[607] Если человек способен «прощать грехи», он вправе воспользоваться своим даром исцеления. Но полностью прощать грехи может только тот, «кто учит, как власть имеющий»[608], будучи бескорыстным проводником божественного Духа. Теоцентричные святые вызывают у обычных, «невозрожденных» человеческих существ любовь и благоговейный ужас; людям хочется быть к ним ближе, но сама их святость вынуждает людей говорить: «Выйди от меня, потому что я человек грешный»[609]. Святость теоцентричного святого позволяет ему прощать грехи тех, кто рядом, и в итоге они обретают возможность начать все сначала, принять последствия своих прошлых проступков (поскольку такие последствия, конечно же, имеются) с обновленным духом, нейтрализовать зло и даже преобразить его в добро. Менее идеальное прощение грехов может быть даровано теми, кто сам не обладает выдающейся святостью, но имеет основания говорить от лица учреждения, которое грешник считает проводником сверхъестественной благодати. В этом случае между непреображенной душой и божественным Духом устанавливается косвенная связь в воображении грешника.
Святые, будучи бескорыстными проводниками Духа, могут совершенно спокойно заниматься психическим врачеванием; они будут знать, когда больной готов принять прощение грехов вместе с исцелением тела. Те, кто не обладает святостью, но может прощать грехи в силу своей принадлежности к учреждению, которое считается проводником благодати, также могут заниматься врачеванием с уверенностью, что не причинят больше вреда, чем пользы. Но, к сожалению, некоторым людям способность к психическому врачеванию дается от рождения, а другие способны развить ее, не приобретая при этом ни малейшей святости. («Можно обладать таким даром и при этом быть отъявленным грешником».) Подобные люди безудержно используют свои способности ради заработка либо ради тщеславия. Зачастую они достигают поразительных результатов, но, лишенные способности отпускать грехи, даже не понимая психических обстоятельств или причин болезни, которую чудесным образом изгнали из тела, они оставляют душу опустошенной и готовой принять семь других дьяволов[610], каждый из которых хуже изгнанного.
Глава 24Ритуал, символ, таинство
Яджнявалкья, – сказал он, – все это объято смертью, все подвержено смерти. Как может приносящий жертву полностью освободиться от объятий смерти?» [Яджнявалкья ответил]: «С помощью жреца хотара, огня, речи. Поистине, речь – хотар жертвы. Эта речь – то же, что и огонь; этот [огонь] – хотар, это – освобождение, это – полное освобождение[611].
Иными словами, ритуалы, таинства и церемониалы приносят пользу до тех пор, пока напоминают участникам об истинной Природе Вещей и о том, какую связь с миром и его божественной Основой они могут и должны (покорившись имманентному и трансцендентальному Духу) установить в действительности. Теоретически, любой ритуал или таинство приносят пользу при условии, что символизируемый объект непременно является неким проявлением божественной Реальности, а связь между символом и фактом четко обозначена и постоянна. Точно так же можно сказать, что любой язык теоретически ничуть не хуже любого другого. Человеческие ощущения возможно полноценно передать по-китайски, по-английски или по-французски. Но на практике китайский лучше всего подходит тем, кто вырос в Китае, английский – тем, кто вырос в Великобритании, а французский – тем, кто вырос во Франции. Разумеется, разобраться в ритуале и понять его смысл гораздо легче, чем овладеть тонкостями иностранного языка. Тем не менее справедливое для языка в значительной степени верно и для ритуала. Ибо людям, которые привыкли думать о Боге с опорой на определенный набор символов, очень трудно начать думать о Нем посредством других, «посторонних», если угодно, слов, церемоний и образов.
Если кто-то, Субхути, скажет, что наивысшее Просветление воистину постигнуто Истинносущим, Достойным [нирваны], Совершенно Просветленным, то тот скажет неверно, тот взирал на меня, не воспринимая сути. Почему так? Нет, Субхути, никакого Учения, которое бы Истинносущий воистину постиг как наивысшее Просветление. И еще, Субхути, Учение, которое Истинносущий воистину постиг и которому учил, не является здесь [в миру] ни истиной, ни ложью. Поэтому Истинносущий проповедовал, что «все Законоучения суть Законоучения Просветленного». Почему же? Субхути, о «всех Законах» Истинносущий проповедовал как о не-Законах. Поэтому и сказано, что «все Законы суть Законы Просветленного.
При всей своей многозначности и полной несхожести с излагаемыми фактами слова все-таки остаются наиболее надежными и точными среди наших символов. Всякий раз, когда нам хочется подробно изложить факты или идеи, приходится обращаться к словам. Церемония, резное или нарисованное изображение могут содержать в себе более глубокий смысл и передавать больше оттенков этого смысла, чем словесная формула; но, скорее всего, они передадут эти оттенки в намного более смутной и расплывчатой форме. В современной литературе часто можно встретить мнение, что средневековые соборы были архитектурным, скульптурным и живописным аналогом теологической summa и что верующие Средневековья, восхищаясь окружавшими их произведениями искусства, одновременно познавали суть вероучения. Это мнение вряд ли разделяли наиболее ревностные клирики Средневековья. Коултон[612] цитирует одного проповедника, который жаловался, что прихожане получают искаженное представление о католицизме, когда разглядывают картины вместо того, чтобы слушать проповедь. (Нечто подобное происходит и в наше время. Индейцы-католики Центральной Америки создали причудливейшие ереси в результате длительных размышлений над резными и рисованными символами, которыми конкистадоры наполнили их храмы.) Недовольство святого Бернарда богатством архитектуры, скульптуры и церемониала в аббатстве Клюни было вызвано как интеллектуальными, так и сугубо нравственными соображениями. «Глаз мой встречает столь пышное обилие разнообразных форм, что поневоле возникает соблазн больше разглядывать камни, нежели читать книги, провести целый день в созерцании резных изображений, а не в размышлениях о законе Божьем». Душа приходит к знанию, объединяющему с Реальностью, в результате размышлений, лишенных какой-либо образности; поэтому те, кто, подобно святому Бернарду и его цистерцианцам, действительно хочет достичь главной цели человека, считают, что чем меньше отвлекающих символов попадается на глаза, тем лучше.
Кто стремится к успеху в делах, здесь богам приносит жертвы,
Ибо в человеческом мире скоро приходит успех, порожденный делами.
Есть четыре рода праведных, чтущих Меня, Арджуна:
Страдающие, стремящиеся к знанью, стремящиеся к обладанью и мудрые, мощный Бхарата;
Лучше всех – мудрый, неизменно-преданный, Единое чтущий.
Я мудрому дорог превыше всего, и он Мне дорог.
Всех высоки достиженью, мудрый же Мне подобен, так полагаю,
Ибо он, преданный духом, Меня, верховного Пути достигает.
После многих рождений мудрый Меня достигает;
«Васудэва есть все», – так мыслит труднонаходимый махатма.
Те же, чью мудрость уносят различные страсти, к иным богам прибегают,
Соблюдая разные обеты, побуждаемые своей природой.
Какие бы образы с верой не почитал поклонник,
Его нерушимую веру Я ему посылаю.
Он ищет милости образа, укрепясь этой верой,
От него получает желанные блага, хотя они Мной даются.
Но приходящим бывает этот плод маломудрых;
К богам идут приносящие жертву богам, но ко Мне идут Мои бхакты (приверженцы. – Ред.).
Неразумные мыслят, что Непроявленный Я достиг проявленья,
Они запредельного, вечного, непревосходимого Моего Бытия не знают.
Я не для всех постижим, йогомайей (иллюзией. – Ред.) скрытый;
Меня, нерожденного, вечного, этот заблудший мир не знает.
Я знаю все существа, Арджуна,
Те, что были, что есть и что будут, Меня же никто не знает.
Влечение и отвращение рождают двойственность, Бхарата,
Все существа в этом мире она ослепляет, подвижник.
Праведные люди, зло в себе уничтожив,
Свободные от двойственности, заблужденья,
Меня почитают, стойкие в обетах.
Если священные ритуалы постоянно отправляются с необходимой верой и пылом, то они оказывают более или менее стабильное воздействие на психическую среду, в которой пребывают индивидуальные разумы и из которой они, так сказать, выкристаллизовываются в личности, достигающие более или менее полного развития, в соответствии с более или менее полным развитием тел, эти личности вмещающих. (Выдающийся современный философ доктор Ч. Д. Броуд[613] в своей статье, опубликованной в «Записках Общества психических исследований», по поводу этой психической среды отметил: «Мы должны всерьез рассмотреть вероятность того, что ощущения личности вызывают более или менее постоянные изменения в структуре или функционировании чего-то, что не является ни разумом личности, ни ее мозгом. Нет никаких оснований предполагать, что эта среда является чем-то, что можно определить через местоимения “мое”, “твое”, “его”, подобно тому, как мы определяем разум и одушевленное тело… Изменения среды, порожденные определенными прошлыми ощущениями индивидуума М, получают новое побуждение от текущих ощущений и интересов индивидуума Н и становятся причинными факторами, порождающими или изменяющими последующие ощущения Н».) Внутри этой психической среды, или внеличностного субстрата индивидуальных разумов, независимо существует нечто, что мы можем метафорически назвать «вихревым движением»: оно обладает собственной, производной и вторичной объективностью; поэтому каждый раз при отправлении ритуала люди, чья вера и пыл достаточно сильны, в самом деле обнаруживают «нечто», отличное от субъективного «чего-то» в своем воображении. До тех пор, пока эта проецируемая психическая сущность питается верой и любовью своих поклонников, она будет располагать объективностьюи способностью откликаться на молитвы. В конечном счете, разумеется, истинными являются слова «Я дающий», смысл которых заключается в том, что все происходит в соответствии с божественными законами, обязательными как для материальных, так и для психических и духовных проявлений мироздания. Тем не менее дэвы (те несовершенные формы, посредством которых люди из-за своего добровольного невежества поклоняются божественной Основе) могут считаться относительно независимыми силами. Примитивное представление о том, что боги питаются приносимыми им жертвами, есть просто-напросто схематичное выражение глубокой истины. Когда культ утрачивает привлекательность, когда вера слабеет, дэвы заболевают и в конце концов умирают. Европа полна старых гробниц, лежащие в которых святые, непорочные девы и реликвии утратили силу и вторичную объективность, которыми когда-то обладали. Например, в те времена, когда жил и творил Чосер, дэв по имени Томас Бекет