— Шеф? — кое-как удивленно хриплю я. Язык распух и не слушается.
Он смотрит на меня внимательно, и в его глазах нет привычной насмешки или ставшей обычной за последние недели злости. Только теплота и... сожаление?
— Что слу?.. — начинаю я, и тут воспоминания обрушиваются на меня чугунной плитой, вышибая воздух из легких и заставляя замереть, онемев на полуслове.
...Лужа крови на полу. Пропитавшаяся насквозь бурая простыня, углом свисающая с кровати. Свесившаяся на пол рука, по которой бежит алая струйка. Неуместно красивые рассыпанные по багровеющей подушке волосы. Устремленные в потолок стеклянные глаза. Чуть задранный вверх подбородок, плотно сжатые губы...
— Чирик!
Разодранное в клочья домашнее платье. Еще не успевшие потемнеть брызги крови на обоях. Одна огромная, тошнотворно розового цвета, дыра от груди и до пояса...
— Дыши! Черт возьми, дыши!
...в которой видны изодранные внутренности вперемешку с синей тканью платья...
— Тише, тише... Самое страшное позади: ты вспомнила... Тише, Чирик... Тш... Ш...
...Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова смогла дышать и разговаривать. Я сидела, обессиленная, уткнувшись в Шефереля, и не могла даже плакать — слезы будто бы кончились вообще. Будто бы вообще все во мне кончилось...
— Как ты думаешь, она... сильно мучилась?
— Не думаю, — Шеф осторожно забрался в карман и вытащил оттуда пачку сигарет, — наши эксперты говорят, что она, судя по всему, потеряла рассудок в какой-то момент. А при этом боль чувствуется совсем иначе. Я думаю, что она вообще ее не чувствовала.
Я шумно шмыгнула носом.
— Надеюсь...
Шеф помолчал, быстрыми, нервными движениями, прикуривая сигарету.
— Есть некоторые вещи, которые тебе надо знать.
— Обязательно?
Он выдохнул тугое облако дыма.
— Увы. Это касается теперь и тебя... Ее убил оборотень.
Мне показалось, что моя голова взорвалась. Я больше не могла ничего слышать ни про оборотней, ни про вампиров — ни про кого. Впервые с тех пор, как Оскар зашел в мою палату, мне хотелось закрыть глаза, зарыться в подушки и понадеяться, что все мне только приснилось.
— Характер... разрезов весьма... характерный. Это когти. Похоже, что сначала ее заставили лечь. Чем-то угрожая. А потом последовало превращение — скорее всего, именно тогда она и потеряла разум...
— Ради Бога, хватит! — я зажала уши руками и почувствовала, как по щекам текут слезы.
— Черна... — Шеф осторожно погладил меня по голове. — Тебе надо это все знать. Чтобы думать, кто это мог быть. Чтобы так же хотеть отомстить, как и мы.
— Я не хочу мстить, — прошептала я, — я хочу проснуться.
— Прости, — Шеф повернулся ко мне, и его льдистые глаза были так непривычно печальны, — не получится. Я не могу подключить тебя обратно к Матрице. Это наш мир, Чирик. Настоящий мир. Здесь умирают дорогие нам люди, и против нас ведут войну те, кого мы никогда не видели живьем.
— Но зачем кому-то мстить мне? — я посмотрела на Шефа с надеждой, пытаясь найти смысл во всем происходящем. — Ведь я никто! Зачем было трогать ее? И кто это был? Это был тот же, кто и меня?..
— Его зовут Доминик.
— Кого? — опешила я. — Так ты знаешь, кто это?
Шеф вздохнул и кивнул, прикуривая новую сигарету.
— Да. Мы с ним как-то столкнулись.
— Он оборотень?
— Если бы, — он опустил голову и устало помассировал глаза. — Нет, все сложнее. Убил не он, но по его приказу. Тебя — да, тоже... Он не оборотень. Он человек.
— Человек? — слабо переспросила я, рассеянно вытаскивая сигарету из предложенной пачки. — Шеф, что вообще происходит?
— На тебя напали по его приказу, — повторил он, — это был предупредительный удар, чтобы показать, как он близок. Я никогда не думал, что он осмелится на такое. Мы устранили всех, кто был замешан, и теперь ты, думаю, поймешь жесткость этих мер...
— Всех, кто был замешан?..
— Да, их было несколько. Дэвид, но он был мелкой сошкой. Ему было только приказано привести тебя в назначенное время в «Око», он не знал, чем это кончится.
Я слушала спокойно, почти безразлично. Может, во мне просто не осталось эмоций?
— Так вот куда он делся...
— Да. Но ты была не первой.
— Нет? А кто?
— Зена.
— Зена? — я с трудом вспомнила женщину-оборотня, которую увидела в день своего первого спуска Вниз. — Которая работала с Чертом?
— Да, и на месте которой теперь работаешь ты. Ее подставил Джо. Когда-то давно она уже спасла его, и он не мог простить ей этого. Оборотень-неудачник, слишком слабый, да еще и мужчина, которого спасла женщина... — Шеф ненадолго замолк, глядя в пустоту за окном. Ночь и ветер. — Он продался из-за невозможности жить с этим чувством. Так или иначе... А Михалыча мы просекли раньше, чем он натворил дел.
— Михалыч?! — Я вспомнила огромную добродушную фигуру медведя, и мне снова захотелось плакать — просто от обиды на жизнь.
— Да. Не бойся, он единственный остался жив, как ты могла заметить, и жив до сих. Он у нас всегда был немного на вере повернутый, такой вот диссонанс с собственным естеством. Доминик на это и нажал.
Я кое-как вспомнила свой тренировочный спуск вниз и поразившую меня фанатичную речь оборотня о церковных ценностях и вере. Боги... Я опустила голову и зарылась лицом в ладони.
— Подожди, я просто не успеваю все осознать...
— А тебе и не надо, — Шеф тихонько погладил меня по плечу, — тебе просто надо учесть.
Мы замолчали. Я бездумно прикурила новую сигарету. Шеф похлопал себя по карманам в поисках новой пачки — они исчезали одна за другой.
Я медленно составляла кусочки картинки в одно целое. Очень медленно и очень осторожно, боясь, что мой мир в любую минуту может рухнуть.
— Это были спланированные удары по Институту, так?
Шеф мрачно кивнул. Он не смотрел на меня все это время.
— А при чем здесь я?! — мой голос сорвался на крик. — При чем здесь она?! Ведь я никто! Почему они решили ударить по мне?! Она просто пострадала зря!
Шеф глубоко вздохнул, сощурился, будто примериваясь, и задумчиво закусил верхнюю губу.
— Чирик... — тихо начал он. — Чирик... Это был удар не по тебе.
Я непонимающе качнула головой.
— Не по мне?..
— Это был удар по Оскару. Чирик, твоя мать работала на нас. В группе Оскара.
Я оторопело слушала рассказ Шефа о событиях почти тридцатилетней давности. Мой с таким трудом составленный мир разлетелся вдребезги.
— Твоя мать была эмпатом. Довольно сильным. Ее нашел и завербовал Оскар — как оно обычно и бывает. Она быстро развивалась, доросла до того, что он забрал ее к себе в группу, они тогда еще часто работали «в поле». Все бы ничего, но она в него влюбилась... Ужас в том, что чувство оказалось взаимным. Ужас — потому что ее глушило в его присутствии. Она переставала чувствовать и группу, и туман... Это все я узнал уже позже, они скрывали, боясь, что я переведу ее в другую группу или вовсе сниму с работы...
Он сделал паузу, чтобы прикурить новую сигарету от кончика старой.
— И вот, она однажды не услышала возмущение тумана. И попала в лапы Представителя. Я говорил тебе, еще давно, что человек — лекарь или эмпат — не может с ним справиться. Не знаю уж, как Оскару удалось ее отбить, но он смог это сделать. Она ужасно пострадала. Он привез ее к госпиталь на себе, сутки было непонятно, что с ней дальше будет, выживет ли она.
Поймав мой осознающий взгляд, Шеф кивнул:
— Да, это и была та самая «автокатастрофа», о которой она говорила.
— Но это звучало так искренне!
— Послушай, — Шеф отвернулся и опустил голову. — Сейчас я скажу тебе неприятную вещь. Мы секретны, Чир, более чем. Мы не могли допустить ошибки. А работать она больше не могла — нигде и никак. Никакой утечки информации нельзя было допустить. И мы... Я. Лично я приказал стереть ее память.
Пару секунд я смотрела на него не шевелясь.
— Жестоко.
— Да, — он пожал плечами. — Такие условия, такая работа. Ее травма повлекла за собой лишение способностей. Поверь, в другой ситуации я бы избежал этой меры, но тут... Я ценил ее и знал, что она значит для Оскара. Но выбора не было. Когда опасность миновала, ее перевезли в обычную больницу прежде, чем она очнулась. Там уже все было привычно... Она ничего не вспомнила.
— И его?..
— И его. Он мотался туда, к ней. Не входил, конечно, а просто стоял в коридоре, но она его не узнала. Однако состав не идеален, какие-то отрывки все равно остаются. Сны, одни слова кажутся более привычными, чем другие. Пришлось составить ей огромную «легенду» — нашли человека, который сказался ее научным руководителем в институте, объяснил, что она занималась мифами и легендами, поэтому и привыкла ко всякой чертовщине... Она жила обычной жизнью. А потом встретила своего мужа. Все это время Оскар следил за ней.
Я вздрогнула.
— Все эти годы?!
— Да. Практически. Помимо своей основной работы. За ней и за тобой...
Он снова сделал паузу, собираясь с мыслями.
— За мной?..
Шеф невесело ухмыльнулся.
— А как ты думаешь, кто вызывал скорую, когда ты первый раз превратилась? Когда он заявился ко мне со словами, что ты оборотень... О, это было уже слишком. Но оставить тебя без присмотра — ты же видела, что с тобой творилось, это было невозможно. И мы решили делать вид, что ничего не происходило. Что ты просто... просто девушка.
Мне показалось, что я вижу только вершину айсберга и даже если Шеф сейчас расскажет мне все, все равно останется ощущение, что это только полуправда или четвертьправда, а вокруг меня только вранье и недоговорки.
— Но сказать оказалось проще, чем сделать. Даже для меня. Что уж с ним творилось... По мере превращения и изменения организма, ты менялась и внешне, сама заметила. И все больше стала походить на мать. Представь, что он чувствовал, — Шеф придавил в пепельнице окурок. — Каждый день видеть женщину, которую когда-то любил! Тут недолго и умом тронуться. Вот и сматывался от тебя иногда, предоставляя мне со всем разбираться.