У проходной никого не было, даже охранника. Воротца с валидатором светились зеленым, извещая, что сегодня пропуск можно не доставать. Нюта протиснулась между распахнутыми пластмассовыми лопастями и оказалась во дворе, где нервно курила добрая половина всех сотрудников. Люди кучковались по двое-трое, кочевали от группы к группе и выпускали в воздух дым, пахнущий сырым табаком и тревогой. Стоило Нюте приблизиться, как гул разговоров стих. Она оглядела собравшихся, но в пелене сыпавшего снега не смогла толком разглядеть лиц. Точно знакомые, но безликие и испуганные, внезапно объединившиеся в один настороженный организм, смотрящий на Нюту с любопытством. Она неловко кивнула. От этого организма отделилась фигура и решительно двинулась на Нюту. Через снег она не сразу узнала в ней Кешу: тот завязал ушанку под самым горлом, накинул дубленку с меховым воротником и стал похож на извозчика.
– Синицына! – крикнул он.
Но Нюта уже рванула на себя дверь и оказалась в фойе. Она неслась к лифту, сама не понимая, зачем бежит. Если Кеша не догонит ее тут, то заскочит вместе с ней в лифт. Если не успеет в лифт, то отыщет на этаже. Или в кабинете. Либо в туалете. Нюта думала так, пока бежала, нажимала на кнопку вызова лифта и сразу на кнопку закрытия дверей, потому что тот оказался как раз внизу. Кеша махал ей и решительно шагал по плиткам фойе, когда двери съехались и лифт понес Нюту наверх. Мужик на экране продолжал есть борщ, только изображение немного подрагивало по углам. Нюта смотрела ему куда-то между бровей и считала этажи. На нужном двери разъехались, ключи звякнули на самом дне рюкзака, Нюта на ходу принялась их нащупывать, а когда нащупала наконец и вытащила наружу, то сбилась с шага. Дверь в ее кабинет была распахнута. Внутри толкались трое холодовиков.
«И как они там поместились, тесно же», – рассеянно подумала Нюта, и лишь после этого ее накрыл страх. Она попятилась, но было поздно. Один из холодовиков уже смотрел на нее через прорезь в балаклаве. Там, где белую ткань оттопыривал нос, расползлось желтое пятно. Нюту гадливо передернуло. Холодовик это заметил, глаза его сузились.
– Вот вы, – сказал он. – Документы покажите.
Нюта выронила из рук ключи, и те с лязгом ударились об пол. Она нагнулась, подняла их, забросила в рюкзак и достала из внутреннего кармана паспорт и удостоверение сотрудника института. Передала их холодовику, уже нависшему прямо над ней.
– Си-ни-цы-на, – по слогам прочитал он и обернулся к двоим оставшимся в кабинете. – Синицына нужна?
Один проигнорировал вопрос, а второй начал перебирать бумаги и водить пальцем по отпечатанным строчкам, пока не нашел нужную.
– Есть, – сказал он то, что Нюта и без того знала. – Берем.
От его повседневного тона захотелось взвыть. Нюта сглотнула, загоняя в себя липкий страх. Холодовик рядом с ней деловито кивнул, схватил ее за локоть и потащил по коридору.
– Пройдемте, Синицына.
Нюта с трудом перебирала обмякшими ногами. Она знала, что так будет. Если пришли за Радионовым, перетрясут весь отдел. Но, даже зная, она не успела к этому подготовиться. Не нашла сил на то, чтобы презрительно вырвать локоть, мол, сама пойду, не тащи. И холодовик волок ее по коридору, а она подскальзывалась и семенила, послушная и бескостная.
– Сюда вот заходите. Куртку в кабинете можете оставить.
Он завел Нюту в комнату, где обычно хранилась «печатка» – брошюры, макеты и никому не нужные копии квартальных отчетов. Теперь там расчистили стол и два стула, поставили лампу. Стоявший у стены невысокий полный мужчина в сером костюме разглядывал стопку учебников по биологии, которые до зимовья разрабатывали преподаватели вуза по государственному гранту. Холодовик подтолкнул Нюту вперед и закрыл за ней дверь. Мужчина оторвался от книжек и посмотрел на нее. Лицо его, сероватое и блестящее, казалось, было обмазано лаком.
– Вы у нас… – протянул он и замолчал, ожидая подсказки.
– Синицына. – Нюта постаралась, чтобы голос не дрожал, и вроде бы у нее получилось.
– Ага, Синицына. – Мужчина полистал папки, лежащие на столе. – Да вы садитесь.
Нюта потянула молнию пуховика, сняла его и сложила на тумбочке. Подошла к столу. Колени, кажется, начали гнуться сразу во все стороны. Нюта схватилась за спинку стула, оперлась на нее и с трудом опустилась на сиденье. Оно было холодным и скользким, ей пришлось обхватить пальцами край, чтобы не сползти на пол.
– Руки на стол положите, – велел мужчина.
Нюта вскинула глаза. Он равнодушно смотрел на нее, дожидаясь, пока она вытащит руки и положит перед собой. Нюта втянула носом воздух и поняла, что в комнате пахнет только пылью, бумагой и ее потным испугом. От мужчины не пахло совсем, даже стиральным порошком. Он весь был абсолютно невыразительный. Разве что его полнота, плохо скрываемая костюмной тканью, выдавала в нем человека, а не исполнителя определенных задач.
– Капитан Милютин, – представился он. – Министерство сохранения снежного покрова, департамент научно-технологической политики и образования.
Какого черта в этом департаменте, который до зимовья относился к Министерству сельского хозяйства и занимался, в частности, разработкой различных программ агрокомплекса, вдруг оказался капитан с отмороженным лицом холодовика, Нюта уточнять не стала. Кивнула и уставилась на свои пальцы. Ногти следовало подстричь. Или хотя бы почистить.
– Итак, Анна Степановна, правильно ли я понимаю, что вы присутствовали на выездном осмотре места происшествия в районе парка Зарядье вместе с Радионовым Глебом Павловичем?
Нюта кивнула. Капитан Милютин что-то пометил в папке.
– Вами был проведен осмотр. Что вы там обнаружили?
– Отчет у вас в папке есть, скорее всего, – огрызнулась Нюта и замерла, не понимая, откуда в ней вообще взялась злость, если внутри не осталось ничего, кроме мерзлого онемения.
Милютин поднял глаза и воззрился на нее. Радужки у него были серые с темными крапинками. Смотрел он равнодушно.
– Что вы там обнаружили, Синицына? Перескажите.
Молчание затянулось, Милютин, не сводя с нее глаз, начал постукивать ботинком по полу.
– Отказываетесь говорить? – уточнил он.
Нюта покачала головой.
– Просто не понимаю зачем, если у вас все есть. Хорошо. – Она набрала побольше воздуха. – Нас с Глебом Павловичем привезли на место происшествия. Там уже собралось много людей, почти все – в форме холодовиков. Нас провели через ограждение, показали сугроб, в котором росли нарциссы.
– Это были настоящие нарциссы? Не муляж? – переспросил Милютин и занес ручку над листом, куда старательно записывал ее слова.
– Не муляж, – подумав, ответила Нюта. – По всем признакам – живые нарциссы. Голый стебель, лентообразные листья, околоцветник лепестковидный, похожий на трубчатую воронку, тычинок шесть. Луковицы находились под снегом. Мы раскопали место, думали, что их просто в сугроб запихнули для вида. – Нюта помолчала, но решила все-таки не врать. – Оказалось, что нарциссы проросли через замерзшую почву. Каким образом – непонятно. Продолжать?
Милютин дописал предложение, поставил точку и задумался.
– А с Радионовым Глебом Павловичем вы вступили в преступный сговор до или после прибытия на место происшествия?
Нюта попыталась улыбнуться, но лицо свело судорогой.
– Что, простите?
Милютин снова сделал пометку на листке и повторил:
– В преступный сговор с Радионовым вы когда вступили?
– Какой сговор?
– Пре-ступ-ный, – медленно и внятно сказал Милютин. – По сокрытию его экстремистской деятельности. Или вы активно в ней участвовали, Анна Степановна? Непосредственно помогали своему руководителю выводить морозоустойчивые луковицы? А может, просто связной являлись? Передавали посылки от него каким-нибудь невзрачным типчикам на парковке, а?
Карточка от ячейки на Восточном вокзале, лежащая в нагрудном кармане, в секунду стала горячей и задвигалась, словно живая. Нюта дернулась и прижала к ней ладонь.
– Нечего за сердце хвататься, Синицына, – скривился Милютин. – Раньше следовало думать. А теперь вам только чистосердечное признание остается. Так что начинайте рассказывать.
Нюта медленно опустила руку обратно на стол, выпрямилась и постаралась вложить в голос максимум оставшихся у нее сил.
– Ни о какой преступной деятельности Радионова я не знаю.
– Врешь! – Милютин легко перешел на «ты». – Я тебя, суку, в колонию отправлю. Будешь лед зубами грызть. Поняла меня?
Он поднялся со стула, схватил Нюту за плечо, вывернул ей руку и прижал лицом к столу. Она не успела даже пискнуть, как впечаталась носом в столешницу. Попыталась приподняться, но руки Милютина крепко удерживали ее так – лицом вниз. Больно Нюте не было, скорее неловко и странно. Почему этот блеклый мужчина в костюме вдруг хватает ее своими пухлыми ладонями и бьет об стол? Наверное, это какая-то ошибка. Так же не бывает. Сейчас до него это дойдет, он смутится, начнет извиняться. Покраснеет, может, станет потным…
– А может, это ты придумала? Подговорила старого пердуна, чтобы он дружкам твоим из «Оттепели» помогал, а? – зашипел ей на ухо Милютин. – Мне так записать? Так? Что Радионов у нас исполнитель, а ты, пигалица драная, организатор? Пришьем тебе террористическую деятельность с целью нарушения снежного покрова. Цветочки эти тебе знаешь, куда засунут? А? Знаешь куда?..
Нюта дернулась сильнее, в шее что-то натянулось и расползлось болью. Она схватила воздух ртом, рванулась в сторону. Милютин чертыхнулся и надавил сильнее.
– Отпустите! – просипела Нюта. – Я ничего не знаю, отпустите…
Плечо хрустело в суставе. Нюта застонала, судорожно соображая, помогут ли ей слезы? Вдруг Милютин сжалится? И уже почти собралась расплакаться, как дверь со стуком распахнулась и в комнату кто-то вошел. Милютин тут же ослабил хватку и выпрямился.
– Отставить, – приказал вошедший. – Идите, капитан. Я тут разберусь.
Милютин растворился раньше, чем Нюта сумела выпрямиться. Рука слушалась плохо – повисла вдоль тела, налилась тяжелой болью. Нос, кажется, слегка распух, Нюта ощупала его послушной рукой и наконец оглянулась на спасителя. Лысин смотрел на нее с сочувствием.