Наконец вспомним о воплощении Бога в человеческом существе, которое обладает теми же качествами, что и личностный Бог, но неизбежно выказывает их в меньшей степени вследствие ограничений, налагаемых тленным телом, рожденным на свет в конкретный момент времени. Христиане верили и продолжают верить, ex hipothesi[195], что возможно единственное воплощение Бога; с точки зрения индуистов, подобных воплощений может быть множество[196]. В христианском мире и на Востоке мыслители, следующие тропой благочестия, трактуют и непосредственно воспринимают божественное воплощение как постоянно возобновляемый опыт. Бог-Отец вновь и вновь зачинает Христа в человеческой душе, а забавы Кришны[197] есть псевдоисторический символ вечной психологической и метафизической истины: по отношению к Богу человеческая душа всегда пассивна и женственна.
Буддизм махаяны выдвигает те же самые метафизические положения в форме учения о Трех телах Будды – абсолютном теле Дхармакая (оно известно еще как Исходный Будда, Разум и Чистый Свет Пустоты); теле Самбхогакая, соответствующем Ишваре или личностному Богу иудеев, христиан и мусульман; наконец теле Нирманакая, материальном теле, в котором Логос воплощается на земле как живой, исторический Будда.
Для суфиев Аль-Хакк – Истинный[198] – является, похоже, божественным первичным хаосом за спиной личностного Аллаха, а Пророк изымается из истории и признается воплощением Логоса.
Некоторое представление о неистощимом богатстве божественной природы можно получить из пословного анализа того обращения, с которого начинается молитва «Отче Наш»: «Отче Наш, иже еси на небеси». Господь – наш в том же самом глубинном смысле, в каком нашими являются наше сознание и наша жизнь. Но, будучи имманентно нашим, Он одновременно трансцендентален: это Отец, Который любит Свои создания и к Которому в ответ обращены их любовь и ему верность. «Отче Наш, иже еси»: если рассматривать глагол по отдельности, становится понятно, что имманентно-трансцендентальный личностный Бог есть в то же время имманентно-трансцендентальный Единый, суть и верховный принцип бытия. В завершение отметим пребывание Бога «на небеси», божественная природа отлична от созданий, которым Бог имманентен и несоизмерима с их природой. Вот почему мы сможем обрести объединительное знание о Боге, лишь когда сами, в определенном смысле, делаемся богоподобными, когда уничтожаем в себе тварное царство ради проникновения в Царство Божье.
Всевышнего можно почитать и созерцать в любом Его проявлении. Но почитание какой-либо одной Его стороны в ущерб всем остальным равнозначно впадению в серьезный духовный грех. Так, если мы обращаемся к Богу, заранее воображая Его личностным, трансцендентальным, всемогущим повелителем мира, то велик риск запутаться в религии неукоснительного соблюдения правил, отправления обрядов и принесения искупительных жертв (порой откровенно жутких). Это неизбежно, поскольку, будь Господь недоступным властителем где-то там, наверху, отдающим загадочные повеления, именно религия такого рода наиболее уместна в подобной космической ситуации. Лучшей характеристикой ритуального легализма будет утверждение, что он принуждает к подобающему поведению. Зато он практически не воздействует на человеческий нрав и не затрагивает человеческое сознание.
Совсем другое дело, если трансцедентальный и всемогущий личностный Бог рассматривается одновременно как любящий Отец. Искреннее почитание такого Божества меняет характер и поведение человека, оно способно отчасти изменять сознание. Но полная трансформация сознания (то есть «просветление», «освобождение» и «спасение») осуществляется только тогда, когда Бога воображают таким, каким Его видит Вечная Философия – имманентным и трансцендентальным, сверхличностным и личностным, – и когда религиозные обряды изменяются согласно этому представлению.
Если Бог исключительно имманентен, то от легализма и внешних обрядов отказываются, сосредоточиваются на обретении «внутреннего Света». Здесь опасность сулят квиетизм и антиномизм[199], частичная трансформация сознания, бесполезная и даже вредная, ибо ее не сопровождают трансформацией характера, которая является необходимым условием полной, абсолютной и духовно плодотворной трансформации сознания.
Кроме того, вполне возможно мыслить Бога как сугубо сверхличностное существо. Многие люди находят это воззрение чрезмерно «философским» и говорят, что оно не в состоянии предложить побудительные мотивы для практических свершений во имя веры. А потому, дескать, оно не имеет никакой ценности.
Конечно, ошибкой было бы полагать, что с людьми, которые поклоняются какой-то одной стороне Божества в ущерб всем остальным, обязательно должна приключиться одна из вышеупомянутых неприятностей. Если они не слишком упрямо цепляются за свои ограниченные взгляды, если смиренно принимают все, что происходит с ними во время богопочитания, то Божество, имманентное и трансцендентальное, личностное и сверхличностное, может открыться им во всей Своей полноте. Тем не менее ясно, что нам легче добраться до цели, если путь не преграждает набор ошибочных или неверных убеждений относительно правильной дороги к цели и относительно природы искомого.
Причина любви к Богу – сам Бог… Он – действующая и целевая причина этой любви. Он Сам дает для нее повод, Сам ее творит, Сам и утоляет. Он сделал так… сделался таким, чтобы быть любимым… Он отдает Себя в заслугу, хранит Себя в награду, приносит Себя во укрепление святых душ, расточает себя во искупление плененных грехом…[200]
Всякое слово призвано объяснить, откуда берется имя. Когда слово достигает слышащего, оный должен постичь значение имени, выбрав из четырех – между субстанцией, видом деятельности, свойством и отношением. Так, корова или лошадь принадлежат субстанции. Если говорят, что кто-то готовит еду или молится, это говорится о деяниях. Белый и черный суть свойства. Располагать средствами и владеть коровами – это отношения. Однако нет такого рода субстанции, к коей принадлежал бы Брахман, нет у него общего рода. Значит, нельзя о нем сказать, будто он, как существо в обычном смысле слова, подпадает под раздел вещей. Его нельзя также выразить свойством, поскольку он лишен всех свойств и не совершает деяний, ибо он вовсе ничего не делает, ибо он пребывает в покое, ни в чем не участвует и ничем не занят, как сказано в священных книгах. Отношения к нему тоже не приложимы, потому что он «не имеет рядом с собою другого» и обращен сам на себя. Следовательно, его нельзя определить через слово или понятие. Как гласят священные книги, Он – Единственный, от которого бегут слова[201].
Путь вечно безымянен;
Цельный Ствол хотя и невелик,
В мире над ним никто не властен.
Если князья и цари смогут держаться его,
Все вещи им покорятся сами,
Небо и Земля в согласии соединятся и породят
сладкую росу,
И та сама, без приказания, извергнется поровну
на всех.
Где есть порядок, есть и имена.
Как только появляются имена,
Надобно знать, где в знании остановиться.
Кто знает, где остановиться в знании,
Сможет избежать большой беды [202].
Одним из величайших благ, даруемых душе на время в этой жизни, является способность отчетливо увидеть и глубоко ощутить свою неспособность постигнуть Божественное. В чем-то такие души схожи со святыми в небесах, где те, кому ведом Он наиболее ясно, осознают более прочих, что Он совершенно непостижим. Те же, чье видение менее зоркое, не понимают, насколько Он недоступен их взорам.
Когда я исходил от Бога, все вещи сказали: «Есть Бог». Но не это может дать мне блаженство, ибо при этом я осознаю себя тварью. Блаженство лишь в том возвращении, когда я хочу быть свободным в воле Божией, а также свободным от этой воли Божией, и от всех дел Его, и от Самого Бога, когда я больше всякой твари, я не Бог и не тварь; я то, чем я был и чем пребуду во все времена! Тогда я ощущаю порыв, который возносит меня выше ангелов. В этом порыве становлюсь я настолько богат, что мало мне Бога со всем, что Он есть, со всеми Его божественными делами, ибо в этом порыве приемлю я то, в чем Бог и я – одно. Тогда я сам – то, что я был; я не прибываю и не убываю, ибо я сам тогда то неподвижное, что движет всеми вещами. Тут Бог не находит больше в человеке обители, ибо здесь вновь завоевал себе человек нищетой своей то, чем он предвечно был, чем навсегда останется. Здесь Бог поглощен Духом[204].
Его – это дело, Его – это Слово, Его – это рождение и все остальное, что только ни есть в тебе, – Его! Ибо отдал ты себя самого и покинул себя и все душевные силы свои и действия их и все, чем владело твое существо. Бог должен войти в твои силы всецело, потому что ты лишил себя всего своего, потому что ты опустошил себя, как написано: «Голос взывает в пустыне». Дай взывать в себе этому вечному Голосу сколько угодно Ему и будь пустыней для себя самого и для всякой вещи!