«Обнаружено дополнительное устройство ввода, обработки и хранения информации. Модель: не найдена. Ревизия: не найдена. Содержимое: отсутствует».
Борис для приличия подождал несколько минут, но ничего так и не произошло. Пообещав себе покопаться в настройках чуть позже, он выключил устройство и пошёл варить вчерашнюю перловку. По пути на кухню он подумал, что неплохо было бы всё-таки завести подругу, потому что самому готовить обед ему не нравилось, а одним компотиком от Юлианы Павловны сыт не будешь.
Глава 2. 2034
Шло лето 2034 года, и Государство готовилось к новой эпохе. Ни один простой человек в то время не мог и представить себе, на пороге каких перемен он находится, и во что в скором времени превратится его существование. Люди вяло шли по своим делам, и даже природа не подозревала о том, свидетелем чего ей предстоит стать. Обезумевшее летнее солнце упорно обдавало липкой жарой раскалённые улицы, щедро посыпанные смердящими городскими оходами и голубиным, вперемешку с людским, помётом. Кипящий от зноя воздух то и дело пронзали крики ласточек, пролетавших по выцвевшему багряному небу и не решавшихся опуститься ниже уровня плавящихся крыш. В городе хозяйничал ветер, не спасавший от жары, но создававший видимость хоть какого-то движения. Он равнодушно гнал по асфальту всё, что ещё не было съедено жарой: фантики, пустые сигаретные пачки, пакеты с логотипами местных торговых точек и скомканные газеты, развернув которые можно было увидеть на первой странице изображение довольно молодого и очень серьёзного человека, выступающего перед десятком рабочих в форменной одежде. «Встреча президента Союзного Государства С. А. Малинина с профсоюзом шахтёров» – гласил заголовок.
Одну из таких газет подобрал профессор Государственного Университета Хозяйственного Управления Владимир Иванович Рогов. Сначала он хотел защитить с её помощью свою уже лысеющую голову от убийственных лучей солнца, но, увидев статью, остановился прямо посреди улицы и начал читать. «Во время встречи с работниками шахты Госугледобыча Южного федерального округа президент ответил на вопросы, волновавшие всю общественность региона. Из-за продолжающихся по всему Государству забастовок Сергей Малинин был вынужден прервать свой летний отпуск и назначить внеочередные совещания с представителями различных министерств и ведомств. Итогом совещаний была разработка нового плана по выходу из кризиса, с которым президент ознакомил шахтёров. По итогам встречи профсоюзом было принято решение продолжить забастовку до выполнения Правительством каждого из предъявленных требований».
На фотографии Малинин выглядел похудевшим, усталым и каким-то чужим, а бастующие шахтёры, обступившие президента как хищные звери, казалось, были готовы разорвать его в клочья прямо под объективами камер. Владимиру Ивановичу было жалко Сергея, и эта жалость имела под собой одну очень давнюю, но очень важную историю, которая когда-то полностью изменила его жизнь. Он теперь часто и не без сожаления вспоминал эту историю, особенно на фоне последних событий.
Двенадцать лет назад на кафедру Рогова вошёл один из студентов старшего курса факультета государственного права. Вежливо обратившись к профессору по имени и отчеству, студент заявил, что выбрал его в качестве руководителя своего дипломного проекта и хотел бы обсудить с ним возможность сотрудничества. Этим молодым человеком был, естественно, сам нынешний президент Союзного Государства Сергей Анатольевич Малинин. Рогов поначалу хотел отказаться, сославшись на очень плотный график лекций, которые он читал полупустым аудиториям, и большое количество работы по перекладыванию бумажек на кафедре, но что-то в глазах студента вызвало в нём необъяснимый профессиональный интерес. Владимир Иванович усадил Малинина на продавленный стул, налил ему растворимого кофейного напитка и стал расспрашивать о содержании дипломного проекта. Студент и профессор проговорили до самого вечера, каждый раз цепляясь за новую тему, споря, соглашаясь и вновь расходясь во мнениях. Когда уборщица Надежда Мефодьевна пришла на кафедру с треснутой шваброй и погнутым ведром без ручки, Владимир Иванович засобирался домой. «Что же ты, студент, революцию задумал?», – шутливо спросил он у Малинина на прощанье. Надежда Мефодьевна охнула, перекрестилась и принялась ещё более яростно тереть полусгнившие доски паркета. «Кто знает, Владимир Иванович, кто знает…» – подмигнул ему Сергей. И, действительно, никто не знал, пока, в 2036 году, новый всенародно избранный президент не вступил в свою законную должность.
Владимир Иванович прекрасно помнил тот день, когда Малинин с блеском защитил свой, нет, их общий диплом. Тот день, когда они, опьяненные победой и бутылкой водки, распитой на двоих в университетском парке, решили, что надо идти дальше. Владимир Иванович вновь задал Малинину вопрос о революции и получил на него уже более конкретный ответ.
– Я знаю, что вы любите читать, профессор. Тогда вы, наверное, что-то слышали об одном гражданине одного очень далёкого от нас государства, которого, возможно, сейчас уже нет на карте. Этот гражданин, особенно приближённый к королю, имел такую твёрдую веру, что даже под угрозой смертной казни не позволил себе отступить от неё. Да, он пошёл на плаху и был обезглавлен тем самым королём, которому он когда-то служил. Так вот, после себя он оставил миру интереснейшую книгу, где описал то, как по его мнению должно быть устроено государство. Я многое почерпнул из неё. Гораздо позже, кстати, авторы повадились выворачивать наизнанку написанное в этой книге и, прибавляя к её названию приставку «анти-», рисовали картины жестокой и беспощадной власти, подмявшей под себя всё, до чего она смогла дотянуться. В одной из таких книг нам приходится сейчас жить, но, в отличие от литературных героев, мы можем это изменить. Если поразмышлять над текущей ситуацией, может показаться, как говорил этот самый автор, что обязанность каждого добродетельного гражданина – вести войну против всех незаслуженных привилегий. Но нельзя забывать, что эта война не имеет конца. Революция? Владимир Иванович, революция – это та же самая победа силы над слабостью. Это то, что привело наше Государство к той ситуации, которую мы видим сейчас. Это подавление воли народа, лишение его права выбора. Нет, я не хочу революции, профессор.
– И что же ты предлагаешь? – спросил Владимир Иванович.
– Это очень пафосно и очень наивно, но я хочу дать людям то, чего у них никогда не было – выбор. Хочу, чтобы каждый из них посмотрел на свою жизнь со стороны и решил, достойна ли она его. Достойно ли Государство, которое он осчастливил своим рождением, называться его домом, или нужно что-то менять. И тогда люди должны будут сделать свой выбор. И если этот выбор будет в мою пользу, то я буду работать и сражаться за каждого такого человека. Не за Государство, а именно за людей, потому что Государство без людей теряет смысл, превращается в чёрную дыру, засасывающую всё вокруг и, в конечном итоге, само себя. Владимир Иванович, готовы ли вы снова помочь мне?
– Не знаю, Сергей. Допустим, я помогу тебе, но ведь всегда будут недовольные и несогласные, всегда кто-то будет против тебя и захочет сделать всё по-своему.
– И это хорошо! Они-то и помогут мне: думать, анализировать, принимать верные решения. Мы живём в трёхмерном пространстве, Владимир Иванович, и нельзя смотреть на вещи только с одной стороны, потому что с другой они могут оказаться ещё лучше. Тот самый заморский мечтатель, который сложил свою голову на плахе алчного и похотливого короля, утверждал, что каждый человек имеет право на собственное мнение и убеждения, но никто не имеет права встать на пьедестал и объявить об их превосходстве над другими. Я оставлю людям их убеждения, профессор, но встану рядом и предложу свои, чтобы им было из чего выбирать. Ну что, Владимир Иванович, как вы считаете, стоит попробовать? Всё равно я уже не сделаю хуже, чем есть сейчас.
Рогов слушал этого молодого человека и думал, что именно такие безумцы толкают этот тяжёлый и неповоротливый мир вперёд. Он решил довериться его молодости, не успевшей ещё проникнуться трагическим цинизмом жизни, и сам не заметил, как постепенно становится почти таким же идеалистическим мечтателем и проникается образом этой недостижимой, но такой манящей утопии. Владимир Иванович даже нашёл где-то в глубине своей души маленький камушек, успевший уже обрасти мхом, который он назвал «вера». «В любом случае, Сергей прав, хуже уже не будет», – убеждал себя профессор.
– В первую очередь, – продолжал рассуждать Малинин, – Нужно отделить власть от народа. Сейчас в каждом гражданине живёт маленький кусочек Государства, который с рождения постепенно заменяет его собственные убеждения на отработанные годами идеи правительственной пропаганды. Он, как передатчик, диктует людям мысли, которые на самом деле никогда не являлись их собственными. Они все, зачастую, сами не замечают, когда за них говорит этот внутренний демон. Нам надо вырезать его, ампутировать этот аппендикс, пока он не успел воспалиться и убить общество изнутри. После этого люди заговорят своими голосами, а мы будем рядом, чтобы их услышать.
– Ампутировать – это больно, – неуверенно возражал профессор.
– Анестезия, Владимир Иванович, – победно улыбался Малинин. – Врачи давно придумали такую замечательную вещь как обезболивание. И мы им воспользуемся.
И они начали формировать свою небольшую команду, тщательно отбирая единомышленников сначала из знакомых, потом из знакомых знакомых – всех тех, у кого передатчик барахлил, или был вообще сломан. Владимир Иванович обладал каким-то внутренним чутьём, способностью чуть ли не с первого взгляда оценить находящегося перед ним человека, и эта способность сейчас оказалась как нельзя кстати. У Малинина же был другой талант. Он умел говорить так, чтобы его слышали и в то же самое время не верили ему безоговорочно, но, задумавшись над его словами, в конечном итоге приходили к выводу, что они верны. Профессор назвал бы это даром убеждения. Он сам когда-то поверил своему студенту, и теперь уже не представлял, как раньше жил без его идей, которые теперь наполняли его существование особенным, известным только узкому кругу посвящённых, смыслом.