Эмпат, поджав губы, наматывала на указательный палец шнурок от кофты.
— Начальственное дело нам неведомо. И береженого Бог бережет, — она сделала паузу. — И еще куча подобных поговорок.
Она подняла на меня взгляд, и я вдруг увидела, что у нее где-то в глубине болотных глаз засел страх. Такой же как у меня — скользкий и приставучий. Только когда боится эмпат — это намного страшнее.
Я не успела заметить, как оказалась вплотную к ней, вцепившись пальцами ей в плечи и заглядывая в лицо:
— Ты что-то знаешь? Что-то чувствуешь?
— Отцепись, раздавишь! — Она недовольно передернула плечами, но я не ослабила хватку.
— Вел!
— Я ничего не знаю!
И тут до меня что-то стало доходить. Черт знал, что я осталась Наверху приходить в себя. Шеф говорил с ним лично. Вся моя группа знала, куда я делась и что со мной случилось. Вел не могла не знать.
— Вел, — я сделала шаг вперед, упирая ее в противоположную стенку, — где ты была эти три дня, пока не было меня? И не пытайся отпираться, я уже поняла, что с группой тебя не было!
На каких-то пару секунд в ее глазах вспыхнула настоящая ненависть — к моему упрямству, к моей требовательности.
— Ты ничем не отличаешься от них, — прошипела она, как будто кромсая мне лицо взглядом, — ты совершенно такая же, только маленькая еще — тоже все решаешь силой!
Она рванулась, и я отпустила. Именно отпустила — я смогла бы ее удержать.
Мы стояли по разные стороны коридора и смотрели друг на друга. Я не сводила с нее глаз, решив добиться своего любой ценой.
Вел чуть трясло, ее лицо пошло красными пятнами. Она кусала губы и смотрела на меня со злостью и… отчаянием? Я чуть не охнула, когда увидела ЭТО где-то в глубине ее взгляда. Да что же здесь происходит?!
Я сделала шаг вперед так медленно, как только могла в таком напряженном состоянии. Зудяще начинала болеть спина — крылья готовы вырваться наружу в любую минуту. Нет, надо учиться держать себя в руках.
— Вел, — я подняла руки и положила ей на локти. Мягко, успокаивающе. — Прости меня. Просто я… боюсь. Я ничего не знаю и боюсь.
Она молчала несколько секунд.
— Я тоже, — проговорила она шепотом, шаря взглядом по моему лицу, — тоже боюсь. Я не была с группой, ты права. АлеДми собрал нас сразу, как мы вернулись Наверх. Он сказал, что надо искать. Мы сидели почти безвылазно в кабинете, эмпаты вперемешку с вероятниками, и пытались увидеть.
Я непонимающе нахмурилась.
Вел раздосадованно причмокнула:
— Будущее состоит из вероятностей. У них есть проценты. Например, вероятность того, что кто-нибудь сейчас пройдет мимо нас и увидит странную картинку, которую мы являем, — она задумалась, прищурив один глаз, — 40%. Поняла?
Я кивнула.
— Есть люди, которые занимаются именно этими вероятностями. Это сложно и тяжело, поэтому им нужна подпитка. А мы, эмпаты, можем работать еще и как батарейки.
— То есть они просто смотрели в будущее и жрали вас? — ахнула я.
— В каком-то смысле, — кивнула Вел, — но мы тоже смотрели… Чирик, это уже детали и дебри. Но суть в том, — она снова понизила голос, — что таких сборищ уже давно не устраивали. Очень давно. А тут появился АлеДми, раздал всем ценные указания и даже не удивляться не попросил. Просто как будто так и надо. И улыбается так небрежно. — Вел передернула плечами: — Знаешь, иногда я его просто боюсь.
Я попыталась уложить в голове хронометраж.
— И в это же время он занимался со мной?
Вел снова кивнула:
— Вот поэтому я и удивилась. Что он и у тебя был, и у нас. Приходил отчеты принимать. А ты говоришь, бездельник.
Мне стало стыдно. Надо было задать главный вопрос, но голос не слушался, и во рту вдруг пересохло. Я смотрела на Вел, она — на меня. Мы обе поняли, что я спрошу. Она посмотрела мне в глаза и покачала головой:
— Ничего хорошего. Их главная говорила прямо с АлеДми и попутно закрывалась от нас, чтобы не болтали. Они же все сплошь засекреченные. Но даже я чувствовала…
Она снова замолчала.
— Что? — не выдержала я. — Что ты чувствовала?!
— Ужас, — Вел сглотнула, и я с удивлением заметила, что на глазах у нее выступают слезы, — ужас как в детстве, когда тебя одну запирают в темной комнате ночью, и ты слышишь шорохи, которых НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ.
У меня по спине побежали мурашки, а кожа натянулась так, что я вскрикнула и прижалась спиной к холодной стене.
— Стоп, — я вытянула вперед руку и помотала головой, — еще пара минут такого же разговора — и я превращусь. Тебе тут нужна летучая мышь?
— Нет, — Вел через силу хихикнула. Я была ей благодарна.
В зал мы вошли вместе, но все же на некотором отдалении — понимая, что обе психанули, мы все равно избегали смотреть друг другу в глаза.
Это было большое помещение с неожиданно низким навесным потолком и четырьмя дверьми по бокам, сквозь которые медленно стекались те, кого можно было для обобщения назвать «народом». Два широких прохода делили на три части ряды удобных мягких кресел с откидными сиденьями, часть из которых уже была занята; впереди виднелось небольшое возвышение с трибуной без микрофона, а за ним — неплотно закрытая дверь.
Я ожидала увидеть тут столпотворение, но, к моему удивлению, никто не стремился войти побыстрее, да и выражения тревоги я не увидела ни на одном лице, кроме своего.
— Они что, вообще не волнуются? — прошептала я, придвигаясь к Вел и продолжая разглядывать разношерстную толпу.
— Пофигисты и опаздуны. Чисто человеческая черта, — по голосу было понятно, что эмпат поморщилась. — Никогда не могут прийти все вместе и вовремя. На конец света — и то опоздают. Этого у них не вытравить, сколько бы лет они уже ни были нелюдями. А те, кто никогда людьми и не был, заразились от брата нашего хомо сапиенса.
Я оглянулась на Вел, стараясь не слишком откровенно ухмыляться.
— Ты говоришь так, будто сама не человек!
— Ну, видишь ли, — она сморщила нос и почесала переносицу, — моя повышенная эмоциональная чувствительность, будем называть это так, на самом деле является следствием некоего сбоя в организме, добавившего пару-тройку лишних нервных окончаний или хромосом. Короче говоря, я выхожу за рамки допустимых для человека погрешностей. И мне намного приятнее думать, что я не человек, поверь мне.
Я уже открыла было рот, чтобы поинтересоваться, чем же ей так не угодили люди, но Вел дернула меня в сторону, указывая на свободные места.
Я так и не переставала вертеть головой и глазеть по сторонам. Вряд ли когда-нибудь еще мне представится возможность посмотреть на всех участников Института сразу!
— Как думаешь, здесь все? — прошептала я, разглядывая группу женщин через проход от нас. Они выглядели странно до крайности и больше всего напоминали киношных цыганок, если бы те из всех цветов выбрали только черный.
— Едва ли, — Вел проследила за моим взглядом, — нравятся?
— Да! — Я с восторгом следила за ними, громко смеющимися, являя миру ровные белые зубы, и закидывающими головы с длинными, черными, ничем не схваченными волосами. Женщины разговаривали в полный голос, но ни слова было не понять — у них был какой-то свой, гортанный, немного каркающий язык. Я с удивлением заметила, что они совершенно не жестикулировали, хотя речь отличалась эмоциональностью. Но их руки! Унизанные широкими браслетами чуть ли не до локтей, они спокойно лежали на подлокотниках, а холеные кисти с длинными пальцами в ошейниках колец лишь легонько царапали обивку. На многих были кружевные перчатки до локтей без пальцев, и украшения были надеты прямо поверх ткани.
Одна из них, переговаривающаяся с соседкой, сидящей на ряд позади, вдруг вскочила с хохотом и в едином движении запрыгнула на сиденье своего кресла, обняв руками спинку совсем как школьница. Ее длинная юбка на какое-то мгновение взметнулась, и я с удивлением увидела высокие, за колено, сапоги почти без каблука. Они как-то совершенно не вязались с легкомысленным стилем всей остальной одежды — особенно со сползающей то с одного, то с другого плеча рубашкой, просто завязанной под грудью.
Видимо, я вылупилась как-то уж особенно откровенно, потому что Вел дернула меня за рукав, прошипев «Хватит!», но было уже поздно. Одна из женщин, та, что сидела в центре, сначала коротко прикрикнула на разбаловавшуюся товарку, а потом перевела взгляд на меня.
Ничего даже не было в этом взгляде такого особенного, как и в выражении лица. Но меня вдруг продрало холодом вдоль позвоночника. Я смотрела и смотрела в ее глаза — черные, с неразличимым зрачком. Такие большие… Во мне не оставалось ничего, тело куда-то исчезло, а я вся устремилась вперед, туда, к этим глазам…
Женщина вдруг скривила рот — кроваво-красные губы некрасиво изогнулись, стирая с ее лица всю притягательность, — и меня будто швырнуло обратно в кресло. Я непонимающе хлопала глазами, тяжело дыша, и все еще не могла сразу оторвать от нее взгляда.
— Нелюдь, — утвердительно произнесла она с легким оттенком презрения. И, несмотря на гвалт в зале, я четко расслышала ее слова.
Не успев даже понять, что делаю, я, как провинившаяся школьница на уроке, бездумно и почти виновато кивнула.
Женщина фыркнула и отвернулась, продолжая прерванный разговор со своей соседкой.
— Поздравляю, — ядовито прошипела Вел у меня над ухом, — ты только что познакомилась с ведьмами буквально вплотную. У тебя талант влипать в проблемы?
Я вспомнила первое нападение на себя, потом второе, когда Оскар и Шеф едва успели спасти меня, — и кивнула.
— Что это было? — пораженно прошептала я, стискивая пальцами виски — у меня начиналась адская мигрень.
— Зачарование, — Вел поморщилась, — как филолог могу сказать тебе, что звучит просто отвратительно, но суть передает. Была бы ты человеком… — Она сделала паузу: — В общем, хорошо, что ты не человек.
Я недоверчиво покосилась на эмпата… и тут до меня дошло.
— Ведьмы?! — Я чуть не подскочила на кресле. — Что, настоящие?!
Вел закатила глаза: