– Твоя, – сказала Тая, когда автобус все-таки дополз до нужной остановки. – А мне на следующей.
Нюта рывком поднялась с сиденья, на ватных ногах спустилась с двух высоких ступеней и встала перед дверями. Те судорожно скрипнули и разъехались.
– Спишемся? – спросила Нюта, с трудом разлепив губы.
– Конечно. – Тая смотрела серьезно и пальцы свои, сухие и горячие, продолжала держать на весу. – Иди, сейчас поедет же!..
Нюта шагнула в темень, ее привычно обожгло морозным воздухом, ноги тут же завязли в снежной каше. Но в шее продолжало пульсировать, и этого тепла хватило до самого дома. И даже в подъезде – сыром и пустынном – вдруг вспыхнула лампочка, хотя такой роскоши не случалось с начала зимовья. Проверять, не пустили ли еще и лифт, Нюта не стала – хорошего понемножку – и поднялась по лестнице, оббивая ботинки от снега.
В квартире было прохладно. Прохладнее, чем обычно. Не разуваясь, Нюта прошла на кухню, тронула батарею – ледяная и чуть влажная. Веерные отключения отопления становились нормой. Конечно, зачем обогревать жилища тех, для кого мороз и серость – основа национальной идентичности. За окном опять начинало вьюжить. И стекла под стылым ветром низко гудели, словно провода линий электропередачи. Нюта стянула со спинки стула кухонное полотенце – серое, в пятнах томатного соуса – и подложила под стык оконной рамы, чтобы дуло поменьше.
Она потянулась к застежке сарафана, и в спине что-то хрустнуло. Застежка от боди оставила на колготках стрелку и натерла нежную кожу на внутренней стороне бедра. Стоило ли так наряжаться, решить было сложно. Правда, и вспомнить день, более насыщенный, чем этот, не получалось. Так что Нюта отложила подведение итогов, сгребла шмотки и понесла их в гардеробную. Фиалки встретили ее презрительным молчанием – мало того что сдала их Радионову, так еще и шастала до ночи незнамо где. Она сбросила одежду в корзину для стирки, поковыряла пальцем в горшках – поливать рановато, не прикидывайтесь – и зажгла лампы.
В розовом свете ее голые ноги стали предательски тонкими и белесыми. Как макаронины. Холод и сумрак точно не шли во благо телесному. Телефон, изъятый из тайника, тоже выглядел инопланетным аппаратом: то ли миелофон, то ли рукоятка от светового меча. Нюта покрутила его в руках, представляя, как выкашивает сорняки на невидимых грядках, и полезла проверять сообщения. Ни одного. Славик обиженно молчал уже больше суток. Нюта поморщилась. Ну что за детский сад? С ней за это время могло случиться все что угодно. Действительно все. От скоротечной пневмонии до заключения в морозильную камеру. Впрочем, и с ним тоже. Если не пневмония, то лихорадка какая-нибудь, если не морозильная камера, то отзыв рабочей визы и депортация.
Нюта вдохнула поглубже и набрала текст на этом вдохе, быстро-быстро, чтобы хватило:
«Дорогой мой человек, здесь опять метет, уже тошнит, как оно все метет и метет. Я нормально. Знаю, что ты волнуешься, хоть и надулся. Я скучаю по тебе отчаянно, можно сказать, что тоскую, но это слово из надрывной пьесы, ты такое не любишь. А вот я тебя люблю. Как там твои южные закаты? Как там твои южные восходы? Пришли мне фотку самой дурацкой пальмы, чтобы была похожа на лохматого мальчика. Или на гнома. Лучше на гнома».
Значок сообщения немного помигал, показывая, как медленно грузятся извинения-без-извинений. Потом появилась одна галочка. И тут же другая. Ждал стервец. Небось, телефон из рук не выпускал, чтобы сразу прочитать, как только она сломается первая и напишет. Прочитать и тут же прислать в ответ:
«Сама ты гном».
Нюта с облегчением рассмеялась, схватила чистую пижаму, телефон и пошла в душ, пока горячая вода еще текла из крана. Пробку для слива душевой кабинки они со Славиком искали по всем хозяйственным магазинам, но подходящую так и не нашли. Так что Нюта приноровилась затыкать дырку пакетиком с мятыми салфетками. Вода начала послушно заполнять поддон, горячая и чуть ржавая, и Нюта села на дно кабинки, прислонилась к дверце спиной. Она и комочком свернулась бы, лишь бы максимально уйти под воду, но телефон должен был оставаться в сухой руке.
«Как ты? Только серьезно? – успел уже написать Славик. – Чем занималась?»
Нюта закрыла глаза и попыталась вспомнить события по порядку. От ледяного сугроба с нарциссами до сухих горячих пальцев на шее. Как уместить это в одно сообщение? Никак. Нюта вздохнула и набрала:
«Сначала работала всю ночь, потом откачивала похмельного Радионова, потом гуляла в лесу, а потом ела бомжпакет».
«Ох ты ж. А я дважды поспал, попинал макет и стирку запустил».
Стирать Славик люто ненавидел, больше – только разбирать постиранное. Так что стоило его похвалить. Нюта перехватила телефон мокрой рукой, потому что сухая успела замерзнуть. Набрала, скользя пальцем по экрану:
«Нормальный график, я считаю».
«Что там за работа у тебя ночная? – спросил он, выдав стикер с умильным котиком. – Наконец-то решила торговать юным телом своим?»
«Не такое оно и юное, Слава. Не льсти мне».
Ноги у Нюты затекли, и она закинула их на стенку кабинки. И снова ужаснулась, насколько тонкими и рыхлыми они стали. Еще и цвет приобрели болезненный – как у перемороженной курицы, которую на ночь положили оттаивать в раковину.
«А если серьезно? Все норм?»
Рассказать о нарциссах хотелось отчаянно, даже под ребрами щекотало, но можно ли делать это в переписке, Нюта не знала. Хотя переписка эта была зашифрована и защищена. Уезжая, Славик клялся, что надежнее этой системы не придумать. Так что Нюта ответила, но осторожно:
«Помнишь, ты восхищался акциями в сугробах? Их я до утра и рассматривала».
Славик помолчал. Прислал:
«Серьезно?»
«Ага».
«Пиздец».
И сразу еще:
«Сотри это».
Нюта зачерпнула воду свободной ладонью, умылась. Сердце бухало испуганно.
«Ты же говорил, тут безопасно».
«Да, но не для такого же! Удаляй».
Прислушиваясь к новой пульсации в теле – теперь не горячей и сухой, а гулкой и отрывистой, – Нюта выделила сообщения и удалила их из обоих чатов, своего и Славика.
«Не трепись об этом нигде, пожалуйста», – попросил он.
Нюта вспылила бы, но снова уходить в режим обиженного молчания не хотела. Она положила телефон на ступеньку кабинки, подставила ладонь под горячую струю воды. Та, правда, из обжигающей уже стала просто теплой. Но и того, что набралось, было достаточно, чтобы посидеть еще немного.
«ОК, – напечатала Нюта примирительно. – Пойду сниму объявление с двери подъезда».
Отправила. Славик моргнул огонечком возвращения в сеть.
«Не смешно».
«Неужели ты думаешь, что я об этом стала бы рассказывать кому-то, кроме тебя?»
«Пожалуйста, не вляпайся. Тут активно говорят о гуманитарных визах для творческих профессий. Ты экодизайнер, озеленитель. Можно попробовать проскочить».
Нюта хлопнула ладонью по воде, брызги полетели в лицо.
«Я биолог, Слав, – набрала она. От влажности телефон реагировал на прикосновения с задержкой. – Кто мне позволит выехать?»
«Я уточнил! Если тебе дадут гуманитарную визу, по ней будут обязаны выпустить».
Этот разговор они заводили множество раз, но никогда еще не завершили конкретным планом действий. Только сетования и предложения, которые не выдерживали даже минимальной критики. Слава быстро начинал беситься, Нюта становилась едкой, и потом ей обязательно приходилось извиняться, мол, нет-нет, я не считаю тебя предателем, нет, ты меня не бросил, я не это имела в виду, и не сдаюсь я, Слава, успокойся, знаю, мы придумаем что-нибудь.
«Пф! Ты как это представляешь? – набрала Нюта, понимая, что они вот-вот снова зайдут в тупик. – Допустим, у вас меня пустят. А здешним погранцам я что буду показывать?»
«Смотря каким погранцам, Нют. Найдем тех, кому ничего показывать не придется. Не в аэропорту, конечно».
Нюта закатила глаза. Оторванность Славика от реальности раздражала. Хотя он и не был в этом виноват. Просто жил в мире, где подобные авантюры не заканчивались лицом в сугробе.
«Понимаю, что ты одна не решишься, – примирительно написал он. – Я найду тебе компанию. Просто повагонишь с ними, и все».
«Что за компания, Слав?»
«Неважно пока. Пришли мне сканы паспорта и диплома. И отзывы на твою работу какие-нибудь покучерявей. Коммерческие. Надо сперва с визой решить, а потом с трансфером».
Заразиться его энтузиазмом не получалось. А вот разозлиться – легко. Нюта посмотрела на телефон во влажных пальцах. Что, если утопить его? Взять и уронить в воду. И никакого Славика, манящего ее спасением – но исключительно на словах. Отрезать себя от последнего источника надежды. Ничего же не получится. Ничегошеньки. Зачем они раз за разом обсуждают действия, которые не совершат?
«Не сдавайся, пожалуйста, – написал Славик. – Ты мне очень нужна. Тут. И вообще».
Этого хватило, чтобы глаза начало резать, а в горле предательски запершило. Нюта всхлипнула. Перехватила мокрыми пальцами телефон, напечатала почти вслепую:
«Я не сдаюсь. Паспорт и отзывы пришлю. Просто очень страшно и безысходно».
«Не могу представить, как тебе там, если меня тут тошнит от всех этих ваших новостей».
«Прорвемся, Слав. Да?»
«Да».
Нюта приоткрыла дверцу, высунула руку во внешний холод и положила телефон на кафель. Надо было успеть помыться, пока теплая вода не иссякла. Когда она вылезла из кабинки, от Славы пришло еще одно сообщение:
«Как там твоя сумасшедшая подружка с прокладками?»
Нюта закуталась в полотенце, постояла немного, закрыв глаза и ощупывая пальцами ног мягкий коврик. Его оставил приятель Славика – уже не вспомнить, как его звали, но квартира у него была роскошная, а такой коврик стоил как среднестатистическая продуктовая корзина. Длинный ворс и нежные кисточки на уголках. По спине начала стекать холодная вода с волос. Нюта отжала волосы, перекинула через плечо, вернулась к сообщению. Перечитала. Ну и как там она? Эта подружка. Водит по сомнительным сборищам и пытается застрелить из сложенных в пистолет пальцев. Ответить бы так – чтобы Славик язык проглотил. Но ответила нейтрально, нечего расплескиваться. Встретятся, и она все ему расскажет.