Повеселевший Егор Семёныч проводил мужчину с дроном до дверей, и все прошли процедуру идентификации личности для проверки нахождения в помещении.
Послезавтрашней вечерней доставки капсул Юлиана Павловна не дождалась. Она умерла во сне, так и сжимая в пальцах свой тоненький пледик. Наверное, перед смертью она видела Васеньку, и он ласково звал её к себе. Наверное, им сейчас было хорошо вдвоём. Но Борис точно не знал, потому что Юлиана Павловна молчала. Весь день Егор Семёныч просидел на кухне, совершенно потерянный и внезапно ещё больше состарившийся. Он безмолвно шевелил губами и сжимал в руке пустую алюминиевую ложку. Борис хотел как-то подбодрить старика, понимая, как ему сейчас тяжело. Он и сам когда-то был в такой ситуации, когда казалось, что с уходом родных людей обрушился весь мир, без возможности восстановления.
– Егор Семёныч, может по 100 грамм? У меня осталось.
– Нет, боец, не хочу. Не влезет.
– Может у меня посидите?
– Ну пойдём что ли…
В комнате Бориса старик сел на его кровать и опустил плечи. Ложку он захватил с собой, как будто этот предмет напоминал ему об ушедшей жене.
– Мы ведь уж почти полвека как вместе, – начал Егор Семёныч, – Бабка-то, она и готовила, и за домом следила. Я-то теперь как? – и он вопрошающе посмотрел на Бориса, как будто думал, что он сейчас скажет ему, как.
– Егор Семёныч, вы успокойтесь. Вам просто подождать надо, оно само и пройдёт. Я знаю, у меня уже было такое. Но, видите, всё прошло…
– Мне-то тоже, поди, недолго осталось… Вот схороню бабку, и можно самому туда, к ней…
– Да что вы! Не говорите так! У вас же ничего не болит, ни на что не жалуетесь, – стал подбадривать старика Борис.
– Душа у меня болит. Знаешь такое слово? Сейчас редко о душе говорят, как будто и нет её у нас. А она, братец, есть, никуда не девается. Сидит где-то очень глубоко и когда радуется, а когда болит. Живёт, в общем, с нами всю жизнь… Вот сейчас болит. И когда Васенька умер, болела. А когда ты пришёл – радовалась. Ну как-то так, в общем.
– А хотите, трансляцию посмотрим? – Борис не знал, что ответить и не хотел обсуждать душу старика. – Тут сейчас как раз новости передавать будут.
– Да что мне эти новости? Надоели уже! – Егор Семёныч вдруг шлёпнул ладонью по кровати, выбив из неё облачко пыли и горстку неприятного запаха.
– А хотите я вам почитаю? У меня книга есть, смешная.
– Книга? Да откуда у тебя книга-то, ты ж молодой! Читать, небось, не умеешь.
– Умею. Не очень быстро, правда, но умею. Хотите покажу? – и Борис, не дожидаясь ответа Егор Семёныча достал из-под подушки книгу. Старик повертел её в руках, прищурился и прочитал надпись, сделанную от руки на первой странице.
– «Твой дед…» Дед, значит? Может расскажешь?
– Потом как-нибудь. Я деда не помню почти, он, кажется, умер, когда я совсем мелким был.
– Грустил?
– Да не особо. Дед-то меня не очень любил, сестрёнку сильнее. И работал постоянно, не до меня ему было.
– А родителей террористы убили?
– Да, тогда Правдина только в первый раз выбрали, они обезумели совсем. Простых людей убивали прямо в их квартирах.
– Да, помню-помню, было такое.
– Вот и родителей моих убили, а я убежал. Я бегал хорошо тогда, быстро. А террористы за мной, вот тут холмик небольшой, рядом с домом. Я там встал и закричал: «Правдин! Помоги!» И тут приехали наши бойцы, и всех террористов расстреляли.
– Это правильно, – одобрительно закивал Егор Семёныч. Борис почему-то продолжал вспоминать и моментально переделывать историю, чтобы не шокировать старика.
– А одного, самого злобного террориста прямо на моих глазах убили. Я это очень хорошо помню, он лежал весь в крови, а взгляд такой страшный, остекленелый. И нога подвёрнута, вроде как сломана.
– Так ему и надо! – поддержал его Егор Семёныч.
А Борис всё вытаскивал из своей памяти какие-то оборванные лоскутки и пытался соединить их в одно целое одеяло. Но почему-то лоскутки не подходили друг к другу, но Борису это было не важно. Ему просто надо было выговориться, хотя он и понимал, что старику сейчас совсем не до разговоров про мёртвых террористов.
– Вот и бабка тоже… – задумчиво пробормотал Егор Семёныч. – С остекленелым взглядом. Умерла, значит… А книгу свою забери. Я её знаю, Васеньке в детстве читал. Он, помнится, смеялся ещё над слонихой и над ежом каким-то…
– Васенька! – вдруг вспомнил Борис, – Егор Семёныч, я вам сейчас покажу кое-что.
Он включил устройство для изображений, дождался его загрузки и приказал показать все рисунки в хронологическом порядке. На мониторе стали появляться миниатюры всех созданных им когда-то изображений, и, наконец, он нашёл нужное. Это был самый первый рисунок, который он сделал после покупки устройства по просьбе Юлианы Павловны. На нём был искрящийся снежный холмик, на котором стояли Васенька с матерью, взявшись за руки и о чём-то разговаривая. Егор Семёныч уставился в монитор.
– Это кто? – вдруг как-то напряжённо спросил он.
– Васенька. И Юлиана Павловна. Она сама меня попросила нарисовать, как будто они стоят рядом и за руки держатся.
– Васенька? Не похож… А бабка похожа, – вынес свой вердикт Егор Семёныч. – Стало быть, так они сейчас и стоят рядом, на холмике. Где её похоронят, интересно? А знаешь что, боец. Налей-ка мне сто грамм. Да смотри, сильно не разбваляй. Чтоб до костей прям пробрало.
Борис налил и ему, и себе. Они сидели вместе, объединённые одной потерей, и молча смотрели на рисунок, и им казалось, что и Юлиана Павловна, и Васенька стоят где-то рядом и о чём-то с ними разговаривают. Только они не слышали, о чём, потому что что-то невидимое отделяло их друг от друга. Егор Семёныч попросил Бориса передать рисунок на его транслятор и уснул прямо на его кровати. Борис не стал тревожить его и всю ночь просидел на стуле, уставившись в неработающий монитор.
Через 72 часа Юлиану Павловну увезли, и они с Егор Семёнычем допили военный спирт. Дни опять полетели один за другим, только играть в карты на двоих было неинтересно, и они забросили это занятие, которое раньше так любили. Борис теперь готовил на двоих. потому что доверять старику обработку и так малосъедобных продуктов он не хотел. Егор Семёныч сначала ел мало, но потом постепенно настроение его улучшилось, и он даже опять стал включать свои любимые новостные трансляции, сопровождая их всё теми же мудрыми комментариями. Борис, конечно, скучал по Юлиане Павловне, но избегал разговоров о ней. Иногда Егор Семёныч, забывшись говорил что-то вроде: «Бабка! Смотри-ка что они опять учудили!», но быстро замолкал, обрывая себя на полуслове. Постепенно и эта привычка сошла на нет.
Около года они жили так, вдвоём, боец и старик. Они и окончательно притёрлись друг к другу. Борис уже понял, что семью ему не создать, да ему и не особенно хотелось заниматься этим. Тихая жизнь а пропахшей заспанным бельём квартире его вполне устраивала. Он получал заказы от министерства обороны, изучил механику военной техники и мог практически с первого раза подобрать нужную озвучку к любой трансляции. Он ждал этих заказов, потому что только в работе он мог почувствовать свою значимость для мира, и только работа давала ему силы просыпаться каждое утро и проживать очередной, в общем-то бесполезный день. Но однажды у Егора Семёныча на шее появилась непонятная шишка. Старик попросил Бориса ощупать её, как будто тот что-то понимал в медицине, и Борис ощутил у себя под пальцами какой-то твёрдый узелок.
– Может это иноагенты свой микрочип всадили, пока я спал? – предположил Егор Семёныч.
– Может… – неуверенно ответил Борис.
Они снова вызвали самопомощь, которая, как обычно, сказала, что всё в порядке, и волноваться не о чем. Но через несколько дней вылез ещё один узелок, а за ним и ещё, а потом старик почувствовал себя действительно плохо. Прибвышая в очередной раз самопомощь развела руками и сказала, что, возможно, яд террористов уже успел проникнуть в кровь Егора Семёныча и отравить его тело. Через день с вечерней доставкой привезли какие-то капсулы, которые совсем не помогали. Егор Семёныч окончательно слёг, и Борису приходилось ухаживать за ним: менять пропотевшее бельё, кормить кашей из перловки, просто сидеть рядом с уже плохо соображающим стариком и слушать его прерывистое дыхание. Борис понимал, что скоро потеряет своего соседа, и стремился исполнить свой последний долг перед ним, перед человеком, с которым он прожил такой большой отрезок своей жизни.
Егор Семёныч умер днём, когда Борис на секунду отлучился на кухню, чтобы налить ему воды. Увидев, что старик уже не дышит, он почувствовал такое бесконечное и беспомощное одиночество, что ему захотелось бежать из этой квартиры, бежать к другим людям, хоть к кому-то живому. Хватит, хватит ему покойников! Все, кого он знал, покинули его! Предатели! Неужели это так трудно, просто продолжать жить рядом с ним, просто быть, просто не умирать?! Почему он, Борис, до сих пор не ушёл за ними: за родителями с сестрой, за теперь уже обоими соседями, за своими боевыми товарищами? Почему мир, который он так тщательно собирал по крупинкам, постоянно просыпался между пальцев и никак не хотел стать ему настоящим домом? Что ему, Борису, теперь делать? Правильно, вызывать службу по утилизации. Ведь всё так просто – человек умер, и его утилизировали, только вот как утилизировать душу, в которую так верил Егор Семёнович? Может быть, есть специальный дрон, который и её отнесёт в предназначенное для неё место? Борис не знал, и ему было грустно. Он вернулся в свою комнату и загрузил рисунок – тот, на котором Юлиана Павловна стояла с Васенькой на снежном холме. Борис взял перо и вывел рядом с ними третью фигуру – фигуру Егора Семёновича, который стоял рядом и строго смотрел на них. «Ну вот и всё, – подумал Борис. – Теперь они вместе. Все трое.»
После утилизации тела Егора Семёныча прошло недели две, как вдруг транслятор объявил: «В данное помещение в течение 72 часов будут заселены новые жильцы. Просьба освободить незанимаемую площадь от ненужных предметов и приготовиться к разблокировке дверей. Предупреждаем, что, согласно требованию министерства передвижения, попытка выхода из помещения во время разблокировки двери будет немедленно пресечена. Предусмотренное наказание за нарушение требования – ликвидация. Желаем вам приятного соседства.» Борис сначала расстроился, а потом обрадовался. Наконец-то он увидит новые лица, наконец-то ему будет с кем поговорить. Он понимал, что, скорее всего, комнату дали молодой семье, возможно, даже с ребёнком. Он подумал, что смог бы учить малыша рисовать и, может быть, даже будет рассказывать ему историю про Тараканище. Борис вынес из комнаты все немногочисленные вещи покойных соседей, подготовив их для передачи на утилизацию, прибрался немного, но пыль вытирать всё-таки не стал, и стал ждать встречу. Если бы он знал, что вскоре ему придётся познакомиться с язвительным Славиком и его смазливой женой Аней, он бы так не старался. Максимум, подсадил им в комнату десяток тараканов, на которых были так похожи его новые соседи. Вот и сейчас они громко шебуршались в своей комнате, мешая ему наконец-то спокойно отойти ко сну. Борис встал, подошёл к противоположной от кровати стене и три раза громко постучал в неё кулаком. Из соседней комнаты донеслись какие-то нелестные слова Славика и глупое хихиканье Ани, но возня не прекратилась. Борис накрыл голову тяжёлой подушкой и для лучшей звукоизоляции натянул сверху одеяло. Шебуршания, кажется, больше не было слышно, и он, наконец, заснул.