В 14:00 Борис уже стоял у двери своей квартиры со старым военным рюкзаком за плечами и прикладывал к считывателю свой микропропуск. «Проход гражданину Борису Арсеньеву разрешён. Дверь будет разблокирована на 10 секунд. Девять…» Он дождался пяти и вышел. Старая шахта лифта, как обычно, встретила его своей равнодушной пустотой. Он обречённо спустился по лестнице и открыл дверь подъезда, чтобы немедленно быть схваченным в плен яркими лучами осеннего солнца и свежим воздухом, робко протискивающимся в лёгкие. На неровном потрескавшемся асфальте лежала желтоватая листва и приветливо и уютно похрустывла под ногами – звук, который возможен только ранней тёплой осенью. Над головой послышалось жужжание дрона, он на секунду завис в паре метров от Бориса и быстро полетел прочь. «И вам здравствуйте», – прошептал Борис вслед удаляющейся машине.
Улицы в этот день были многолюдными, но Борис почему-то был не рад оказаться в этой безликой толпе. Мимо пробежал волонтёр в светло-синей форме и сунул ему в руку пластиковую карточку, которая, если смотреть немного под углом, демонстрировала мини-голограмму с изображением Виктора Правдина на фоне государственного флага. Борис сунул карточку в карман и дежурно улыбнулся спине волонтёра. На маленьком пятачке, окружённом со всех сторон унылыми домами, людей было особенно много. Борис знал, что сейчас сюда начнут транслировать речь президента, которую он совсем не хотел слушать. Но что-то в кружащих над площадью дронах остановило его, и он поднял глаза на то место, где с минуты на минуту должен был появиться Правдин на фоне государственной символики.
«Внимание! Выступает президент Союзного Государства Виктор Васильевич Правдин», – первые аккорды гимна ударили по ушам, как молот по наковальне.
«Уважаемые сограждане! Дорогие друзья! В первую очередь хочу поблагодарить всех вас за то, что, не испугавшись террористической угрозы, вы вышли сегодня, как и каждый год, чтобы принять участие в судьбе нашего с вами Союзного Государства. Этот год был непростым. Мы потеряли много бойцов, всех тех, кто бесстрашно сражался за нашу с вами свободу. Мы недосчитались…»
«Господи, да заткнись ты уже! – с яростью подумал Борис. – Нарисованная картинка! Пустая, ничего не значащая кукла, которая только и умеет открывать свой рот и произносить давно заученные фразы! Я раздавлю тебя, как мерзкого и вонючего таракана, заползшего по ошибке не в ту комнату!»
«Но мы многого достигли за это время. Наша промышленность выросла в пять раз по сравнению с прошлым годом, а доходы населения – в три раза. Построено несколько сотен километров новых дорог, тысячи полей уже принесли свой урожай, рекордное количество природных ресурсов было добыто из недр нашей щедрой земли. В то же самое время по всему Государству открылись тысячи медицинских учреждений, готовых оказать помощь всем, кто болен, отравлен вирусами, или капсулами с вражеским ядом…»
«Что-то я за все свои сорок лет не видел ни одного террориста, а тем более ни одной капсулы с ядом», – саркастически усмехнулся Борис.
«Да, – ответил ему президент, – Враг невидим, но он затаился за каждым углом. Дорогие друзья, я как президент обещаю вам, что вскоре он будет полностью повержен, и вы, наконец, сможете спокойно гулять по улицам отвоёванных у него городов!»
«Это я вам тоже обещаю, – загадочно проговорил Борис, – только вы, дорогой Виктор Васильевич, этого уже не увидите».
Через десять минут речь наконец-то закончилась, и он смог опять продолжить свой путь по карте, которую он выучил наизусть. Он представил себе, как раньше той же дорогой ходил его дед, каждый день одной и той же дорогой, постепенно превращаясь из молодого и неопытного профессора в старого циничного революционера. По мере приближения к центру города, количество людей увеличивалось. Они шли и по тротуарам, и по проезжей части, у многих из них в руках были флаги Союзного Государства и портреты Правдина, дети бежали рядом, держа воздушные шарики, символизирующие Великое Освобождение и всеобщее безграничное счастье. «Им хорошо, – вдруг подумал Борис, – Странно, но среди этих лиц нет ни одного несчастного или недовольного. Они знают, что через несколько часов разойдутся по своим домам и будут ужинать своими продуктовыми наборами, радуясь тому, что исполнили свой гражданский долг, тому, что завтра по транслятору вновь объявят о стопроцентной поддержке их вечного президента, и их такая предсказуемая жизнь потечёт в своём обычном направлении, с ежечасной сводкой новостей, перерывами для развлечения и общения, с необременительной работой, за которую они получат деньги, чтобы вновь заказать себе свои третьи продуктовые наборы. Может быть, такое существование – это то, к чему всегда стремилось человечество? Жизнь улитки, переползающей из одного дня в другой, без малейших усилий, без будущего? Может быть, Государство, пребывавшее столько времени в состоянии войны, либо её последствий, наконец-то нашло ту точку равновесия, к которой оно так давно стремилось, которая позволила его жителям просто ходить по улицам, пусть всего лишь два раза в год, но не скрываясь от налётов, или озираясь вокруг в поисках пропитания, а просто идти вместе с остальными к своей примитивной цели». Борис долго всматривался в эти лица, но так и не нашёл в них ответов на свои вопросы.
Когда он, наконец, подошёл к университету, было чуть больше половины четвёртого. Приблизившись к зданию, окружённому парком, он вдруг почувствовал, что что-то не так. Да, определённо, забора здесь быть не должно. Забор значит ограничение доступа, и его пропуск мог не сработать для прохода внутрь. Борис поискал глазами входные ворота и направился к ним. Как он и предполагал, его встретила стойка саморегистрации, а сами ворота были снабжены панелью для микропропуска. Не готовый к такому повороту событий, Борис стоял и размышлял. Ему нужно было всего лишь приложить пропуск, чтобы узнать, осуществим ли вообще его план по захвату власти, или ему придётся просто пойти домой к надоевшим соседям и перловке. Борис засунул руку в карман, достал маленький чёрный квадратик и приложил его к считывателю. «Устройство не зарегистрировано для прохода в данное помещение. Осталось две попытки». Да, так он и думал. Конечно, в день Всенародного Голосования власти перекрыли доступ к половине объектов в городе, чтобы выпущенные из своих жилищ люди сильно не разбредались по нему. Это был конец. Обычный такой, заурядный конец всему. Борис, кажется, даже почувствовал какое-то облегчение, но злость и обида поднималась у него изнутри, и он готов был уже закричать, чтобы дать им волю, но тут он услышал позади себя какой-то странный скрип и шорох и окаменел. Кто это мог быть? Прохожий? Саморегистратор, который почему-то не был отключен в этот день? Ползающий боевой дрон? Но это был Славик. Всего лишь Славик. На велосипеде.
– Славик? Что ты здесь делаешь? Ты что, сдурел?
– Привет, Борис, – надменно произнёс сосед. – Как там в твоей книге? Ехали медведи на велосипеде? Сколько раз ты читал её? И неужели ни разу не задумывался, куда они ехали? Что заставило их сорваться со своих насиженных мест, выйти из берлог в неизвестность? Может быть… таинственное послание из прошлого, которое один из них прочитал и случайно оставил открытым на своём устройстве?
– Славик, ты же не…?
– Прочитал. От начала и до конца. И вот моё мнение: твой дед – абсолютно сумасшедший фанатик, полностью потерявший связь с реальностью. Люблю таких.
– Славик, это не то, что ты подумал, это просто…
– Да брось ты, сосед. Я, конечно, слишком молод и не слишком умён, но что-то в этой жизни ещё понимаю.
– Ты проголосовал?
– Ага.
– Тогда иди домой. Хочешь, вместе пойдём? – с надеждой предложил Борис.
– А как же завещание любимого дедушки? Последняя, так сказать, воля загубленного революционера?
– Славик, нет никакой воли, это просто шутка.
– Хорошая шутка. Я бы даже сказал, смешная. Знаешь, Борис, да ты просто трус. Ты не можешь даже взять и хотя бы попробовать сделать что-то, кроме отсиживания своей задницы и рисования тупых и ничего не значащих танков. В тебе нет внутреннего конфликта, Борис, и ты никогда, понимаешь, никогда не найдёшь свой катарсис. Эх, был бы это мой дед! Вот я бы тогда развернулся!
– Какая разница, кто чей дед? Эти уроды все перекрыли. Конец революции. Все. Наигрались.
– А что если я скажу тебе, что у меня есть кое-что для тебя. Кое-что, о чём ты, конечно же забыл?
– Что?
– Микропропуск. Третьего уровня доступа.
– К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что ты можешь открыть эту дверь?
– Я могу практически всё, Борис. Иди, делай то, что велит тебе совесть. Пропуск я тебе дам.
– А маршрутный лист? Вряд ли эта железка откроется без маршрутного листа, – колебался Борис.
– И об этом я тоже позаботился, – гордо воскликнул Славик. – Когда я узнал, что половину города перекроют на День Голосования, я заранее выписал себе маршрутный лист на все городские объекты. Ну что, пойдёшь внутрь, или будешь дальше искать отговорки?
– А ты? Ты должен пойти со мной, чтобы открыть дверь изнутри.
– Я же сказал, что отдам тебе этот пропуск. Мне он уже не нужен.
– Почему? Как ты войдёшь в квартиру?
– Я не пойду домой. Борис, я поеду кататься на велосипеде по городу. Как тебе кажется, нормальная идея?
– Может быть ты, наконец-то перестанешь валять дурака и объяснишь мне, что происходит? – Борис почти закричал от внезапно нахлынувшей ярости.
– Да, ты прав, – согласился Славик. – Слушай, ты ведь спросил меня, проголосовал я, или нет. Но ты не спросил главного – за кого я отдал свой голос.
– А что, разве есть варианты?
– Я же говорил тебе, мой юный друг, варианты есть всегда, даже когда кажется, что их нет. Я нашёл свой вариант, то есть, мне подсказал его твой дед. И я назвал имя. Единственное имя, которое пришло мне в голову. Имя, которое нельзя произно