«Подружка норм. Гуляли сегодня. Она прикольная».
«А чем она занимается?»
«Разнорабочая. Была переводчицей, кажется. Но кому теперь нужны переводчики?»
«Ха. – Славик прислал стикер с ухающей совой. – Детка, ты только не увлекайся там. Вообще не вовремя».
По мокрым плечам пробежал озноб.
«Сама разберусь», – напечатала Нюта и отложила телефон.
Нюта вечно влипала в людей не вовремя. То в женатого парня с параллельного курса, у которого должен был вот-вот родиться ребенок. То в препода по биохимии: она даже призналась ему, а тот что-то промямлил и быстро перевелся на другую кафедру, не дождавшись защиты ее курсовой. То в клиентку, для которой оформляла ресторанный дворик; Нюта долго маялась, уместно ли предложить ей выпить вина – так долго, что проект закончился, – а когда все-таки предложила, получила в ответ недоуменный отказ.
Все свои неслучившиеся любови Нюта приносила Славику. Садилась на табурет у кухонного подоконника, утыкалась в него лбом и начинала плакать. А Славик бегал вокруг, таскал коньяк и крепкий чай, целовал в макушку и твердил как заведенный, пока слезы не заканчивались:
– Ты самая замечательная на свете. Самая замечательная. Этот мудак…
– Это она, – всхлипывала Нюта, отверженная рестораторшей.
– Мои извинения, – тут же подхватывал Славик. – Эта коза не знает, кого упустила! Но мы-то знаем! Так?
– Так.
– Ну и все, детка, поплачь, конечно. А потом забей.
– Господи, Слава, почему у тебя все так просто? – спрашивала Нюта, утираясь кухонным полотенцем.
– Дело в том, что я обычно сваливаю за секунду до пиздеца, а ты вечно его дожидаешься.
Потом они обнимались и шли смотреть самый тупой фильм, какой находили на стриминге. О зомби или ковбоях. Или зомби-ковбоях.
«Я знаю, что разберешься, – примирительно написал далекий Славик, с которым не пообниматься, не потупить в кино. – Но я все равно волнуюсь».
«Спокойной ночи, Слав, – ответила Нюта. – Подыши там за меня теплым».
«Обязательно».
Через полчаса телефон отправился в тайник, фиалки были еще раз осмотрены, а Нюта окончательно замерзла в остывающей квартире. Хотела открыть ноутбук и перечитать отзывы клиентов, но представила, как будет листать зеленые фоточки подросших монстер, и отложила на потом. Между ней и сном – глубоким, зябким, до раннего будильника – оставалось всего одно дело. Не самое приятное. Позвонить маме.
Сначала Нюта выпила чай – чуть теплый, на позавчерашней заварке. После поменяла плотные вечерние носки на носки ночные, полегче. Затем легла под одеяло, полежала немного, согревая постель собой. И наконец взяла свой обычный телефон, глубоко вдохнула – но решила не звонить. Слушать мамины причитания не хотелось. Сил спорить не было, а не спорить – и подавно. В крайнем случае можно обойтись сообщением.
«Ма, я в порядке. На работе завал, устала очень. Завтра наберу».
Мама ответила мгновенно – видно, ждала:
«Совсем забыла о матери. А мы с дядей Володей весь вечер чаи гоняли. Сухари нормальные получились, поели их».
«Как он? От Димасика новости есть?»
Написала и сама же поморщилась. Какие новости могут быть? Только если обмороженное тело домой вернут, и то не факт, что удосужатся. А уж об этом мама сообщила бы.
«Вчера репортаж показывали в новостях. Там Димасик был. Кажется».
«Какой репортаж?»
Мама замолчала на три минуты, а потом кинула ссылку. Не стоило по ней проходить. Нюта чувствовала, как даже от адреса официального сайта ЗИМ у нее в теле образуется болезненный спазм. От груди к животу, куда-то под печень, будто провели раскаленным ножом. Или ледяным. Палец, однако, сам собой потянулся к экрану и стукнул по ссылке. Сайт ЗИМ загрузился быстро – видимо, на поддержание его функционала выделили отдельные мощности. Остальной интернет давно уже работал кое-как.
Трехминутный ролик начался с общего плана: перемерзшая, но бесснежная земля, как бывает поздним ноябрем, и пятеро парней в серых робах призывников. Голос диктора затянул что-то напыщенное о лесах Брянщины, и Нюта отключила звук. Картинки хватало. Низкое небо опускалось прямо на колючие ветки деревьев, руки у парней были красные от мороза – она видела это даже в плохом разрешении. Парень, который стоял сбоку, двинулся к дереву, толкнул его, проверяя на прочность. Дерево покачнулось, и Нюта разглядела, что его подпилили – рваная полоса шла через ствол. Парень толкнул сильнее, к нему присоединился еще один. А остальные окружили уже готовый пень почти у самого края кадра и принялись выкапывать его, отбивая лопатами корни. Нюта выключила ролик, когда дерево начало падать и первый толкавший парень повалился следом за стволом.
– Зачем они это делают? – спросила она, дождавшись, когда мама ответит на вызов.
– Ой, хорошо, что ты позвонила. – Голос у мамы был теплый. – Я тебе хотела сон рассказать. Задремала днем, вот, думаю, может, доснится сейчас, такой интересный был, хоть книжку пиши…
– Зачем они валят деревья? – В горле стало горячо и щекотно.
Мама помолчала, и по этой тишине Нюта поняла, что она обиженно жует губы.
– Как зачем? – Сон маму явно покинул, уступая место раздражению. – Чтобы снежный покров ровно лег! Это же приграничная территория, Нюта! Ты глаза-то открой…
Нюта нажала на отбой так яростно, что заболел большой палец. Швырнула телефон в угол кровати, откинула одеяло и пошла к письменному столу. Там среди старых конспектов, распечаток инструкций по уходу за суккулентами и чеков за приобретенный грунт лежал ноутбук. После блокировки сервисов он превратился в абсолютно бесполезный кирпич, и Нюта перестала его включать, чтобы лишний раз не расстраиваться.
А расстраиваться было с чего. В одной из папок, рассортированные по годам, лежали отзывы на ее работу. Прошлую, любимую, отнятую у нее.
«Нюта из тех, кто палку в землю воткнет, а та обязательно пустит корни!»
Ага, только если земля эта не промерзла до основания, а от палки не ждут, что она начнет трижды в год плодоносить.
«Озеленили с Нютой балкон! И не просто балкон, а с северной стороны, там солнца не видно, как говорили классики. Но все цветет!»
Теперь северная сторона повсюду, и цвести у клиентки, конечно, перестало, и балкон замело, небось, уже и не выйти туда – по самые окна снега навалило.
«Нюта – настоящий профессионал. Проект был сложный, с архитектурной значимостью. Наши посетители устроили у зеленой стены фотозону, отмечают в социальных сетях. Сарафанное радио в действии, спасибо Нюте!»
Ни зеленых стен, ни фотозон, и за это тоже в некотором смысле спасибо Нюте. Не лично ей, конечно, но и ей тоже. Она же топтала затянувшийся снег в конце февраля и говорила каждому: «Да обойдется. Ничего страшного. Пометет немного и перестанет. Ну не идиоты же они! Вечная зима – это о смерти. А все хотят жить. Даже перемороженные старики из партии». Ничего Нюта не сделала. Ничегошеньки. Люди выходили на площади с пикетами. Парочка самых отчаянных даже сожгла себя. А она все отмахивалась, мол, обойдется. Не обошлось. Сиди теперь и рыдай над старыми фотками, разглядывай себя – гладенькую, свеженькую, с неизменным горшком в руках. То фикус, то фиттония, то маленький кактус с оранжевым цветком. Их все снесли в пункты приема и перемололи в компост. Ни за что. Просто потому, что живые и зеленые. И снова никто ничего не сделал. Это же не люди, в конце концов.
Нюта рывком закрыла ноутбук, оттолкнула. Почти на ощупь отыскала на столе фактурную обложку «Страстоцвета», прижала к себе, и стало спокойней. Фантомные прикосновения горячих и сухих пальцев Таи пронеслись по загривку. Нюта открыла книгу на случайной странице и прочитала вслух: «Садовник часто бывает еще и сторожем». Хмыкнула, заложила книгу открыткой с акварельными пионами и пошла под одеяло. Утром наступит ее очередь быть садовником в институтской теплице – подвязывать, поливать, удобрять. И сторожить.
11
– Ты где ходишь? – Радионов набросился на Нюту с порога и всучил ей папку с бумагами. – Сделай четыре копии.
Обложка папки была чуть влажная и липкая. Нюта перехватила ее кончиками пальцев.
– Вообще-то у вас секретарь имеется.
Радионов оторвался от нервного копошения в дипломате и поднял на нее глаза. Спать он, кажется, не ложился. И от него несло коньяком. А может, это попахивало от папки. Или от них обоих.
– Синицына, – устало сказал он. – Просто сделай, как я прошу. Пожалуйста.
Под его тяжелым взглядом Нюта положила папку на стол, отыскала в ящике салфетки, протерла обложку и пошла включать копир. Он у них был монструозный – гигантский, пыхтящий и ужасно неторопливый. Пока Нюта настраивала одностороннюю печать и расписывалась в книге учета расходных материалов, Радионов оставался в кабинете. Через открытую дверь было видно, как он застыл у окна. То ли рассматривал что-то на улице. То ли задумался так глубоко, что даже вздрогнул, когда Нюта вернулась с пачкой еще теплой бумаги.
– Сделано.
Радионов повернулся к ней. Потер лицо ладонями, пригладил волосы. Все – медленно и через силу. Выглядел он больным и старым. Нюта даже поморщилась от острого укола жалости.
– Может, чаю вам заварить?
Это тоже входило в обязанности секретаря, вот только пышную Нелечку Степановну, бессменную помощницу Радионова во всех бумажно-чайных делах, видно не было. Может, занята чем. Или больничный взяла. Нюта с ней никогда особо не приятельствовала, но степень ее влияния на Радионова уважала еще со студенческих времен – вовремя налитый чай с лимоном мог спасти от пересдачи пару-тройку безнадежных первокурсников.
– Некогда, – поморщился Радионов. – Опаздываем уже. Пошли.
Нюта как раз разобрала скопированные страницы и скрепила их. А дальше планировала тихонько копаться в теплице и не отсвечивать.
– А я зачем? – поспешно спросила она. – Вы сами давайте…
– Ты тоже там была.
– И что? Я и не видела ничего толком. И образец не изучала…
– Синицына, – все так же устало проговорил Радионов, и этого хватило, чтобы Нюта перестала спорить.