати, не зная, чем себя занять. До конца месяца было ещё так долго – целых восемнадцать дней!
«Здравствуй, Оля! Кажется, что только вчера мы сидели в моей комнате, и ты так трогательно поправляла покрывало на моей неудобной кровати и отскребала засохшие остатки супа с моего стола. Я до сих пор вижу тебя здесь, как будто ты и не уходила никуда, как будто ты была тут всегда. Я, конечно, опять насвинячу к твоему следующему приходу, но от этого я буду ждать его ещё сильнее».
«Борис, твоя комната, конечно, показалась мне не большой и не очень чистой, но для меня это не главное. Конечно, стоило бы иногда убираться, хотя бы просто потому что это хороший способ скоротать время до нашей следующей встречи. Это не сложно, я обязательно тебя научу».