— Тебе известно, что это означает? — тихо спросил он.
— Какой-то религиозный знак скорби?
— Прислушайся к тому, что он говорит.
И я прислушался.
— «…Ньярлатхотеп, — читал он, — грядет, опираясь на кручи, прыгая по долам. И схож видом своим он со многоногим козлом, и встает он позади стен наших, и заглядывает он в окна, объявляясь сквозь решетки, торжествующий козлорог. И Ньярлатхотеп молвит так: "Вздымайтесь, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие. Ибо, зрите, зима недалеко, и холодом ливни струятся. Цветы погибли на лике земном, и птицы замолкли все до единой. И труп черепахи лежит. Смоковницы ссохлись, а с ними лоза виноградная. Так поднимайтесь же, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие…"».
Со своего места, покачиваясь, поднялась женщина и начала разоблачаться.
— Что ж, ты доказал мне, — обратился я к Ларри, тщательно запоминая лица, — это те самые прихожане, которые, как я подозревал, составляли костяк шайки с арбалетами.
— Тогда, раз мы намек уловили, давай «оставим сие», — сказал он.
Я последовал за ним прочь из ризницы, и мы удалились тем же путем, что и пришли. Не спеша мы потрусили назад к перекрестку.
— Значит, и он включился в Игру, — пробормотал я спустя некоторое время.
— Вот как раз его статус я и хотел с тобой обсудить.
— Да?
— Я знаю, что в подобных делах задействованы некие геометрические законы, но мне так и не удалось целиком овладеть ими, — сказал он. — Однако я отдаю себе отчет, что немалую роль здесь играет место жительства каждого игрока.
— Верно. А, я понял, к чему ты ведешь.
— Да. Как его присутствие повлияет на образ? Снафф, если я не ошибаюсь, ты умеешь управляться с этими штучками?
— Умею. Я уже бегал по линиям некоторое время. А вообще, где он живет?
— Тот коттедж, сразу за церковью, и есть дом викария.
— Понятно. Довольно-таки близко. Придется мне снова заняться расчетами.
— Снафф, мне нужно знать, где находится центр, место, где состоится проявление.
— Я понял тебя, Ларри, и скажу, как только все подсчитаю. А ты не поделишься со мной своими планами? У меня такое ощущение, ты здесь неспроста.
— Извини, но нет.
— Следовательно, начинают возникать некоторые проблемы.
— Как так?
— Ну, если я не знаю, что ты замышляешь, тогда непонятно, брать тебя в расчет как игрока или не брать, включать или нет твой дом в диаграмму.
— Ага.
Добежав до перекрестка, он остановился.
— А не мог бы ты просчитать и так, и так — со мной я без меня, — а потом сообщить результаты?
— И еще неизвестно, включать в расчеты викария или нет… Нет, это будет чертовски сложно: придется принимать во внимание сразу четыре варианта. Почему ты боишься раскрыться мне? Ты ведь уже намекал, что ты закрывающий. Хорошо. Я тоже закрывающий. Легче тебе от этого? Твоя тайна будет в целости и сохранности. Мы на одной стороне.
— Да нет, Снафф, дело не в этом, — сказал он. — Я ничего не могу сказать тебе, потому что сам ничего не знаю. Я предвижу. Мне известно кое-что из того, что должно случиться в будущем, и я предвижу, что в ночь полнолуния окажусь в центре. И, да, я на вашей стороне. Но той ночью я буду, как бы тебе сказать, слегка не в себе. Я никак не могу разработать формулу, которая позволила бы мне оставаться самим собой в полнолуние. Не уверен, что меня можно отнести к игрокам. Но обратного тоже не могу утверждать. Я — самая настоящая темная лошадка.
Я запрокинул голову и громко завыл. Иногда это помогает.
Я пришел домой, обошел дозором Тварей, поломал голову над возникшими проблемами и лег спать. С утра пораньше, бегая по округе и делая подсчеты, я столкнулся с Серой Дымкой.
— Привет, кошка, — поздоровался я.
— Привет, пес. Как продвигаются работы по очистке окружающей среды?
— Закончено. Исполнено. Сделано. Все уплыло. Прошлой ночью.
— Замечательно. А то мне уже начало казаться, что они обнаружат его прежде, чем ты успеешь добраться до реки.
— Мне тоже.
— Теперь мы должны следить за своими словами.
— И за своими мыслями. Но мы оба не малыши и, конечно, весьма разумные существа. Кроме того, мы представляем себе положение вещей. Ну, как дела?
— Не лучшим образом.
— Трудности с математикой?
— Не могу говорить об этом.
— Ничего. Сейчас все мучаются этой проблемой.
— Точно знаешь? Или просто догадываешься?
— А иначе и быть не может, уж поверь мне.
Она пристально посмотрела на меня.
— А я действительно верю тебе. Одно мне хотелось бы знать — откуда у тебя такая уверенность?
— Вот этого, боюсь, я сказать тебе не могу.
— Понимаю, — ответила она. — Но давай не разрывать отношений только потому, что мы вошли во вторую фазу.
— Договорились. Я и сам считаю, что это было бы ошибкой.
— А как твои дела?
— Тоже не лучшим образом.
— Трудности с математикой или с кем-нибудь из игроков?
— Угадала. И то, и другое.
— Если ты разрешил проблему с Тальботом, я могла бы кое-чем махнуться в обмен на сведения, в Игре он или нет…
— Чем именно?
— Не хочу говорить. Но это может пригодиться, если станет совсем худо.
— Я бы, конечно, обменялся, но у меня самого пока нет точного ответа.
— Ну, даже неточный кое-что дает — немного, правда, но все-таки. У меня же отрицательный результат, но тоже результат: посреди дороги это произойти не может. Хозяйка провела некоторые исследования и нашла ряд весомых метафизических причин — почему не может.
— Я и сам пришел к такому заключению, хотя абсолютно не знаком с метафизикой. Ладно, таким образом, мы остались при своем.
— До скорой встречи.
— Да, до скорого.
Затем я направился к своему излюбленному месту для размышлений — невысокому холму на северо-востоке, откуда вся местность была видна как на ладони. Я называл это место Собачьим Гнездовищем. Я залез на верхушку одного из огромных каменных блоков, раскиданных там, и наградой мне была открывшаяся панорама наших краев.
Игроки…
В случае, если ни Тальбот, ни викарий не участвуют в Игре в полном смысле слова, у меня на руках оказывался один очень любопытный вариант. Вариант этот сохранялся даже в том случае, если Ларри все-таки входил в число участников. Граф еще этот, надо будет его проверить. Да и викарий — темная лошадка. Если вместо Ларри в Игру входил он, то центром событий могло стать то самое место, которое я как раз недавно посетил. А если принять за игроков и викария, и Ларри, вероятно уже третье месторасположение проявления, где-то к юго-востоку — я сам еще точно его не просчитал. Я по кругу обежал вершину холма, ставя метки на каждом камне — отчасти чтобы не забыть, что я уже сосчитал, а что нет, отчасти в расстройстве из-за того, что все мои планы рушатся.
Ага, вот, получилось, и я в уме отметил место. Если играют и тот, и другой, тогда третьим возможным местом действия становится здоровенный старый дом, о котором мне пока ничего не известно. Сердце радостно екнуло, как у щенка, во мне пробудилась надежда, хотя и наивная. Вариант казался очень и очень вероятным. Надо все тщательно проверить.
И тогда я понял, что мне потребуется помощь какой-нибудь кошки.
Я отправился на поиски Серой Дымки, но она словно испарилась. Всегда так, кисок никогда нет под рукой, когда в них возникает необходимость. Хотя время еще было.
19 октября
Ночью я отправился на разведку к тому древнему особняку. Приблизившись, я заметил, что совсем недавно здесь хорошо потрудились: в воздухе стояли запахи свежераспиленных бревен, краски, кровельных работ, — но заперт дом был покрепче какой-нибудь священной урны, и поэтому я так и не смог разобрать, есть там кто внутри или нет. Я повернул назад, все еще испытывая громадное облегчение, что с перетаскиванием трупа с места на место покончено. Среди ветвей свистел ветер, гоняя по земле сухие листья. Немного в стороне, над жилищем Дорогого Доктора, мелькали вспышки молний.
— Французский пудель? — завидев меня, вопросила Тварь-в-Круге.
— Не сегодня.
— Что-нибудь еще? Я дам все, что твоей душе угодно! О, как бы я хотела выбраться отсюда, убивать, терзать! С каждым днем я становлюсь все сильнее и сильнее.
— Твое время придет, — сказал я.
Тварь-в-Паровом-Котле проковыряла в передней стенке бака небольшую дырочку. Сквозь нее на меня взирал громадный желтый глаз. Но сама Тварь вела себя тихо.
Из гардероба на чердаке доносился громкий храп.
Я постоял напротив зеркала в передней. Все Твари снова спутались в клубок и почти не шуршали. Внимательный осмотр показал, что они расположились напротив маленькой трещинки в стекле, которой я раньше не замечал. Или, может, они как-то научились создавать такие пространственные трещинки в оболочке своей тюрьмы? Но, все равно, эта лазейка была слишком маленькой, чтобы они смогли выбраться сквозь нее. Хотя на всякий случай я решил повнимательнее приглядывать за ними.
Проснулся я от скрипа колес, стука лошадиных копыт и шумных споров, доносящихся со стороны дороги. Кто-то пел на неизвестном языке. Потянувшись и задержавшись на пару секунд, чтобы хлебнуть водички, я вылез наружу — посмотреть, что происходит.
Стояло чудесное бодрящее утро с сиянием солнца и легкими порывами ветерка, листва похрустывала под лапами. По дороге тянулся целый караван: люди, подпоясанные кушаками, с яркими платками на головах, все без исключения цыгане, брели рядом со своими повозками или ехали на телегах. Насколько я понял, они направлялись к одному из полей, раскинувшихся между нами и городом, неподалеку от дома Ларри Тальбота.
— Доброе утро, Снафф, — раздалось из придорожной травы чье-то шипение.
Я подошел поближе и осмотрел кустик.
— Доброе утро, Ползец, — ответил я, заметив меж травинок темный изгиб. — Как себя чувствуешь?
— Прекрасно, — сказал он. — Куда лучше, чем в тот раз. Спасибо за совет.
— Да не за что. Куда-нибудь спешишь?