[578] или те рассуждения, на которые опирается представление о непорочном зачатии. Такой тип «веры» схоласты определяли как акт разума, принужденного к согласию волей.
Вера в трех указанных значениях этого слова играет крайне важную роль не только в событиях повседневной жизни, но также в чистой и прикладной науках. Credo ut intelligam, как известно, и сюда можно добавить, что она ut agam и ut vivam[579]. Вера есть предпосылка любого систематизированного знания, любого целенаправленного действия и любой достойной жизни. Общества скрепляются не страхом большинства перед принуждающей силой меньшинства, а именно широко распространенной верой в порядочность ближних. Подобная вера как бы сама создает свой объект, а общее взаимное недоверие, скажем, вследствие войны или внутренних беспорядков, создает объект недоверия. Переходя из нравственной области в интеллектуальную, мы обнаруживаем веру в основании всякого организованного мышления. Наука и технология не смогли бы существовать, не верь мы в надежность вселенной; по справедливому замечанию Клерка Максвелла[580], мы имплицитно верим, что книга Природы – действительно книга, а не журнал, цельное произведение искусства, а не мешанина собранных вместе обрывков. К этой общей вере в разумность и надежность мира искателю истины надлежит добавить две особых разновидности веры – веру в авторитет квалифицированных экспертов (она позволяет ему соглашаться с точкой зрения, истинность которой сам он не проверял) и веру в собственные рабочие гипотезы, подталкивающую к проверке своих профессиональных убеждений посредством соответствующих действий. Такие действия могут подтвердить убеждения, подтолкнувшие к эксперименту, или, наоборот, могут доказать, что изначальная рабочая гипотеза была непродуманной, что ее следует изменить, дабы она соответствовала фактам и перешла, следовательно, из области веры в область знания.
К четвертому типу веры обыкновенно относят веру религиозную. Это словосочетание употреблять вполне допустимо – не потому, что другие типы веры в религии менее значимы в сравнении с мирскими делами, а потому, что волевое согласие с идеями, истинность которых не поддается проверке, существует в религии и только в религии, будучи характерным дополнением веры как доверия, веры в авторитеты и веры в непроверенные, но поддающиеся проверке положения. По мнению христианских богословов, именно этот тип веры оправдывает и спасает. В своей крайней и наиболее бескомпромиссной форме эта доктрина может быть очень опасной. Вот, например, отрывок из одного из писем Лютера: «Esto peccator, et pecca fortiter; sed fortius crede et gaude in Christo, qui victor est peccati, mortis el mundi. Peccandum est quam diu sic sumus; vita haec non est habitatio justitiae» («Будь грешником и греши обильно, однако еще более верь в Христа и радуйся Христу, грех, смерть и мирскую суету побеждающему. Покуда таковы мы, какие есть, жизни дольней не стать убежищем для праведности»). Вера в оправдание верой опасна тем, что может послужить оправданием греха и даже приглашением к нему, а также тем, что положения этой веры не просто не поддаются проверке, но и противоречат разуму, нравственности и открытиям тех, кто соблюдает все условия духовного проникновения в Природу Вещей. В своем сочинении «О рабстве воли» (De Servo Arbitrio) Лютер писал: «Мы стремимся выяснить, на что способна свободная воля, от чего она зависит, какое отношение она имеет к Божьей благодати. Если мы этого не знаем, то мы ничего не понимаем в христианстве и окажемся хуже всех язычников. Тот, кто этого не понимает, должен признать, что он не христианин. А тот, кто отвергает это или пренебрегает этим, должен знать, что он – злейший враг христиан. Потому что если мне не будет известно, что, в какой мере, насколько я в состоянии сделать для Бога, то в равной степени мне неведомо и неизвестно, что, в какой мере и насколько может сделать и сделает для меня Бог, так как один только Бог производит все во всех. Не зная ни дел, ни могущества Божьего, я не знаю и самого Бога. Не зная Бога, я не могу ни чтить Его, ни славить, ни благодарить Его, ни служить Ему, потому что я не ведаю, насколько я обязан самому себе, а насколько Богу»[581]. Откровение (которое при условии своей подлинности является просто воспоминанием о непосредственном опыте человека, чистого сердцем и нищего духом настолько, что он способен лицезреть Бога) ничего не говорит обо всех этих жутких взглядах, к согласию с которыми воля принуждает разум, совершенно естественно и справедливо упирающийся. Такие воззрения суть не озарения святых, а плоды деловитой фантазии юристов, столь далеких от преодоления самости и предрассудков своего образования, что они имели глупость и наглость объяснять мироздание категориями иудейского и римского права, с которыми им довелось ознакомиться. «Горе вам, книжники и фарисеи!»[582] – изрек Христос. Эти слова были пророческими и останутся таковыми навсегда.
Вечная Философия представляет собой духовную сердцевину всех высших религий; для принятия Вечной Философии и для жизни в соответствии с нею вовсе не требуется вера, о которой писал Лютер. Разумеется, необходима вера как доверие – ибо доверие к ближним является начатком милосердия, а вера в не только материальную, но также в нравственную и духовную надежность мироздания выступает начатком любви к Богу. Еще нужна вера в авторитеты – вера в тех, кому бескорыстие дало право познать духовную Основу сущего, познать непосредственно и опосредованно. Наконец, должна присутствовать и вера в такие утверждения о Реальности, которые сформулированы философами в свете подлинного откровения, – в положения, которые верующий, при соблюдении необходимых условий, сможет проверить самостоятельно. Но до тех пор, пока Вечная Философия будет восприниматься во всей своей сущностной простоте, нет нужды добиваться волевого согласия с положениями, истинность которых изначально не поддается проверке. Здесь нужно добавить, что подобные не поддающиеся проверке положения могут превратиться в поддающиеся, ибо подлинная вера воздействует на психический субстрат и тем самым создает нечто, производную объективность которого можно выявить «где-то там». Впрочем, не будем забывать, что это нечто, обретающее объективность из умственной деятельности людей, истово верующих в его существование, никак не может быть духовной Основой сущего; что разум, активно вовлекаясь в эту добровольную интеллектуальную деятельность, что зовется «религиозной верой», никак не может пребывать в состоянии бескорыстия и бдительной пассивности, каковое является обязательным условием обретения объединяющего познания Основы. Вот почему буддисты утверждают, что «любящая вера ведет на небеса, а приверженность дхарме ведет в нирвану»[583]. Конечно, вера в существование и силу любого сверхъестественного существа, помимо абсолютной духовной Реальности, наряду с любыми формами поклонения, не требующими полного самоотречения, ведет – если предмет поклонения изначально положителен – к улучшению характера и, возможно, к посмертному существованию улучшенной личности в неких «райских» условиях. Но эта личностная жизнь после смерти все равно относится к временному порядку и не является вечной жизнью во вневременном единении с Духом. Вечная жизнь «состоит в познании» Божества, а не в вере во что-либо меньшее, нежели Божество.
Нет надежды на бессмертие в накоплении богатств – воистину, так провозглашают Веды. Поэтому ясно, что труды не могут быть причиной освобождения[584]. (Накопление богатств – это состояние единения с предметом поклонения, достигнутое путем праведных трудов, вдохновленное любовью и верой в нечто меньшее, нежели высшее Божество. – Авт.)
Кармой называется причинная последовательность во времени, из которой мы можем вырваться лишь посредством умерщвления временного «Я» и единения с вечным, лежащим вне всякого времени и вне всяких причин. Ибо, «что касается Первопричины, или Causa Sui (мы цитируем слова выдающегося теолога и философа доктора Ф. Р. Теннанта), тут следует, с одной стороны, помнить, что попытки вывести ее из причинных категорий ведут к опровержению самих себя, поскольку обобщенная причинность содержит в себе противоречие; с другой стороны, нужно помнить, что предельная Основа попросту «есть»». О полном и вечном освобождении можно говорить, только когда человек тоже «попросту есть» в силу единения посредством любви-знания с Основой сущего.
Глава 19Бога не обмануть
Мы настолько измучены дарами,
что не нравится нам ни благочестие, ни грех.
Мы не хотим богатств и садов,
мы не хотим причин для отдохновения.
Пророки говорили: «В сердце есть некое недомогание,
которое наносит ущерб чувству благодарности.
Богатство от него все становится недомоганием;
пища больному разве [дает] силы?
Сколько приятных [вещей] пришло к тебе, о строптивый,
и все стали неприятными, прозрачность их [стала] замутненностью[585]».
Если свобода действительно существует (а даже детерминисты постоянно действуют так, словно они в этом уверены) и если (в чем всегда были уверены те, кто имеет основания и знания для рассуждений на эту тему) существует духовная Реальность, познание которой является главной целью сознания, тогда вся жизнь есть испытание умственных способностей; чем выше уровень сознания и чем больше потенциал живого существа, тем более сложные вопросы будут перед ним вставать. Ибо, как сказал Баджот