Двери в полночь — страница 73 из 99

— Какой, — я откашлялась, — какой ты на самом деле?

— Большой, — Шеф закинул голову и беззаботно выпустил из ноздрей дым. На мгновение мне показалось, что сигареты тут не при чем.

Мы оба молчали. Я смотрела, как он курит, он, видимо, ждал моей реакции.

— И... Прости, я не понимаю, почему ты вдруг мне это рассказал, — я нервно сжала плед, — в смысле, почему сейчас? И кто еще знает, кстати?

— Оскар, — Шеф засунул руку в карман брюк, отбросив в сторону полу плаща, — мы встретились, когда ему было семнадцать и он активно пытался умереть после своего первого превращения. Он поклялся мне в верности. Сам, если тебе интересно, я не принуждал его, — Шеф оглянулся на меня, и я с готовностью мотнула головой, давая понять, что меня это все совершенно не касается, — еще Борменталь. Он догадался, когда я обратился к нему за помощью.

— Помощью? — я подалась вперед. — С тобой что-то не так?!

Шеф обернулся ко мне, сделал несколько шагов, выдохнул дым в лицо. Никогда еще он не выглядел менее человеком, чем сейчас. Теперь, зная правду, я замечала все то, на что не обращала внимание раньше — и скорость движений, и их странное построение. Он двигался так, как будто этот мир ощущался для него по-другому, как будто сила притяжения благосклонна к нему, как требовательный профессор к любимому ученику.

— А вот теперь, — он осклабился, — мы приступаем к самому интересному.

И он рассказал мне все. Про тот день, когда я получила удар в сердце во «Всевидящем Оке». И про то, как обезумевший Оскар чуть ли не силой заставил его помочь мне. И про то, что он не хотел этого делать. И про то, что теперь его рука то и дело пытается принять свою истинную форму. И про то, что случится, если он целиком примет свою настоящую форму. И про то, что с этим ничего нельзя поделать.

И тут наконец до меня дошло.

— Погоди, — я вскочила с кресла, — ты так и не сказал, как именно тебе удалось меня спасти. Это было какое-то ваше «страшное колдунство»?

Шеф упал на мое место, картинно укрылся пледом и с вызовом посмотрел на меня.

Мысль пронзила сознание. Мозг попытался отогнать ее, но она была настойчива и кристально ясна. Я подняла глаза на... на дракона, сидящего в кресле.

— Нет, пожалуйста...

Он молчал.

— Шеферель, скажи, как ты смог спасти мне жизнь?!

— Рана была очень глубокой, Чирик, — он прикурил новую сигарету, небрежно, как будто сидел на лугу в каком-то парке, но руки его чуть подрагивали, — рана была смертельной. У меня не было выбора.

Я невольно сделала несколько шагов назад, к двери, закрыв лицо руками.

— Нет. Нет, не может быть, — мне вспомнилось, как я чуть не потеряла сознание, когда он спустился Вниз с Оскаром. И как спокойно отреагировала на появление оборотня, которым грезила до этого не один год. — Нет, ты же не...

Я запустила руки в волосы, сжав пальцы, и бросила на Шефереля отчаянный, умоляющий взгляд.

Тот бесстрастно улыбнулся в ответ.

— Да, Черна, я использовал на тебе заклятие, которым наша семья долгие годы подчиняла людей своей воле.

Он поднялся из кресла и встал на ноги одним плавным движением. Люди так не двигаются — им нужно для опоры что-то, кроме воздуха.

— Подожди, — я прижала руку ко лбу, который, казалось, полыхал от лихорадки, — подожди, мне... мне надо пару минут... просто осознать...

Шеф стоял совсем близко. Просто стоял и смотрел на меня, мечущуюся в рамках своего сознания, пытающегося принять все сразу. Я поймала себя на том, что мне хочется прижаться к нему, не думать ни о чем и просто делать, что он говорит — и вздрогнула. Раньше такая мысль казалась понятной и простой — он столько времени провел со мной, пока я болела — но теперь все стало пугать. Моя привязанность к нему, мое волнение, желание быть рядом — все это стало обретать другой, внутренний смысл.

Я отступила на шаг.

— Чего ты боишься? — Шеф протянул руку и положил пальцы мне на шею, чуть потянув на себя. Жест получился покровительственным, но мне немыслимо, невыносимо захотелось подчиниться.

— Ничего страшного. Ничего не изменится. Будешь, как и раньше, жить у меня, — он опустил голову и посмотрел мне в глаза, — и спать у меня.

Я не помню, как залепила ему пощечину, зато помню, как мотнулась в сторону его голова, как вздрогнули волосы. И не помню, как оказалась снаружи, почти убегая от его кабинета. Зато помню, что за мной никто не шел.

Глава 37

Думать о чем-то на скорости 170 километров в час — плохая идея. Вокруг несутся здания и улицы, смазанным пятном исчезая за рамками окон. В машине так тихо, что эта тишина давит на уши, заставляет голову лопаться от боли.

Хочется остановиться, зажмуриться, сжаться в комочек и минутку подумать — просто подумать. Но если остановишься — то все. Как будто его воля может догнать меня через такое расстояние и вернуть обратно.

Лежащий на соседнем сидении мобильник молчал. Я то и дело поглядывала на его темный экран, но он оставался безмолвен.

Педаль газа вжата в пол, руки вцепились в руль — кажется, еще минута, и машина не выдержит моего натиска, развалится под давлением воздуха снаружи и моих эмоций внутри. Но мы летим вперед и вперед, и постепенно ветер, бьющий в лобовое стекло, будто успокаивает мысли, и я сбрасываю скорость...

Лопухинский сад — один из немногих еще сохранивших какой-то налет дикости и чуть ли не единственный, в котором есть «дикий» выход к воде. Стоит свернуть в него, и ты будто попадаешь в другое место, оставив шумный Каменноостровский за спиной.

Я бросила машину рядом с Телецентром, и дошла до сада пешком, как привыкла ходить в детстве.

Деревья здесь все еще были высокими, аллеи — тенистыми, а мостик — деревянным. Время будто остановилось. Я с наслаждением медленно вдохнула, прикрыв глаза, и не торопясь пошла влево, чтобы постоять на том самом деревянном мосту. Сад стоит немного ниже основного уровня дороги, и поэтому здесь намного тише, чем на улице. Ни одного лотка с мороженым или водой, ни синих будок биотуалетов — цивилизация будто не добралась сюда. Покой.

У самой воды, под деревом, у меня было любимое место. Густая крона, вылезшие из-под земли корни — самое то, чтобы спрятаться от мира и посидеть тихонько какое-то время. К тому же, здесь часы иногда оказываются минутами, а пара минут — несколькими часами. Словом... странное место.

От воды немного дуло, но вид моста рядом, громоздящегося над очередным ответвлением Невы, почему-то придавал уюта. Над головой шелестели листья, где-то там, по другим дорожкам ходили невидимые для меня люди — со своими простыми, скучными, незатейливыми жизнями.

Я нащупала в кармане сигареты и жадно прикурила. С удовольствием выдохнула дым в свежий, еще не разбавленный чернилами вечера, воздух. Под головой чувствовалась узловатая кора, и я прижалась к стволу, стараясь скинуть наступающую головную боль — слишком много всего за последнее время, слишком много. Как и всегда, впрочем.

Может быть, я не способна переносить все что, что сваливается на плечи нелюдя? Может быть, я даже среди них оказалась слабой неудачницей, которая не может снести все невзгоды своей сверхъестественной жизни?

Я прикрыла глаза. Назад. Время — назад.

Не было этого разговора.

Назад.

Не было ломки от исчезновения Шефа.

Назад.

Не было моей болезни от невозможности превратиться.

Назад.

Не было похорон, не было всего этого кошмара.

Назад.

Не было новой квартиры, машины, работы.

Назад.

Никто не нападал на меня в той чертовой подворотни, и я ни в кого не превратилась.

Назад. Назад! НАЗАД!!!!!!

Я снова маленькая девочка, которая просто пришла со своей мамой посидеть у воды в старом парке. Мне десять лет. Я еще не знаю, что человек, которого называю папой, мне не отец. А он еще не знает, что бросит нас через два года. Мама сидит на мешке рядом со мной, в своем платье в крупных синих цветах, которое ей необыкновенно идет, и рисует на влажной земле обломком веточки — как всегда.

И нет забот. И нет проблем. И еще нет этого будущего. Пожалуйста!..

Я почти поверила в то, что увидела рядом какое-то движение. Что там кто-то есть. И что этот кто-то — моя мать.

Но ее там не было.

Иногда жить просто больно. Просто невыносимо больно.

Иногда ты один во всем мире.

Я медленно согнулась, зарывшись лицом в ладони, и оставила голову звенеть от пустоты, слушая только, как стучит в ушах кровь.

Ни одной мысли. Пустота. И больше ничего нет.

— Вам плохо?

Я вскинулась так быстро, что, будь обычным человеком, точно упала бы. Привычка вечно ждать нападения, любовно выработанная во мне Жанной и Оскаром, заставила замереть в боевой позиции, спину привычно заломило.

На тропинке повыше моего дерева стоял молодой мужчина. Джинсы, джинсовая куртка и черная футболка — вряд ли так одевается какой-нибудь страшный маньяк. И даже если так, уж точно не Представитель средь бела дня встретился.

Я пригляделась: с виду просто человек из глубинки, выбравшийся в большой город в отпуск. Солнечные очки зацеплены душкой за край футболки, кожа загорелая, волосы русые, но настолько светлые, что кажутся почти белыми — выгорел на солнце. Лицо простое и добродушное, открытое — сейчас редко таких встретишь. Особенно, среди моих знакомых.

— Нет, все в порядке. — Я расслабилась и сделала несколько шагов вперед, поднимаясь к нему. Мы оказались почти одного роста. — Просто тяжелый день.

— Да, я так и понял, — он улыбнулся и кивнул на мои руки, — стойка у вас что надо! Занимаетесь единоборствами?

— Ну, — я рассеянно пошлепала по карманам и прикурила, — типа того.

— Спортсменка — и курите? — Новый знакомец удивленно приподнял светлые брови. — Вот такого я еще не встречал!

— Осуждаете?

— Нет, — он засмеялся, и глаза его легко заискрились, — просто удивляюсь. Я бы и сам курил, да не могу. — Под моим удивленным взглядом он пару раз ударил себя в грудь, — Астма.