помянутые в шести первых условиях следования Путем Будды нравственное смирение и сосредоточенность. Таковы вполне доступные человеку средства достижения своей главной цели – спасения. Но о средствах, которые божественная Основа использует для помощи человеку в достижении его цели, Будда Палийского канона (наставник, чья неприязнь к «глупым вопросам» не уступала раздражению современных физиков-экспериментаторов) говорить отказывался. Он готов был рассуждать о «страдании и конце страдания», то есть о жестоком мире мучения и боли, а также о столь же эмпирически явном факте существования способа, которым человек может освободиться от невзгод и уменьшить сумму зла в окружающем его мире. Только в буддизме махаяны тайны благодати обсуждаются столь же подробно, как в индуистской и особенно в христианской теологии. В более примитивном буддизме Хинаяны теория спасения представляет собой уточнение последних записанных слов Будды: «Все сущее приходит в упадок и истлевает, посему усердно трудитесь для достижения спасения». Как и в приводимом ниже общеизвестном отрывке, важны усилия конкретного человека.
О, Ананда, сами светите себе (будьте сами себе светильниками), сами охраняйте себя, в самих себе найдите убежище! Не ищите опоры ни в чем, кроме как в самих себе!.. И как же сам себе будет светить ученик, как сам охранять себя, как обопрется он на самого себя, свет увидев в Истине, прибегая к Учению, не опираясь ни на что, кроме как на самого себя[542].
Ниже цитируется фрагмент «Чхандогья-упанишады». Эта история призвана проиллюстрировать ту истину, что представлений о спасении столько же, сколько существует уровней духовного знания, и что достигнутый любым человеком уровень свободы (как и степень рабства, в котором человек пребывает) зависит в первую очередь от того, до какого предела душа намерена рассеять свое изначально добровольное невежество.
Атман, который лишен зла, свободен от старости, от смерти, от печали, от голода, от жажды, чье желание – истина, чья воля – истина, – того [Атмана] надо искать, надо стремиться познать. Тот достигает и всех миров, и [исполнения] всех желаний, кто находит и познает этого Атмана», – так сказал Праджапати.
Боги и асуры (и те и другие) услышали это. И они сказали: «Что же! Давайте искать того Атмана, найдя которого достигают и всех миров, и [исполнения] всех желаний». И вот Индра выступил среди богов, Вирочана – среди асуров. Не зная друг о друге, они приблизились к Праджапати с топливом в руках.
Тридцать два года они жили [у него] в учениках. И Праджапати сказал им: «С каким желанием жили вы [здесь]?» Они сказали: «Атман, который лишен зла, свободен от старости, от смерти, от печали, от голода, от жажды, чье желание – истина, чья воля – истина, – того [Атмана] надо искать, надо стремиться познать. Тот достигает и всех миров, и [исполнения] всех желаний, кто находит и познает этого Атмана», – так наставляют слова почтенного. Стремясь к этому [Атману], мы жили [здесь]».
Праджапати сказал им: «Тот пуруша, который виден в глазу, – это Атман». И он сказал: «Это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». – «А тот, который виден в воде и в зеркале, – кто он такой, почтенный?» – «Он и виден во всем этом, – сказал [Праджапати]. – Посмотрите на себя в сосуд с водой и скажите мне о том, чего вы не обнаружите в себе». Они посмотрели в сосуд с водой. Праджапати сказал им: «Что вы видите?» Они сказали: «Мы целиком видим, почтенный, собственное отображение – от волос до ногтей».
Праджапати сказал им: «Разукрасьте себя получше, наденьте прекрасные одежды, нарядитесь и поглядите в сосуд с водой». Они разукрасились, надели прекрасные одежды, нарядились и поглядели в сосуд с водой. Праджапати сказал им: «Что вы видите?»
Они сказали: «Какие мы есть, почтенный, – разукрашенные, одетые в прекрасные одежды, наряженные, – таковы и эти [наши подобия]: разукрашенные, одетые в прекрасные одежды, наряженные». – «Это Атман, – сказал он, – это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». И они удалились с успокоенным сердцем.
И, глядя им вслед, Праджапати сказал: «Они ушли, не постигнув и не найдя Атмана. Те, которые будут следовать этому учению, боги то или асуры, погибнут». И вот Вирочана с успокоенным сердцем пришел к асурам. Он передал им это учение: «Лишь тело следует здесь почитать, о теле следует заботиться. Почитающий здесь тело, заботящийся о теле достигает обоих миров – и этого и того». <…>
Индра же, не дойдя до богов, усмотрел в этом [скрытую] опасность [и подумал]: «Ведь подобно тому, как этот [Атман] разукрашен, когда тело разукрашено; прекрасно одет, когда оно прекрасно одето; наряжен, когда оно наряжено, – точно так же он слеп, когда оно слепо; хром, когда оно хромает; изувечен, когда оно изувечено. Он гибнет вслед за гибелью этого тела. Я не вижу в этом добра».
И он снова пришел [к Праджапати] с топливом в руках. <…> Тогда [Праджапати] сказал ему:
«Тот, кто, блаженствуя, движется во сне, – это Атман, – сказал он, – это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». И Индра удалился с успокоенным сердцем. И, не дойдя до богов, он усмотрел в этом [скрытую] опасность [и подумал]: «Если даже этот [Атман] не слеп, когда тело слепо; не хром, когда оно хромает; [если] он даже не терпит недуга с его недугом; не бывает убит, когда его убивают; не одноглазый, когда у него один глаз, – то все же его словно убивают, словно преследуют, он словно сознает неприятное, он даже словно плачет. Я не вижу в этом добра». <…>
«Когда [человек] погрузился в сон, всецело успокоившись и не видя сновидений, то это Атман, – сказал он, – это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». И [Индра] удалился с успокоенным сердцем. И, не дойдя до богов, он усмотрел в этом [скрытую] опасность [и подумал]: «Поистине, теперь этот [Атман] не знает о себе: «Я – таков», не [знает он] и об этих [других] существах. По-видимому, он подвергается уничтожению. Я не вижу в этом добра». <…>
«Поистине, смертно это тело [и] охвачено смертью. Оно – местопребывание этого бессмертного, бестелесного Атмана. Поистине, наделенный телом охвачен приятным и неприятным – ведь у того, кто наделен телом, нет избавления от приятного и неприятного. Бестелесного же, поистине, не касается ни приятное, ни неприятное.
Бестелесен ветер; облако, молния, гром бестелесны. И когда они поднимаются из пространства, то, достигнув высшего света, принимают каждый свой образ.
И так же это совершенное успокоение поднимается из этого тела и, достигнув высшего света, принимает свой образ. Он – высший пуруша, он двигается там, смеясь, играя, развлекаясь с женщинами, или колесницами, или родными, не вспоминая об этом придатке – теле. Подобно тому как упряжное животное привязано к повозке, так и это дыхание привязано к телу. <…>
«Поистине, боги, которые [пребывают] в мире Брахмана, почитают этого Атмана. Поэтому они владеют и всеми мирами, и всем желанным. Тот достигает и всех миров, и всего желанного, кто, найдя этого Атмана, познает его», – так сказал Праджапати[543].
Поэтому Брахман постигается знанием, подвижничеством и размышлением. Кто, зная это, почитает Брахмана этими тремя [способами], тот идет за пределы Брахмана к высшей божественности среди богов и достигает счастья – негибнущего, неизмеримого, свободного от страдания. Затем, освободившись от тех [чувств], которыми он был наполнен, охвачен и прикреплен к колеснице, он достигает соединения с Атманом[544].
Надлежит постичь и запомнить ту истину, что всякая добродетель и даже Вечное Благо, каковое есть Сам Господь, не в силах сделать человека праведным, добрым или счастливым до тех пор, покуда пребывают они вовне его души, до тех пор, покуда человек общается с тем, что вовне, посредством своих чувств и разума, а не заглядывает в себя, не пытается понять свою жизнь и уяснить, кто и что он есть.
Воистину, Будда никогда не проповедовал спасительную истину, ибо ведал, что каждый должен осознать ее внутри себя.
В чем же состоит спасение? Оно вовсе не в какой-либо исторической вере, не в познании чего-то абстрактного или далекого, не в каких-то ограничениях, правилах и способах обретения добродетели, не в строгости мнений о вере и трудах, о покаянии, прощении грехов, оправдании и освящении; оно вовсе не в какой-либо истине, которую ты отыскал сам или узнал от лучших из людей, почерпнул из лучших книг. Оно лишь в жизни Бога или Христа Божественного, ускоренной и вновь рожденной в тебе, в восстановлении и совершенном слиянии исходно двойной жизни человечества.
В данном случае Лоу опирается на рассуждения Бёме и тех «духовных реформаторов», которых было принято игнорировать либо преследовать среди ортодоксальных протестантов, лютеран, кальвинистов и англикан (здесь, что бывало крайне редко, они сумели прийти к единому мнению). Но очевидно, что новое рождение Бога в душе, о чем писали Лоу и прочие, есть, по сути, опыт, который две с лишним тысячи лет ранее один индус охарактеризовал как осознание «Я», находящегося внутри личности и в то же время стоящего выше индивидуальности.
Ведая все, не влекомый страстью к чему бы то ни было, Он, постигнув все, вышел за пределы всяческого страдания[545].