Fac quod vis во временном мире, но уже после того, как обучился бесконечно трудному искусству всем разумом и сердцем любить Бога и ближнего, как себя самого. Тот, кто не овладел этим искусством, становится преступником, либо эксцентриком-антиномианистом, либо человеком, ведущим благонамеренную и добропорядочную жизнь, но не оставляющим себе времени разобраться в природе и в благодати. Евангелия недвусмысленно говорят о процессе, посредством которого – и только его одного – человек может обрести право жить в мире как в собственном доме: он должен полностью отказаться от самости, предаться абсолютному умерщвлению «Я». Сам Иисус в некий период Своей земной жизни как будто перенес суровые испытания – духом и телом. Сохранился рассказ о Его сорокадневном посте и словах, явно основанных на личном опыте, что определенных демонов может изгнать лишь тот, кто постится не менее усердно, чем молится[319]. (Кюре д'Арс, знаток чудес и телесных епитимий, познавший оные на личном опыте, уверен в наличии тесной связи между суровыми испытаниями плоти и способностью побудить сверхъестественные силы ответить на обращенную к ним мольбу.) Фарисеи корили Иисуса за то, что «ест и пьет», что «друг мытарям и грешникам»[320]; они то ли не знали, то ли пренебрегали тем фактом, что ранее новый пророк соперничал с Иоанном Крестителем в физическом укрощении плоти и упражнялся в укрощении духа, которое постоянно проповедовал. Образ жизни Иисуса фактически соответствовал образу жизни того идеального мудреца, чей путь прослеживается в картинах с десятью быками[321], столь популярных среди дзен-буддистов. Дикий бык, олицетворение «невозрожденной» самости, загоняется в ловушку, его вынуждают изменить направление движения, приручают и в конце концов превращают из черного в белого. Процесс обновления заходит настолько далеко, что на некий срок бык вообще исчезает, и на картине остается лишь полная луна, символизирующая Разум, Таковость, Основу. Впрочем, это еще не все. Затем пастух возвращается в мир людей, восседая на своем быке. Теперь он любит, причем так сильно, что отождествляет себя с божественным предметом любви, и потому волен творить все, что ему хочется: его желания отныне совпадают с желаниями мироздания. Сидя рядом с пьяницами и мясниками, он заодно с другими становится буддой. Он полностью примиряется с мимолетным и в результате этого примирения открывает вечное. Но обычные, заурядные, «невозрожденные» люди примиряются с мимолетным только тогда, когда потворствуют своим страстям, поддаются искушениям и получают от них удовольствие. Если сказать им, что мимолетное и вечное – одно и то же, и при этом немедленно не представить доказательства, такой шаг будет роковым, ибо на самом деле эти явления сходны между собой лишь для святого; история не знает случаев, чтобы святым становился тот, кто на заре своей деятельности вел себя так, словно мимолетность и вечность, природа и благодать совершенно различны и во многих отношениях несовместимы. Путь к духовности всегда узок, словно лезвие бритвы, и ведет между двумя пропастями. С одной стороны лежит опасность бегства от реальности, а с другой зияет опасность удовольствия от того, что надлежит использовать только в качестве инструментов или символов. Стихотворная подпись под последней из картинок о десяти быках гласит:
Как много шагов сделал я совершенно ненужных,
Чтоб назад возвратиться к истоку.
Уж лучше слепым и глухим оставаться с начала!
В жилье настоящем своем пребывая,
Я равнодушен к тому, чего нет и что есть —
Вот река, что течет безмятежно,
Вот красные цветы…
Сначала истина ясна. Уравновешенный, в молчанье,
я наблюдаю форм распад и форм объединенье.
Тому, кто не привязан к форме, реформа не нужна[322].
Способы, которыми достигается главная цель человека, будут подробно описаны в главе «Укрощение самости и отчуждение». Текущая же глава посвящена в основном укреплению воли. Но сильная воля должна сочетаться с не менее сильной дисциплиной сознания. Необходимо преобразование, внезапное или постепенное, не только сердца, но также всех чувств и воспринимающего разума. Ниже приводится краткое описание «метанойи», как греки называли полную и радикальную «смену разума».
Наиболее систематизированное изложение этой темы приводится в индуистских и дальневосточных формулировках Вечной Философии. Описывается процесс осознанного разграничения между самостью и «Я», тождественным Брахману, между индивидуальным эго и лоном Будды, или Всемирным Разумом. Итогом этого различения становится более или менее внезапная и полная «смена» сознания, возникновение состояния «не-разума», которое можно охарактеризовать как освобождение от воспринимающей и мыслительной привязанности к эго-принципу. Это состояние «не-разума» существует на тончайшей грани между беззаботностью обычного чувствующего человека и чрезмерно отчаянным усердием фанатика, жаждущего спасения. Чтобы достичь этого состояния, человек должен ступать осторожно, а для его поддержания должен научиться сочетать в себе высочайшую бдительность со спокойствием и самоотрицающей пассивностью, непоколебимую решимость с полным подчинением наставлениям духа. Хуанбо Сиюнь говорил: «Ваше сознание и сознание [Будды-Патриарха] ничем не отличаются – это я называю живым Патриархом… Если [ваше] сознание не отличается [от сознания Будды-Патриарха], то сущность и ее проявление»[323]. Иными словами, мы как отдельные личности не должны пытаться думать сами, должны позволить думать о нас. В «Алмазной сутре»[324] мы тоже читаем: «Нельзя называть бодхисаттвой того, кто прибегает к понятиям “независимая самость”, “существо”, “живая душа”, “отдельная личность”»[325]. Аль-Газали, философ-суфий[326], также подчеркивал важность интеллектуального смирения и уничижения: «Если мысль, изничтожаемая в уме, исходит от того, кто пребывает в «фана» (приблизительно то же, что и дзенский «не-разум». – Авт.), то это скверно. Превыше всего изничтожение из изничтожения». Такое экстатическое изничтожение происходит на духовных высотах Атмана-Брахмана, а другое, еще более полное, наблюдается повсеместно в мире, в пробуждающемся повседневном познании Бога во всей его полноте.
Чтобы быть истинно нищим, человек должен стать настолько свободным от своей сотворенной воли, насколько он был свободен, когда его не было. Истинную правду говорю вам: пока есть у вас воля пополнять волю Бога и вы имеете какое-либо желание, относится ли оно к вечности или к Богу, до тех пор вы в действительности не нищи. Ибо только тот человек нищ, который ничего не хочет, ничего не знает, ничего не домогается[327].
Великий Путь широк,
Ни прост, ни сложен.
С воззреньем узким и сомненьем,
От спешки медленнее путь.
Привязанность забыть заставит меру;
Превратным путь сознанья будет.
Свободен будь и непосредствен,
Ни уходи, ни оставайся.
Природе следуй, Путь блюди.
Иди без спешки, без волнений.
Поддавшись мыслям, ты реальность потеряешь;
В оцепененье впасть – ужасно так же.
Не должно дух износу подвергать…
Пусть чувства мир тебя не отвращает.
Без отвращенья к миру чувств,
Ты с просветленьем истинным един…
Вещей всех двойственность
Из ложных различений происходит.
Виденье, сон, цветок небесный —
За них хвататься стоит ли?
Утрата и находка, истина и ложь —
Отбрось все разом.
Если во сне глаза не закрывать,
То сами прекратятся сновиденья.
Если сознанье различеньям неподвластно,
Все дхармы – таковость одна.
Глубинна таковости сущность,
Недвижна; то, что обусловлено, забыто.
Как равные все дхармы созерцай,
И ты к вещам, как есть они, вернешься…
Пустое, ясное сознанье
Естественным путем себя не утомляет.
Нет места мыслям,
Рассудком, чувством тяжело его постичь.
Обитель Дхармы таковости сущей —
Здесь нету «Я» и нет другого.
Согласным нужно с нею быть;
Недвойственность – одна опора.
В недвойственности все едино;
Ничто в ее состав не входит…
Все мудрецы в десятке направлений
Все тот же принцип исполняют.
В нем спешки нет и промедленья —
Лишь мысль за десять тысяч лет.
Нигде и вместе с тем повсюду,
Все десять направлений – пред тобою…
Существованье – та же пустота;
А пустота – существованье то же.
И если дело обстоит не так,
Не следует подобного держаться.
Одно есть все;
Все есть одно.
Если тебе доступно это,
К чему грустить, что нет итога?
Сознанье с верой – их не два;
Недвойственность – в сознанье вера.
Путь слов всецело перекрыт;
Нет прошлого, и настоящего с грядущим… [328]