— Я по-дружески, — повторила она шепотом.
Он на мгновение сжал ее руку, как бы прерывая объяснения. Пальцы нащупали ее кольцо.
— Какой огромный бриллиант, — он устало ухмыльнулся, — зачем он тебе такой подарил?
Айджес покосилась на кольцо:
— Не знаю… Может быть, думает, чем больше камень, тем вернее ему я буду?
Шеферель коротко хмыкнул, подняв на нее красноречивый взгляд. Суккуб осторожно, будто боясь спугнуть шаткое взаимопонимание, улыбнулась.
Они замолчали. Она почувствовала, что он сейчас под каким-нибудь предлогом попросит ее уйти, и спросила первое, что пришло на ум:
— Зачем мы тогда разыграли ее?
— А? — Шеферель смотрел на нее чуть сощурившись, как будто у него сильно болела голова.
— Зачем мы тогда притворились, что это у нас свадьба, а не у меня одной?
Он вздохнул, едва заметно пожав плечами, и снова спрятал лицо в руки:
— Просто хотел ее позлить.
— Больше не хочется?
Колкость сорвалась с языка прежде, чем Айджес успела это осознать. И она тут же пожалела об этом — рассеянно-дружелюбный взгляд Шефереля мгновенно сменился отчужденным.
— Нет, — бросил он зло.
— Прости, прости! Я… — Она рассеянно поправила холеной рукой волосы, на мгновение прикрыв глаза: — Я тоже… переживаю.
— Не верю.
Он поднял на нее глаза и посмотрел в упор, как будто обвиняя и припоминая сразу все ее прошлые грехи.
Айджес открыла было рот что-то сказать, но промолчала. В кабинете стало тихо.
— Как она? — наконец спросила суккуб, и голос ее был тихим и извиняющимся.
— А как ты думаешь? — зло фыркнул Шеферель, снова упирая взгляд в стену. — Как она может быть?
Айджес рассеянно кивнула.
— Она в госпитале?
На долю секунды повисла пауза. Всего на долю секунды.
— Нет. Она у меня, — проговорил он как будто с вызовом. Но он, пожалуй, был единственным существом в этом городе, которое никто не решился бы осуждать.
Брови Айджес чуть прыгнули вверх, но она сдержалась.
— Ясно.
— Накачали ее смесью таблеток с коньяком. Валяется в забытьи уже третьи сутки.
— А как Оск…
— Даже не мечтай! — Шеферель неожиданно резко поднялся, нависнув над Айджес, и она невольно отпрянула. — Теперь — более чем когда-либо — ДА-ЖЕ-НЕ-МЕЧ-ТАЙ!
Мгновение она смотрела на него — пораженная, задетая, обиженная, — на глазах медленно проступили слезы. Никогда еще он не смотрел на нее так — никогда. И на секунду она увидела, как сквозь его человеческое обличье проступил истинный облик.
— Я… и не соб-биралась… — прошептала она.
Шеферель, кажется, сам понял, что был слишком резок — вспышка гнева отступила, — и проговорил уже спокойнее:
— Я не знаю, где он. Даже я не знаю, где он сейчас. И искать его не собираюсь.
Он сел обратно в кресло и снова упер голову в руки.
Айджес быстро кивнула — горло перехватило — и стремительно вышла из кабинета. Шеферель не поднял головы и не посмотрел ей вслед.
Иногда я что-то слышала. Какие-то мужские и женские голоса доносились до моего слуха как сквозь плотный слой ваты, а когда мне удавалось разлепить глаза, я видела только темные силуэты и фигуры — бесполые, бесцветные, неопознаваемые. А потом снова наступала темнота…
Иногда я пыталась понять, что происходит, почему я в таком состоянии и что было до, — но в сознании как будто возникал какой-то барьер, стена, через которую я не могла пробиться. И что важнее, она пугала меня, отгоняя от себя и как будто предупреждая, что там спрятано что-то страшное…
Периодически я чувствовала, что начинаю возвращаться в нормальный мир: кто-то поднимал меня и настойчиво, по слогам, как маленькому ребенку, что-то объяснял. Но как только я начинала что-то различать, в руке, в районе локтя, появлялась легкая боль — и все снова исчезало.
Мне казалось, прошло несколько лет, прежде чем туман вокруг меня стал рассеиваться, а нового укола не последовало. Мир постепенно приходил ко мне — по кускам, разорванный и растрепанный. А вместе с ним — и огромное, чудовищное ощущение тяжести, столь ужасной, что вынести ее я просто не в состоянии, и она вот-вот раздавит меня.
Я невольно захрипела, еще не до конца понимая, что являлось причиной этого ощущения, но чувствуя, что понимание вот-вот навалится на меня, и тогда дышать и жить станет просто невозможно.
— Тихо-тихо, — холодная рука легла мне на лоб. Рядом кто-то был. Голос казался знакомым, но я не могла понять, кто это. — Пора возвращаться, Чирик. Мне жаль — но пора. У нас много дел.
Сознание медленно поднималось из каких-то невыносимых глубин, темных и безмолвных. Кто-то аккуратно и медленно меня поднял, пытаясь посадить рядом с собой. Мышцы меня совершенно не слушались, и я стала падать обратно, но рука держала крепко.
Глаза жгло кипятком. Я попыталась протереть их, но не чувствовала кистей, и мне удалось только кое-как поводить по векам тыльной стороной запястья.
Темная комната с низким потолком и панорамными окнами во всю стену. Плотные шторы наглухо задернуты, несмотря на то, что на дворе ночь, где-то вдалеке — видимо, у противоположной стены — слабо горит ночник.
— С возвращением, — произносит голос рядом с моим ухом, и я резко поворачиваю голову. Мир летит вокруг меня, принуждая уткнуться в светлую ткань, от которой пахнет воздухом и морем.
— Шеф? — кое-как удивленно хриплю я. Язык распух и не слушается.
Он смотрит на меня внимательно, и в его глазах нет привычной насмешки или ставшей обычной за последние недели злости. Только теплота и… сожаление?
— Что слу?.. — начинаю я, и тут воспоминания обрушиваются на меня чугунной плитой, вышибая воздух из легких и заставляя замереть, онемев на полуслове.
…Лужа крови на полу. Пропитавшаяся насквозь бурая простыня, углом свисающая с кровати. Свесившаяся на пол рука, по которой бежит алая струйка. Неуместно красивые рассыпанные по багровеющей подушке волосы. Устремленные в потолок стеклянные глаза. Чуть задранный вверх подбородок, плотно сжатые губы…
— Чирик!
Разодранное в клочья домашнее платье. Еще не успевшие потемнеть брызги крови на обоях. Одна огромная, тошнотворно розового цвета, дыра от груди и до пояса…
— Дыши! Черт возьми, дыши!
…в которой видны изодранные внутренности вперемешку с синей тканью платья…
— Тише, тише… Самое страшное позади: ты вспомнила… Тише, Чирик… Тш… Ш…
…Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова смогла дышать и разговаривать. Я сидела, обессиленная, уткнувшись в Шефереля, и не могла даже плакать — слезы будто бы кончились вообще. Будто бы вообще все во мне кончилось…
— Как ты думаешь, она… сильно мучилась?
— Не думаю, — Шеф осторожно забрался в карман и вытащил оттуда пачку сигарет, — наши эксперты говорят, что она, судя по всему, потеряла рассудок в какой-то момент. А при этом боль чувствуется совсем иначе. Я думаю, что она вообще ее не чувствовала.
Я шумно шмыгнула носом:
— Надеюсь…
Шеф помолчал, быстрыми, нервными движениями, прикуривая сигарету.
— Есть некоторые вещи, которые тебе надо знать.
— Обязательно?
Он выдохнул тугое облако дыма:
— Увы. Это касается теперь и тебя… Ее убил оборотень.
Мне показалось, что моя голова взорвалась. Я больше не могла ничего слышать ни про оборотней, ни про вампиров — ни про кого. Впервые с тех пор, как Оскар зашел в мою палату, мне хотелось закрыть глаза, зарыться в подушки и понадеяться, что все мне только приснилось.
— Характер… разрезов весьма… характерный. Это когти. Похоже, что сначала ее заставили лечь. Чем-то угрожая. А потом последовало превращение — скорее всего, именно тогда она и потеряла разум…
— Ради бога, хватит! — Я зажала уши руками и почувствовала, как по щекам текут слезы.
— Черна… — Шеф осторожно погладил меня по голове. — Тебе надо это все знать. Чтобы думать, кто это мог быть. Чтобы так же хотеть отомстить, как и мы.
— Я не хочу мстить, — прошептала я, — я хочу проснуться.
— Прости, — Шеф повернулся ко мне, и его льдистые глаза были так непривычно печальны, — не получится. Я не могу подключить тебя обратно к Матрице. Это наш мир, Чирик. Настоящий мир. Здесь умирают дорогие нам люди, и против нас ведут войну те, кого мы никогда не видели живьем.
— Но зачем кому-то мстить мне? — Я посмотрела на Шефа с надеждой, пытаясь найти смысл во всем происходящем. — Ведь я никто! Зачем было трогать ее? И кто это был? Это был тот же, кто и меня?..
— Его зовут Доминик.
— Кого? — опешила я. — Так ты знаешь, кто это?
Шеф вздохнул и кивнул, прикуривая новую сигарету:
— Да. Мы с ним как-то столкнулись.
— Он оборотень?
— Если бы, — он опустил голову и устало помассировал глаза. — Нет, все сложнее. Убил не он, но по его приказу. Тебя — да, тоже… Он не оборотень. Он человек.
— Человек? — слабо переспросила я, рассеянно вытаскивая сигарету из предложенной пачки. — Шеф, что вообще происходит?
— На тебя напали по его приказу, — повторил он, — это был предупредительный удар, чтобы показать, как он близок. Я никогда не думал, что он осмелится на такое. Мы устранили всех, кто был замешан, и теперь ты, думаю, поймешь жесткость этих мер…
— Всех, кто был замешан?..
— Да, их было несколько. Дэвид, но он был мелкой сошкой. Ему было только приказано привести тебя в назначенное время в «Око», он не знал, чем это кончится.
Я слушала спокойно, почти безразлично. Может, во мне просто не осталось эмоций?
— Так вот куда он делся…
— Да. Но ты была не первой.
— Нет? А кто?
— Зена.
— Зена? — Я с трудом вспомнила женщину-оборотня, которую увидела в день своего первого спуска Вниз. — Которая работала с Чертом?
— Да, и на месте которой теперь работаешь ты. Ее подставил Джо. Когда-то давно она уже спасла его, и он не мог простить ей этого. Оборотень-неудачник, слишком слабый, да еще и мужчина, которого с