— Неплохо.
— Да, мне тоже понравилось.
— Но можно было и лучше.
— Ничего, полы новые положит.
— Давно пора было.
— И не говори.
— А, может, еще ту стенку прихватим? Чего стоит.
— Действительно. Хотя нет — пусть хоть что-то стоит.
— Да пусть лучше заново отстроится.
— Пусть лучше не он строится. Мне это место никогда не нравилось.
— Да, я заметил по во-о-он тому столу, застрявшему во-о-он в той стене.
— Лучше сами что-нибудь откроем.
— Бар.
— Модный.
— Очень модный.
— Лично за ним присматривать будешь.
— Не, Айджес попросим.
— Точно. Все будет в коже.
— И розовом плюше.
— Назовем «Злобный мишка».
— Уже тошнит.
— И меня.
— Пусть строится?
— Пусть.
— Денег дадим?
— У самого их куча.
— Но не он тут все разрушил.
— Неминуемый риск!
— Что мы у него подеремся?
— У него постоянно кто-нибудь дерется.
— Но не мы.
— Но не мы.
— Дадим денег?
— Отстегнем.
— Из нашего бюджета?
— Из городского, — Шеф сделал долгий глоток из единственной уцелевшей кружки и передал ее Оскару. — Из башни Газпрома.
От «Баньши» мало что осталось. То, что трактир был почти полностью деревянным, сыграло ему плохую службу — камень бы выдержал удары, но дерево разлетелось в щепки. Сейчас он был почти полностью уничтожен: мебель разбита на куски, люстра с оборванными цепями валялась на полу, вместо стен виднелась спрессованная за долгие годы земля, на месте пола тоже проглядывал чернозем.
Шеф, опершись об обломки стойки, задумчиво оглядывал дело рук своих — ну и Оскара.
— Знаешь, надо это почаще повторять, — задумчиво протянул он, — как-то поразмяться все-таки.
Оскар гулко хмыкнул в кружку.
— Трактиров не наберемся.
— Да нет, зачем, — Шеф кивнул в сторону разбитого задника, где раньше стоял частокол бутылок. Оскар кивнул, перемахнул завалы битого дерева и, порывшись пару минут, выудил оттуда каким-то чудом уцелевшую бутылку. — Можно и в спортзале.
— Ага, представляешь, — Оскар с трудом вглядывался в этикетку, — сколько народа соберется посмотреть, как начальники друг друга мутузят!
— До черта, — Шеф ухмыльнулся, — но ты только представь их лица!
Оба рассмеялись — немного натянуто.
Оборотень зубами вытащил запечатанную пробку, плюнул и наполнил кружку. Шеферель смотрел на него невидящим взглядом.
— Ты что, правда хотел уйти от меня?
Рука оборотня замерла. Он медленно опустил бутыль на стол и нахмурился.
— Шеф, я...
— Ты не помнишь, как все начиналось? — тот повернулся к нему и подался чуть вперед. — Не помнишь, как мы встретились?
— Разве такое забудешь, — вздохнул Оскар и опустил взгляд на бутылку. — Я бы хотел. Не получается.
Шеф понимающе кивнул.
— Если бы не ты, я бы пропал тогда, — проговорил оборотень, — это сейчас можно как-то спастись, скрыться... А тогда меня ждал путь на костер.
— Я во время тебе попался, — невесело ухмыльнулся Шеферель, пододвигая к себе кружку.
— Не устаю благодарить за это бога.
— Лучше не бога, а меня, — Шеф по привычке шутил даже в самых тяжелых ситуациях. Он сделал глоток и закашлялся. — Что за гадость? Дай-ка почитать... О, на мухоморах, отлично!
— А что, — глаза оборотня лукаво блеснули, — викинги пили и не жаловались.
— Викинги были вот, — Шеферель выразительно постучал по остаткам стойки, — вот что твой дуб.
Оба замолчали.
— Я обязан тебе жизнью, — тихо сказал Оскар. Он повернулся и посмотрел на Шефереля. — Ты спас меня. И я поклялся вечно служить тебе.
— Вы, испанцы, такие церемонные, — хмыкнул Шеф. — Но да, клялся, было дело. Помнишь, ты еще порывался постоянно всех перебить? Температура под сорок, а туда же, воевать!
— Они уничтожили мой замок, — скрипнул зубами оборотень, — пытались убить мою семью!
— Знаю! Ты это в бреду повторял каждые пять минут — хоть часы сверяй, — Шеферель пододвинул кружку Оскару. — А на меня зато в той гостинице очень сильно косились, когда выяснилось, что у меня на кровати больной мальчик лежит.
— Мне было восемнадцать, я уже был не мальчик! — с улыбкой возразил Оскар.
— А мне тогда перевалило за пять тысяч, и для меня ты всегда будешь мальчик! — Шеф выразительно хлопнул рукой по столу. — И вообще. Вид у тебя был, когда я тебе объяснял что да как... Priceless, как теперь говорят.
— Я бы на тебя посмотрел, если бы тебе рассказали, что ты три дня провалялся в горячке, а до этого превратился в пантеру и разнес половину вражеских воинов!
— Мне в детстве и не такое рассказывали, — Шеф улыбнулся было, но улыбка его вдруг будто замерзла и сошла с лица невидимой тенью.
Оскар оглянулся на Шефереля, но тот не отрываясь смотрел в темноту кружки, сведя пшеничные брови и поджав губы.
— Как ты?
— Ничего, — Шеферель поспешно кивнул. Слишком поспешно. — Рука только болит. Или мне лучше говорить лапа?
— М?
— Иногда... После того, что я сделал тогда в больнице для Черны, у меня иногда проступает чешуя. И порой когти, — шеф сглотнул. — Обычно я успеваю взять все под контроль, но если заметят... Сам понимаешь.
Оборотень молча кивнул, внимательно глядя на своего начальника и господина.
— Что говорит Борменталь?
— Что я поправлюсь, — Шеф оторвал взгляд от кружки и посмотрел в янтарные глаза своего подопечного, — возможно. Может быть. Если повезет, — его голос дрогнул. — Но скорее всего, пойдет по нарастающей. Мне надо уезжать из города. Пока я не превратился полностью.
— Нет!.. — выдохнул Оскар. Он как-то разом осунулся, плечи поникли. — Но ведь ты держался так долго...
— Да, — Шеферель невесело хмыкнул в глубину кружки и сделал глоток. — Слишком долго. Знаешь, никто из наших никогда не проводил столько времени не в естественной форме. Это немыслимо. Максимум, который я знал — пара месяцев. А я уже... — он сделал еще одни глоток и со стуком поставил кружку на место. — Слишком долго. Нельзя было обращаться к своей природе. Я как Штирлиц, который вдруг пришел в Гестапо в буденовке...
Они снова помолчали.
— Что собираешься делать? — тихо спросил Оскар. — Уедешь?
— Не уеду — превращусь. Превращусь — меня заберет Город. Черт знает, что тогда со мной будет. Может, сохраню какие-то остатки разума, а может, меня просто поглотит туман — и все.
— Так ты уедешь.
— Я не могу, — Шеф с силой ударил по стойке кулаком, оставив в дереве вмятину. — Я не могу уехать, ты же знаешь. Это место умрет без меня.
— А ты умрешь с ним.
— И еще Чирик...
Оскар глухо застонал.
— О нет, опять! Это какая-то проклятая семья!
— Все хуже, — Шеф достал из пачки сигарету и прикурил. Его руки чуть тряслись, — все хуже, чем ты думаешь.
Оскар вопросительно приподнял брови.
— С тех пор, как Нина погибла, она осталась жить у меня. Недавно я вывез ее в город и отправил на работу. Все устроил, ты знаешь, — он покачал головой, будто смеясь сам над собой, — я даже подругу ей нашел, ты не поверишь. Виктор очень кстати привез какую-то американскую вампиршу с тяжелой судьбой, вот я их и свел, отправив Вниз...
Он помолчал, рисуя пальцем на столе непонятные узоры.
— А потом на нее напал Представитель. Ожидаемо, правда? Только он напал на нее посреди Города, Оскар. Понимаешь? Посреди этого проклятого города! — Шеферель с такой силой затянулся, что сигарета прогорела до самого фильтра, осыпавшись пеплом на пол.
— Как?.. — Оскар непонимающе помотал головой, — как это?
— Они чуют меня, — Шеферель посмотрел на оборотня, и в его глазах отразилась искренняя боль от собственного бессилия. — Меня, понимаешь? Я даже не стал рассылать приказы, потому что больше это никого не коснется. Из-за того... действия, и того, что она жила рядом со мной. Наша Чирик стала слишком похожа на меня. Представители чуют ее, как будто она ходит в моей футболке.
Он опустил голову и зарылся руками в волосы.
— Я не знаю, что делать, Оскар. Впервые в жизни. Я хотел ее защитить, а теперь она всегда в опасности. Всегда. Она будто стала немного Городом. На какой-нибудь один процент — и этого достаточно, чтобы они могли везде найти ее, наплевав на границы. Кто сможет так жить? — Он беспомощно развел руками. — Кто сможет так жить вечно?
Оскар слушал молча, внимательно. Прикусил губу.
— Забери ее. И уезжайте оба. Оставшись здесь, ты ее не спасешь. Только себя угробишь — и тогда уже точно лучше не будет.
Шеферель пораженно смотрел на оборотня.
— Как... В смысле, как же...
— Ее здесь больше никто не держит. — Оскар подался вперед, заглядывая наставнику в лицо. — Матери больше нет. Отчима она давно не видела. Я... скоро твое действие наберет силу, и она вообще забудет про меня. Увози ее. Куда-нибудь в Европу. Там много наших, всегда найдешь компанию. А даже если и нет, не думаю, что ты пропадешь, — он выжал из себя улыбку.
— Да... — Шеферель задумчиво прикусил кончик пальца, — я как-то и забыл, что скоро уже все начнется... — он скосил глаза на бутылку, проверяя, осталось ли там еще что-нибудь. — Знаешь, Оскар, я впервые в жизни не уверен, что поступил правильно.
— Что-то часто у тебя с ней получается впервые в жизни, — Оскар выплеснул остатки страшного пойла в кружку, — тебе не кажется?
Шеферель молчал. Оборотень присмотрелся к своему начальнику, взгляд которого с каждой секундой становился все более паническим.
— О боги, нет, — Оскар поставил бутылку на стол так резко, что у нее разбилось днище, — нет, Шеферель! Только не говори, что ты...
— Ты не понимаешь! — Шеф страдальчески свел брови. — Я видел ее природу с самого начала! С первого дня! С самого первого мгновения! — Он вытряхнул из стремительно пустеющей пачки новую сигарету. — Еще до того, как ты привел ее в НИИД. Я видел ее на Площади. Она еще была другая — грузноватая, бесцветная... А я уже знал, кто она, какой будет, — он выпустил вверх колечко дыма. — Я уже все про нее знал...