– Что там хоть? – жалобно спросила она. – В образце этом.
– Вот на комиссии и узнаешь.
О комиссии по вопросу ночного происшествия ей сообщили еще в очереди у КПП. В ней толпилась половина института – аппарат на проходной барахлил, долго думал и загорался зеленым через раз.
– А чего спешить? Все равно четвертый этаж на весь день закрыли, – сказала Рахманинова из экспертной группы по суглинкам смешанных лесов. – А я там лекцию должна была читать, между прочим.
– Что они, целый день совещаться будут? – спросил стоявший позади нее начальник отдела природопользования.
– Да ну конечно. Небось не знают, во сколько явятся, сколько просидят, вот и закрыли, чтобы под ногами никто не мешался, – подал голос кто-то сбоку, в большой дутой куртке. – А у нас вообще-то свой план…
– Да что мы для них, люди, что ли? – откликнулись откуда-то, причем достаточно громко.
Вопрос повис в воздухе. И в очереди больше не переговаривались…
Радионов шел по коридору закрытого этажа и постоянно запинался. Он что-то бормотал себе под нос, но что – Нюта не могла расслышать, она отстала от него шага на три, чтобы не врезаться, если он снова затормозит. В кабинет они вошли после сухого стука и такого же сдержанного разрешения. В коридоре было сумрачно – лампы горели в режиме сбережения энергии. А вот кабинет осветили так ярко, что в глазах начало резать. И задернули шторы. Так что пахло внутри не только мужским одеколоном, но и пылью.
– Добрый день, – сказал Радионов и сразу направился к одному из двух стульев, выставленных напротив длинного стола.
По другую его сторону уже сидели члены комиссии. Нюта скользнула по ним взглядом, и слова о добром дне застряли у нее в горле. В центре сидел Лысин, в этот раз облаченный в неприметный серый костюм, который стоил, наверное, как половина институтского бюджета, а то и весь. Лысин отвлекся от разговора с женщиной, сидящей по его левую руку, глянул на Нюту и улыбнулся. Но та не смогла выдавить ответное приветствие. Потому что седовласой женщиной, которая внимательно слушала Лысина, чуть кивая, оказалась Груня. И сколько бы ни пыталась Нюта проморгаться, пока бесконечно долго добиралась до стула рядом с Радионовым, Груня оставалась Груней. Сегодня на ней была строгая белая блуза и то же золотое кольцо на цепочке. Глаза она подвела синим карандашом.
– Отчеты раздай, – прошелестел Радионов, когда Нюта рухнула рядом с ним.
Один он забрал себе, а остальные следовало вручить Лысину, Груне и незнакомому мужчине в черном костюме и с черными же мерзкими усиками. Нюта замешкалась, откинула от лица волосы, как назло выбившиеся из хвоста, и почувствовала, как загорелись щеки. Все смотрели на нее выжидающе. От водянистого взгляда Груни хотелось провалиться под пол, но еще сильнее хотелось ответить на ее взгляд своим испепеляющим. Значит, работаете на министерство, когда не варите кофе и горячий шоколад? А дружочки ваши юные в курсе? Что скажете на это, Аграфена Станиславовна?
– Отчеты раздай! – еще тише и совсем зловеще повторил Радионов, и Нюта уже почти встала, но вдруг на ее плечо легли тонкие пальцы с крысиными ноготками.
– Я раздам, – сказал Кеша Ясминский, возникший словно ниоткуда.
Он проворно подхватил бумаги, обошел стол комиссии и положил рядом с каждым копию, предварительно распахнув на первой странице. И снова шагнул в сторону. Там, оказывается, стоял ряд стульев.
– Глеб Павлович, начинайте, – разрешил Лысин.
Радионов шумно сглотнул, одернул галстук, сглотнул еще раз и заговорил голосом, которым обычно зачитывал нормы безопасности при работе с кислотными реагентами. Нюта попыталась сосредоточиться, но на этот его автоматизированный тон у нее уже выработался рефлекс – она тут же уплывала, и хорошо, если не задремывала с открытыми глазами.
– Экспертной группой в лице руководителя отдела селекции морозостойких культур Радионова Глеба Павловича и старшего научного сотрудника Ясминского Иннокентия Георгиевича были проведены осмотр и изучение выданного нам экземпляра…
Нюта закрыла глаза и вдавила пальцами закрытые веки. А когда убрала руки от лица, поняла, что Груня смотрит на нее, чуть заметно улыбаясь. Губы у нее были блеклые и сухие, с морщинками в уголках. А улыбка – откровенно насмешливая. Груню явно веселила и сама Нюта, и ее удивление, и сонная кома, в которую ее погрузил бубнеж Радионова.
– При первичном осмотре экспертной группой было установлено, что данный экземпляр является представителем семейства амариллисовых и относится к многолетним луковичным растениям. Далее следует приложение номер один со схематической зарисовкой и биологическим описанием данного экземпляра…
Мужчина с тонкими усами, не смущаясь, зевнул. Нюта успела разглядеть старую пломбу в желтоватом зубе.
– Экспертной группой были проведены исследования с применением реагентов и изготовлением опытных препаратов на основе стебля и цветка данного экземпляра. В приложении номер два вы можете увидеть список реагентов. Также…
– Глеб Павлович, – Лысин жалобно сморщился. – Пощадите нас. Расскажите по-человечески, что вы там нашли. Для тупых.
Мужик с тонкими усами прикрыл рукой уже захлопнутый рот и мерзко захихикал. Улыбка сошла с губ Груни, и Нюта была готова поклясться, что она слегка закатила глаза. Кажется, остальные два члена комиссии ее порядком раздражали.
В ответ Радионов неловко крякнул, откашлялся и заговорил своим нормальным голосом – недовольным и деятельным.
– Да что тут скажешь, Федор Евгеньевич, обычный цветок. Настоящий, живой, никаких модификаций. – Он сбился, достал из кармана платок и обтер лоб. – Мы его и так, и эдак. Ничего. Никаких селективных особенностей. И вид у него абсолютно обычный. Ничего мы не нашли, короче…
Лысин нахмурился, но не опасно, а скорее озабоченно. Нюта покосилась на Груню, та смотрела на Радионова со сдержанным интересом. Пока все шло спокойно, но из-за страха в животе у Нюты копошилось что-то с острыми клешнями. Радионова же явно попустило – он даже узел галстука ослабил и откинулся на спинку стула.
– И как же они, такие обычные, раз – и в сугробе выросли? – спросил Лысин.
– Дело не в том, как они выросли посреди сугроба, – ответил Радионов. – Думаю, это была инсценировка. Вырасти они могли только в теплице, других вариантов нет. Уже выросшие цветы привезли и высадили в почву под сугробом. И они просто не успели замерзнуть до нашего приезда. Возможно, дело не в самих цветах, а в значимости места!..
Пока он говорил, острые клешни внутри Нюты заработали активнее и к последним словам Радионова уже вовсю кромсали мягкое, разливая по телу если не кровь, то вязкий страх. Разумеется, будь обыкновенные нарциссы просто высажены под сугроб, до приезда холодовиков они успели бы съежиться и поникнуть. Радионов нес очевидную ерунду, но на лицах членов комиссии не дрогнул ни единый мускул.
– Что вы имеете в виду? – Голос Лысина оставался таким же добродушным, но Нюту пробил озноб.
– Ну, там же пещера ледяная. – Радионов потер переносицу. – Место знаковое, партийное. Самое то для инсценировки. Чтобы мы тут голову ломали, что за цветы такие.
– Ну да, ну да… – Лысин повернулся к мужчине с усиками: – Как вам такое заявление, Михаил Михайлович?
Тот молча пожал плечами. Мнение Груни уточнять не стали. Она сохраняла на лице все тот же сдержанный интерес и пальцами правой руки задумчиво покачивала кольцо.
– Других объяснений у нас нет, – развел руками Радионов. – А уж обстоятельства устанавливать – не для наших голов задача.
– Не для ваших, тут вы правы, Глеб Павлович, – охотно согласился Лысин. – Но у меня к вам остался еще один вопросец. Вот он точно для вашей головы. Потому что дело, как мне кажется, все-таки в цветах. – Лысин захлопнул папку и отодвинул от себя отчет. – Какие мощности должны быть у теплицы, чтобы вырастить нарциссы?
Нюта под столом сцепила пальцы на коленях. Она не могла посмотреть на Радионова – для этого нужно было повернуться, но шею заклинило.
– Достаточно высокие, – ответил Радионов. Стул под ним скрипнул.
– Есть ли такие в институте?
Радионов молчал. Нюта слышала, как он втянул воздух, слышала, как задержал дыхание и как на выдохе из него выскочил ответ:
– Да. В институте такие мощности есть. Теоретически.
Клешни внутри Нюты внезапно опали. И она осталась сидеть так – расслабленная от невозможности испытать еще большее напряжение. Ответ прозвучал. Чего теперь напрягаться?
– Это все, что мы хотели услышать, – сказал тонкоусый Михаил Михайлович. – Будем на связи. Если что еще узнаете – звоните в любое время. И мы тоже позвоним.
И все начали стремительно собираться: Радионов подхватил свой отчет, Кеша собрал остальные три, Лысин задвинул стул за Груней, та что-то ответила, абсолютно по-барски беря его под локоть, а усатый Михаил Михайлович поспешил за ними, на ходу застегивая пиджак. Только Нюта осталась сидеть, смотря перед собой.
– Вставай, – прошипел над ней Кеша и дернул стул за спинку.
Нюта поднялась, ее качнуло, она схватилась за Кешу, но тот сбросил ее ладонь.
– Соберись, – одними губами проговорил он, развернулся и пошел провожать гостей. – Был очень рад, Федор Евгеньевич, для меня большая честь.
– Спасибо за работу, Иннокентий Георгиевич. И вам, Глеб Павлович.
– Да что вы, что вы! Самим любопытно… – отозвался Радионов.
– Да уж, любопытненькое дельце вырисовывается. – Лысин помолчал и продолжил уже громче: – Анечка только у нас сегодня слово так и не взяла.
Нюта медленно обернулась. Выдавила что-то похожее на улыбку, открыла было рот, чтобы ответить, но что отвечать – не придумала. На помощь пришел Радионов:
– Ну, женщины, сами понимаете. Цикличные существа…
Все сдержанно посмеялись и вышли из кабинета. Нюта замерла у стола. Внутри лениво шевелились клешни, но и у них не осталось сил. Внизу живота собралось горячее и жгучее. Будто бы Радионов оказался прав насчет нее в своей нелепой отмазке – просто менструирующая женщина, не обращайте внимания. Но ведь Лысину хватило? Вот и не возникай.